Степан Кашурко ВЗАИМООТНОШЕНИЯ советских военачальников в период и после окончания Великой Отечественной войны принадлежат к числу самых малоизвестных страниц нашей истории. Мне довелось быть порученцем маршала Конева по поисковой работе, поскольку в конце своей жизни Иван Степанович возглавлял Центральный штаб Всесоюзного похода молодежи по местам боевой славы советского народа, и кое-что узнать о его ссоре с Георгием Константиновичем Жуковым.
КАК БЬЮТ СВОИ
Напомню читателям, что за мужество и неоценимую помощь в борьбе с Берией в июне 1953 г. и с "антипартийной группой" Маленкова-Молотова-Булганина-Кагановича в июне 1957 г. Никита Хрущев воздал маршалу Жукову самые высокие почести. Но как только первый секретарь ЦК КПСС достиг своей цели, устранил наиболее опасных для него в ту пору соперников, Георгий Константинович стал ему больше не нужен. Да и авторитет четырежды Героя Советского Союза беспокоил. И тогда он решил избавиться от министра обороны.
Жуков был отправлен с "официальным визитом" в Югославию и Албанию дальним и долгим морским путем на крейсере "Куйбышев". Между тем в Москве втайне готовился внеочередной пленум ЦК КПСС, задача которого была одна - "свалить" прославленного маршала. А великий полководец легко попался в ловушку прожженных политинтриганов и понял, что происходит нечто неладное, только тогда, когда внезапно и бесследно исчезли и крейсер, доставивший его на Балканы, и сопровождавшая "Куйбышев" эскадра кораблей.
По прибытии в Москву Жукова без промедления пригласили в Кремль. Здесь по разработанному Хрущевым сценарию был разыгран постыдный политический спектакль, главные роли в котором коварно и бессовестно исполняли вчерашние соратники Георгия Константиновича. Один за другим поднимались на трибуну Андрей Еременко, Сергей Бирюзов, Матвей Захаров, Василий Чуйков, Василий Соколовский, другие военачальники. Они "осуждали" своего боевого товарища как "заговорщика", зарвавшегося "бонапартиста", стремящегося к неограниченной власти, планирующего подмять под себя руководство партии, и т.д. и т.п.
Одним словом, дружно били и топтали того, перед кем еще недавно стояли по стойке "смирно". И не нашлось ни одного осмелившегося заступиться - даже среди тех, кто и карьерой, и жизнью своей обязан был Жукову. В том числе и маршал Конев. Последний же мало того, что в октябре 1957-го громогласно обвинил Жукова в предательстве интересов партии на пленуме в Кремле, чуть позже он беспощадно разнес Георгия Константиновича в главной газете СССР - "Правде".
Однако Хрущеву этих "гневных речей" показалось мало, и он выпустил на сцену резервный корпус экзекуторов рангом помельче - приглашенных на пленум командующих войсками округов, армиями, флотами и членов военных советов. Разумеется, все они заранее надежно были обработаны партаппаратом, чтобы не случилось осечки.
В заключение, глядя торжествующе на побледневшего, сникшего Жукова, Хрущев, вскинув правую руку над головой, прокричал:
- Кто за то, чтобы вывести товарища Жукова из состава Президиума ЦК и снять с поста министра обороны, прошу поднять руки!
Лес рук потянулся кверху...
- Единогласно. Прошу опустить. Кто против? Никого. Кто воздержался? Никто. Принимается единогласно, - победно произнес Никита Сергеевич.
Разумеется, он и помыслить не мог тогда, что ровно семь лет спустя, в октябре 1964 г., над ним также вдоволь поизгаляются, отведут душу в злобных филиппиках его ближайшие партейгеноссен - Брежнев, Суслов, Подгорный и разные прихвостни помельче...
УГРЫЗЕНИЯ СОВЕСТИ
В конце жизни Иван Конев, мучимый угрызениями совести, не раз пытался поговорить с Георгием Жуковым. Но - тщетно: тот не желал с ним общаться. В беседах со мной (а между нами сложились очень доверительные отношения) Иван Степанович многократно корил себя за содеянное. А однажды поведал, что произошло с ним в октябре 1941-го.
- В Смоленском сражении, - рассказывал маршал, - наши обороняющиеся войска понесли огромные потери. Три армии попали в окружение. А ведь это паника, неуправляемость. Кое-как справившись с этим, мы перешли в контрнаступление, которое, к сожалению, успеха не имело. Сталин лихорадочно искал выход из опасного положения. Искал замену командующему Западным фронтом маршалу Тимошенко. Выбор пал на меня, генерал-лейтенанта, командарма 19-й. Мне в срочном порядке присвоили звание генерал-полковника, и на следующий день я уже возглавил фронт.
- Но чуда не произошло, - с горечью продолжал Конев. - 2 октября Гитлер двинул на Москву около восьми десятков отборных дивизий, 1700 танков и почти 1500 самолетов. Истекая кровью, наши войска вновь попали в окружение. Немцы устремились к Москве, а моя жизнь повисла на волоске: я наверняка разделил бы участь расстрелянного генерала армии Дмитрия Павлова, и только решительное, смелое вмешательство Георгия Константиновича, прибывшего мне на смену, спасло меня от сталинского гнева. Жуков отстоял меня и назначил своим заместителем. Спасибо ему.
"МЕНЯ ОБЛОЖИЛИ, КАК НА ОХОТЕ..."
