Первая охота – как первая любовь

Охотничьи истории не меняются уже не первый век...
Василий Перов «Охотники на привале» 1871 год (Из собрания ГТГ)

В Группе Советских войск в Германии (ГСВГ) Всеармейское охотничье общество занимало большое место в жизни офицеров, прапорщиков и гражданского персонала.

Каждый выезд коллектива военных охотников на охоту становился одним из самых обсуждаемых событий в гарнизоне среди мужской части населения до следующей поездки.

В охотничье общество на период службы охотно вливались новые члены, даже те, кто раньше несколько снисходительно относился к этому виду досуга. Это и понятно. В свободное время основными увлечениями у мужчин в группе войск были охота и рыбалка, а у женщин – походы по местным магазинам, как сейчас говорят, шопинг.

В нашем городке рядом с домом, где проживал я с семьей, располагалась баня, которую регулярно по субботам посещали практически все сослуживцы и соседи по дому. Разговоры об охоте, как правило, начинались еще в парилке, а затем плавно перетекали в небольшую комнатку при буфете, которую между собой мы, по случаю нахождения в ГДР, помпезно называли нашим банным гаштетом.

Ну, конечно, пили пиво, выпивали понемногу, а в основном трепались обо всем, однако больше всего все-таки об охоте.

Поскольку на службу в ГСВГ я прибыл недавно и до этого на охоте не был ни разу, то на тех счастливчиков, кто уже многократно участвовал в этих праздниках жизни, смотрел с некоторой долей зависти и был благодарным и внимательным слушателем их охотничьих подвигов.

Одним из самых ярких рассказчиков был майор Борис Дунякин – зам. по тылу полка.

В один из таких субботних вечеров, когда уже было изрядно принято на грудь, Борис рассказывал об очередном успешном выезде на природу и красочно живописал о том, как он налево и направо укладывал кабанов и коз.

И здесь я впервые усомнился в его снайперских способностях, да и в охотничьей ловкости. Видимо, основной причиной стало количество уже употребленного зелья, которое возбудило во мне до сих пор тлеющие сомнения. Хотя для них и раньше были основания. Во-первых, потому, что Борис носил очки, как мне казалось, с довольно сильной диоптрией. Кроме того, он ни разу не побаловал нас приготовлениями из своих трофеев. А вот тот же Никитич, прапорщик, наш сосед по дому и заядлый рыбак, регулярно угощал нас в бане сушеной или вяленой рыбкой к пиву.

Вот тогда, в пылу спора, Борис и пригласил меня на охоту, правда, не в роли стрелка, а всего лишь загонщика, на что я все равно согласился.

Через пару недель, встретившись в бане, он объявил, что в это воскресенье мы выезжаем на охоту.

– Готовься.

Собирался я тщательно. Оделся тепло и с собой в рюкзак кроме термоса с чаем и бутербродов положил фляжку с водкой. Решил, что для первого раза этого будет достаточно.

Очень рано в воскресенье, когда мы с Борисом подошли к КПП, там уже стоял автобус, в котором сидели командир нашего полка полковник Сеньшов и подполковник Курицын из штаба дивизии. Рядом топталось охотничье войско с ружьями. Среди них выделялся очень плотный, небольшого роста человек, что-то заразительно рассказывающий и сам вместе со всеми громко смеющийся.

– Это наш старший, подполковник Овечкин, наверное, опять свои байки травит, – пояснил Борис.

Когда приехали на место, Овечкин, выйдя из автобуса, встретился с двумя егерями и, сильно жестикулируя, что-то доказывал им, видимо, на не совсем понятном немецком.

После этой дискуссии были окончательно определены план охоты, стрелки на номера и загонная команда вместе со мной.

Когда все были на местах, мы по указанию егеря пошли в гущу леса, громко крича и стуча палками. Довольно скоро увидели весьма крупного кабана. Мне стало немного не по себе, ведь я никогда раньше не видел такого большого зверя в естественной обстановке, и на всякий случай уже примерился к недалеко стоящей березе, чтобы в случае чего-то непредвиденного на нее эвакуироваться. Осторожно ступая, я уже сделал по направлению к ней несколько шагов.

Однако кабан, не обращая на нас внимания, вдруг повернул чуть-чуть в сторону и потрусил к недалеко стоящему на номере Овечкину.

Зная его, по рассказам Бориса, как опытного и сильного охотника, особенно вспомнилось, как в автобусе он хвастался новыми пулями со стабилизатором, которыми можно уложить и слона, я торжествующе ухмыльнулся и мысленно поздравил себя с первым охотничьим трофеем.

Через несколько секунд раздался выстрел, второй, и животное, видимо, раненое, слегка притормозило, а потом вдруг быстро направилось прямо туда, где стоял стрелявший.

Сразу же послышались сильный шум, треск, и немного правее нас выскочил наш старшой, без ружья, шапочки и, как шарик, покатился в сторону опушки. Бежал он, как на стометровке. Можно было подумать, что ему вставили реактивный двигатель. За ним летел разъяренный кабан.

– Куда же он бежит,– подумал я, – ведь там вода, то есть узкая, шириной около шести метров заполненная водой канава длиной около пятидесяти метров.

