Бремя "крестного отца"

Поступок Штирлица отпугивает некоторых нелегальных агентов от сотрудничества.
Кадр из фильма «Семнадцать мгновений весны»

Это было более 40 лет тому назад. Я служил тогда в ГДР и занимался помимо прочего подбором агентуры из числа немцев, способных выполнять наши задания на Западе, работая с нелегальных позиций – то есть под чужим именем с поддельными документами в кармане. Подобная категория агентуры готовится долго и тщательно. На задание уходят только специалисты высочайшей квалификации, «просеянные», если можно так выразиться, через десяток сит. Оно и понятно. Тут как раз могут потребоваться многие из тех талантов, какими обладают незабвенные герои всех кинобоевиков о разведчиках.

ДОВЕРИТЕЛЬНЫЙ ВЫСТРЕЛ

В один из октябрьских дней 1967 года я прощался с агентом Клаусом, который через пару часов должен был уходить на дело. В подготовке Клауса участвовало около десятка наших сотрудников. Но я был ему вроде «крестного отца». Я его нашел, приобщил к разведке, обучил азам оперативного искусства. Мне пришлось крепко повоевать за него в руководящих кабинетах, поскольку в биографии Клауса была одна закавыка, из-за которой его чуть не сняли с подготовки.

Дело в том, что отец агента состоял в НСДАП, служил в Ваффен-СС и геройски погиб в самом начале войны с нами. Клаус отца не помнил. Он был воспитан матерью – дочерью активного антифашиста, умершего в «кацете». Казалось бы, отец тут ни при чем, однако анкета есть анкета, тем более что сам «Клаус» правду об отце знал и страдал от этого неким подобием комплекса неполноценности. Он был хорошим, исключительно порядочным парнем и из кожи вон лез, чтобы доказать нам полную свою непричастность к заблуждениям родителя.

Однажды мы ехали с ним вдвоем на моем «Фольксвагене» из Лейпцига в Берлин. В Лейпциге у нас были кое-какие дела на ярмарке. Погода стояла чудесная, и Клаус предложил остановиться, чтобы немного погулять на природе. Я свернул с автобана на парковку, взял из машины папку с документами и пошел за Клаусом в лес. Это был чистый, сухой, хорошо прибранный сосновый лес. Деревья прямыми свечами уходили в ясное небо. На каждом стволе висел горшочек, куда по специальному желобку стекала целебная смола. Все было по-немецки аккуратно и скучновато-красиво. На одной из сосен стучал дятел.

– Дай пистолет, я собью его, – сказал вдруг Клаус.

От неожиданности я даже споткнулся и остановился. Он тоже остановился, повернувшись ко мне вполоборота. Просьба Клауса была нахальной и противозаконной. Он отслужил положенный срок в армии и прекрасно знал, что личное оружие запрещено передавать посторонним лицам. Однако здесь был особый случай. Я внимательно посмотрел на него. Передо мной стоял рыжеватый, ладно скроенный молодой немец и, прищурившись, насмешливо разглядывал меня глазами стального оттенка. Мне подумалось, что, вероятно, точно так же выглядел его отец в том проклятом июне.

– Ты все равно не попадешь в дятла, – заявил я. – Он сидит слишком высоко.

– Не то говоришь, – сказал он. – Ты ведь о моем отце сейчас вспомнил.

– Да, – признался я.

Клаус повернулся и быстро пошел вперед.

– Постой! – окликнул я его. – Остановись и подойди ко мне.

Он повиновался. Я расстегнул пиджак, достал пистолет из кобуры, висевшей на поясе, спустил предохранитель и, передернув затвор, протянул ему оружие. Он выстрелил в дятла, почти не целясь, и тут же вернул мне пистолет. Дятел даже взлетать не стал. Он только прекратил свой стук и затаился, удивляясь, очевидно, нашей дурости.

– А теперь бежим! – крикнул я. – Не то кто-нибудь запишет номер нашей машины и донесет об охоте с применением боевого оружия.

Мы бросились к автобану.

Надо сказать, что после этого между мной и Клаусом установились отношения глубочайшего взаимного доверия. Начальству о вышеописанном эпизоде я, разумеется, не стал докладывать.

НОЖ, ОТСЕКШИЙ СОМНЕНИЯ

Все это случилось довольно давно, а вот теперь Клаус уходил на дело. Бутылка сухого вина выпита, бутерброды съедены, все слова, которые принято говорить в таких случаях, сказаны. Мы поднялись из-за стола. Я порылся в карманах, достал ключи от машины, снял с кольца брелок – тяжелого оловянного медвежонка, гербового зверя старой прусской столицы, купленного в Западном Берлине, – и протянул сувенир Клаусу.

– На, возьми на память. Там у тебя будет шикарный автомобиль. Пригодится.

Клаус тоже полез в карман и отдал мне свой перочинный нож.

– Его все равно нельзя брать с собой. Он сделан в ГДР.

Мы обнялись и крепко пожали друг другу руки. Клаус ушел...

Вернулся он через 8 лет, выполнив задание и ухитрившись не оказаться за решеткой. Кто-то из наших сотрудников рассказал ему, что я снова пребываю в Берлине, и Клаус пожелал увидеться со мной. Я поехал к нему в отель, где он временно проживал, отдыхая и приводя в порядок потрепанные нервы.

Вопреки моим ожиданиям Клаус встретил меня весьма прохладно. Он был хмур и расстроен. Когда я осведомился, в чем дело, Клаус ответил:

– Смотрел сегодня фильм про Штирлица. Помнишь, как ваш разведчик укокошил своего верного агента, моего тезку? Когда-нибудь и вы меня так же... За неимением надобности.

– Не дури! – сказал я. – Выкладывай, что у тебя на душе. Разберемся вместе.

– Сердце у меня болит. Это от вашей чертовской работы. Скоро сдохну.

– Ерунда. Невроз. Отдохнешь, и все пройдет. Кстати, у меня тоже болит сердце и тоже от нашей чертовой работы.

Во взгляде Клауса я увидел иронию.

– С чего болеть твоему сердцу? – спросил он. – Разве ты, сидя тут, каждый день ожидаешь, что за тобой могут прийти?

– Я боюсь, что прийти могут за тобой. И учти, что ты у меня не один такой.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что все восемь лет вспоминал обо мне ежедневно?

– Да, вспоминал.

– Не верю тебе.

Я пожал плечами и в качестве последнего аргумента выложил на стол его перочинный нож. Клаус как-то сразу сбросил с себя всю свою колючесть.

– Прости, – сказал он. – А вот я твой брелок не сберег. Пришлось оставить его вместе с машиной. Была такая ситуация.

– Ничего. В нашей работе все бывает. Давай-ка лучше поздороваемся как следует.

Мы обнялись и обменялись крепким рукопожатием...

Я не знаю, где теперь Клаус и жив ли он вообще, однако нож его храню и по сей день. В рукоятку ножа вделано множество железок, чрезвычайно полезных в жизненном обиходе. В течение дня я пользуюсь ножом неоднократно. Он всегда при мне, и я уже всерьез уверовал в то, что это талисман, приносящий удачу.