В канун 25-летия Победы Конев пригласил меня для рассылки и доставки праздничных поздравлений. В тот день ему, казалось, повезло: наконец-то, дозвонился до Жукова. Однако Георгий Константинович, услышав голос Конева, бросил трубку телефона. Раздосадованный Иван Степанович тяжело опустился в кресло и, как бы оправдываясь, заговорил сбивчиво и нервно:
- Я, конечно, виноват: будучи его первым заместителем, не сообщил о грядущем заговоре. Тогда, в Югославии, Жуков был поставлен в глупое, дурацкое положение. Но, подумай, что я мог тогда поделать. Обстоятельства сложились, как на охоте за зверем: ни назад, ни вперед, ни влево, ни вправо - кругом красные флажки. Единственное требование: ты коммунист, выполняй партийное решение, партийный долг. Дисциплина, брат, да еще какая - партийная, не хухры-мухры. А ведь я не рядовой коммунист - член ЦК, депутат Верховного Совета, маршал, Герой... Попытался было отвертеться, так тут же намекнули на сговор: мол, и тебя, как первого зама, вместе с Жуковым привлечем к ответу. Вертелся, крутился, а положение безвыходное. Ну хоть стреляйся...
Иван Степанович задумался и вдруг горько произнес:
- Признаюсь, впервые в жизни спасовал, можно сказать - струсил. В войну - другое дело. Там все проще: перед тобой враг, агрессор. Его надо уничтожить. И точка. А тут черт знает что и кто: ЦК, Хрущев, Суслов, "политическая целесообразность". Поди сразу разберись - что и кто это? Вот когда кого выбросят из Кремля, тогда все вроде бы становится ясным... Понимаешь, перед Гитлером устоял, а тут вот перед этими... не устоял, сломался и теперь на старости лет казню себя.
Надо заметить, что к концу жизни Конев был уже не тот безоглядный рубака-коммунист. В разговорах то и дело все отчетливее сквозили слова разочарования. "Куда идем, куда катимся?" - не раз говаривал старый маршал.
- А про Жукова в "Правду" я не писал, - вдруг признался Конев. - Из ЦК, из отдела пропаганды мне позвонили: "Статья о проделках Жукова готова. Вам остается только ее подписать".- "Какая еще статья? - возмутился я. - Хватит того, что было на пленуме. Подписывать не буду - и точка".
А часа через два позвонил сам Хрущев: "Завтра в "Правде" читай свою статью. И без фокусов. Понял?"
Что оставалось делать? Ждать появления не мной сочиненной против Жукова враждебной статьи. "Нет, не напечатают, совести не хватит", - думал я. Однако назавтра развернул "Правду" и глазам не поверил: действительно, статья за моей подписью. Огромная такая, на два подвальных разворота: "Сила Советской Армии и Флота - в руководстве партии, в неразрывной связи с народом". А далее целое обвинительное заключение. И сразу, по сути дела, приговор Жукову. Приговор окончательный - обжалованию не подлежащий.
Вот так-то делались у нас дела, друг мой. Так-то вершились судьбы людские... И ведь где опровергнешь, что не ты писал: в "Правде", в "Известиях", в "Красной звезде" или в "Комсомолке"?.. Перед кем и где выступать с речами, с критикой? Тут же в миг скрутили бы в бараний рог. Любого скрутили бы, не взирая на лица.
ПОКАЯННОЕ ПИСЬМО
Глядя на то, как Иван Степанович усердно подписывает поздравления с Днем Победы, я подсказал:
- И Георгию Константиновичу послать надо.
- А что, предложение дельное, - согласился Конев. - Напишу: так и так, мой фронтовой друг Георгий Константинович. Виноват. Во всем виноват. Прости меня, грешного, хоть перед смертью прости.
Обычно наша работа строилась следующим образом: я сидел за столом и записывал, а маршал ходил по кабинету и диктовал. Однако на сей раз мы поменялись местами. Волнуясь, он сам взялся за перо. Но убедительное послание не получалось. Нервничая, Иван Степанович рвал в клочья исписанный лист и брался за другой. Писал долго, мучительно долго. Затем письмо вложил в фирменный конверт и протянул мне:
- Доверяю. Строго конфиденциально. Лично в руки адресату.
Затем маршал напутственно молвил:
- Ну, с Богом!
Прибыв к Жукову, изрядно волнуясь, я протянул ему послание. Достав письмо, Георгий Константинович, хмурясь, прочел его и, ни слова не говоря, размашисто начертал "резолюцию":
"Предательства не прощаю! Прощения проси у Бога! Грехи отмаливай в церкви!
Г. Жуков"
От энергичного росчерка Жукова последний восклицательный знак прорвал дыру в листе бумаги.
- А это вместо печати! - беспощадно съязвил Георгий Константинович.
Моего возвращения Конев ждал с нетерпением. Взглянув на четкий, как выстрел, ответ, вздрогнул и, видимо, смирившись, произнес удрученно:
- Молодец! По-снайперски, прямо в сердце! И поделом. Ну что ж, история рассудит...
И рассудила: вечным сном маршалы Победы мирно спят рядом у Кремлевской стены.
В то время Конев взял с меня слово: держать эту историю в строгой тайне до нового столетия. Слово, данное моему дорогому наставнику, я сдержал и решил поведать о том давнем эпизоде в канун 105-й годовщины со дня его рождения.
Дарья Гармоненко