Несмотря на невероятную резвость убегающего охотника, кабан почти догнал его. Но тот вдруг у самой кромки воды оттолкнулся, как при прыжках в длину, и вперед головой прыгнул на другой берег.

На тот берег он упал прямо на грудь и остался неподвижно лежать. Послышался лишь всплеск от приводнившихся ног в сапогах. Кабан остановился, понюхал воду, постоял и не спеша побежал в сторону крайнего номера, где стоял мой гуру – Борис.

Все с нетерпением ожидали выстрелов и завершения предыдущего неудачного эпизода, но слышался только громкий треск от уходившего кабана, который без помех, не торопясь, растворился в глубине леса. Остальные охотники стрелять не могли, боясь зацепить своего товарища.

Спустя несколько минут все неспешно стали сходиться к месту, где на том берегу еще лежал обессилевший стрелок.

Когда все собрались, Овечкин приподнял голову и спросил:

– А где он?

Все дружно рассмеялись.

– Да вставай ты, Васильич, чего разлегся, – обратился к нему подполковник Курицын. – Перебирайся к нам. Небось, весь промок.

Пострадавший сначала встал на карачки и с трудом поднялся. Обвел нас каким-то мутным взглядом и спросил:

– А как?

Было видно, что он еще не совсем отошел от рекордного забега и прыжка.

Курицын, посмеиваясь, посоветовал:

– Раз уж ты туда смог так сигануть, таким же макаром давай и назад, а мы потом постараемся все сделать, чтобы твой прыжок занесли в Книгу рекордов.

Все захохотали и пошли в сторону Бориса.

Нашли его совсем не там, где ему было определено, а метрах в десяти за высокой сосной. Он стоял по стойке смирно, очень бледный, без очков, ружье было приставлено к ноге.

– Борис, ты че, струхнул? Чего не стрелял? – спросил все тот же Курицын.

Мой учитель посмотрел на нас и тихо ответил:

– Мужики, он как попер на меня, глаза красные, ухо порвано, зверюга зверюгой, да и чего-то сердце прижало, даже не знаю почему.

Чувствовалось, что в это никто не поверил. Все молча развернулись и пошли навстречу идущим егерям.

В этот день мы сделали еще два захода и все-таки завалили одного кабана. Борис и Овечкин это мероприятие пропустили: отходили от волнений в автобусе.

Когда мы вернулись в автобус, два неудачливых охотника уже были в состоянии «грогги», как после тяжелейшего нокдауна. Они были в стельку пьяны.

С трудом, не слушая их оправданий, перетащили обоих на заднее сиденье.

Успешно отметив завершение охоты и поделив добычу, под сопровождение богатырского храпа, доносившегося с заднего сиденья, коллектив охотников тронулся в обратный путь.

На стоянку к КПП подъехали, когда уже стемнело. Все весело выгрузились, и кто-то вдруг вспомнил:

– А этих двух суперстрелков как доставлять будем?

Решили сначала отвести Овечкина, а потом Бориса, но поскольку он был плохо транспортабелен, то сопровождающим к моему учителю определили меня.

Кое-как разбудили обоих и постарались вразумить, что они уже приехали домой.

Это вроде бы удалось, потому что Овечкин сам вылез из автобуса и молча, ни с кем не попрощавшись, нетвердым шагом направился к своему подъезду.

Мы с Борисом проехали чуть дальше и с моей помощью, но с большим трудом вылезли из автобуса.

Борис жил на втором этаже. Как назло, ни на первом, ни на втором света почему-то не было.

Войдя в подъезд, осторожно поддерживая и подталкивая своего гуру сзади, мы начали восхождение. Наконец добрались до второго этажа. Было темно, прямо была дверь Бориса.

Поставив покачивающегося Бориса перед дверью, я нажал звонок и отступил за него на предпоследнюю ступеньку.

Дверь резко открылась, и в ярком проеме обозначился крепко сложенный силуэт.

– Ну что, сволочь, опять нажрался? – прошипел явно женский голос.

Затем последовал прямой, чисто боксерский удар. Борис, опрокинувшись назад, вместе со мной покатился вниз. Видимо, в момент падения я, кажется, громко выматерился, и тут же раздался нежнейший грудной женский голос:

– Гришенька, сынок, папа, кажется, с гостем пришел, спустись вниз, проводи их в дом, а то лампочка перегорела – ничего не видно.

Юноша быстро спустился по лестнице и помог нам подняться. Вместе мы доставили главу семьи сразу в спальню.

Оксана Алексеевна, вторая половина этой ячейки общества, женщина приличной упитанности и гренадерского роста, судя по теплой встрече мужа, главная в семье, все время щебетала и извинялась.

Смазав мне поцарапанную щеку йодом, она пригласила на кухню, где сын уже приготовил чай.

Я с большим трудом отбился от этого предложения и пошел домой. По дороге философски рассуждал о превратностях жизни и о том, сколько же может случиться с человеком событий всего за один день.

С тех пор прошло уже много времени, и при последующих моих выездах на охоту, уже в Союзе, было также немало курьезных случаев, но эту, свою первую охоту (как и первую любовь), я до сих пор помню в мельчайших деталях и жалею только об одном: что больше никогда не встречался с ее участниками.