Борис Миланов
Умение говорить еще не является признаком ума. Фото Reuters
История эта была мне поведана за рюмкой крепкого чая одним из ветеранов разведки с большим стажем, в порядке воспоминаний об эпизодах нелегкой службы за рубежом. Привожу рассказ ветерана от первого лица.
– Тогда я был совсем молод. После окончания Высшей школы КГБ поработал недолго в Москве, а затем был направлен в свою первую длительную загранкомандировку (ДЗК) в Куала-Лумпур на должность инженера торгпредства. Куала-Лумпур, если кто-то не знает, это столица Малайзии. Прелестное место в Юго-Восточной Азии. И природа красивая, и погода всегда прекрасная. И цивилизация сюда пришла прямиком из Европы, в обход многих других стран. Коллеги меня уверяли, что работать в торгпредстве очень интересно, а уж под «крышей» торгпредства – еще интересней.
ВСТУПЛЕНИЕ В НАСЛЕДСТВО
С предшественником повезло. Звали его Геннадием. Классный мужик. По работе все толково передал и быстро ввел меня в курс дела. Жена его, Татьяна, моей Елене ближайшие магазины показала и вкратце разъяснила, что, где и как на первое время. Телевизор цветной «Сименс» и гриль-СВЧ нам в наследство оставили. А еще они нам оставили огромного попугая. Хвалили, говорили, что редкой породы эта птица. Большая умница, говорящая и очень красивая. Да, попугай был просто изумительным. Такого редко где увидишь, даже в самых знаменитых европейских зоопарках. А здесь, в Малайзии, такие попугаи свободно обитают на воле. Перья у Гениной птицы были синие, голубые, желтые, красные, зеленые и фиолетовые, то есть всех цветов радуги.
Жена и дочка Геннадия не хотели расставаться со своим любимцем, даже немного всплакнули перед отъездом в аэропорт, когда прощались. Была задумка взять попугая с собой в Москву, но от нее пришлось отказаться. Официально везти – много мороки, а неофициально – тоже хлопот не оберешься, да и небезопасно. Некоторые все же ухитрялись нелегально вывозить птиц из страны, вернее, исхитрялись. Для этого птицу требовалось соответствующим образом подготовить, то есть накачать алкоголем до бесчувственного состояния, а затем уложить в металлический чайник. Через носик воздух поступать будет, и попугай не задохнется. И в такой оригинальной упаковке – прямехонько через границу.
Геннадий, поддавшись на уговоры жены и дочери, поначалу даже немного подпоил попугая русской водочкой, оставшейся после проводов. Но, подумав хорошенько и посоветовавшись с товарищами по службе, от этой затеи отказался. Тем более вспомнился весьма неприятный случай, произошедший пару лет назад с завхозом нашего посольства. Вылет рейса «Аэрофлота» задержался, потом обнаружились какие-то мелкие технические неполадки в пункте посадки для дозаправки. В итоге потеряли время. И когда пассажиры начали проходить контроль в «Шереметьево-2», птица очухалась и разразилась, видимо, с бодуна несусветной бранью в адрес наших таможенников, высказав им все, что она о них думала. А у попугая, как известно, что на уме, то и на языке. Завхозу же эта скверная история стоила карьеры: после разбирательства в парткоме своего министерства он стал невыездным и продолжал работать где-то по строительной части. Но за границу больше – ни ногой.
Наступали, конечно, другие времена, начиналась эпоха перестройки и гласности. И резкими высказываниями попугаев никого, пожалуй, не удивишь. Но стоило ли рисковать службой, карьерой? Конечно же, нет! Да и жена Геннадия, Татьяна, сразу все поняла, взяла себя в руки и успокоилась. К тому же моя Лена клятвенно обещала кормить, поить и заботиться о теперь уже нашем подопечном. Дочка Гены, Тонечка тоже поначалу немного похныкала, а потом попрощалась со своим любимым попугаем, обняв бесчувственно спавшего, но по-прежнему прекрасного представителя пернатого мира южной страны.
– Он не умер? – спросила на всякий случай девочка.
– Нет, проспится, – успокоил ее отец.
И Антонина, сразу успокоившись, побежала прощаться со своими подружками и кавалерами. Ей все-таки шел уже двенадцатый год.
– Не обижай птицу, – обняв меня на прощание, сказал Гена.
НА КАЖДЫЙ РОТОК НЕ НАКИНЕШЬ ПЛАТОК
Про своего подопечного, честно говоря, мы поначалу как-то забыли. Нужно было немного отдохнуть и прийти в себя после «отходной», которую устраивал для всех мой предшественник, от переездов и прощаний.
События начали развиваться к вечеру. Божья тварь очухалась и, пробормотав что-то невнятное, замахала крыльями, как бы стараясь сбросить с себя груз «вчерашнего». Лена подлила свежей водички, подсыпала корма (предыдущие хозяева предусмотрительно запаслись им, чтобы хватило на первое время). «Огуречного рассольчика бы тебе для полного счастья», – пошутил я, обращаясь к попугаю.
Тот, уже находясь в полувертикальном положении, не очень дружелюбно, как мне показалось, покосился на меня. «Ну, чего дуешься? Головка болит? Нечего было водку жрать. Напоили? А ты куда смотрел? У тебя своя голова на плечах. И вообще, я, что ли, тебя хотел родины лишить? Мы с Леной, наоборот, согласились взять тебя, дурака. Оставайся, живи на здоровье, наслаждайся жизнью в своей «золотой клетке». Ну чего молчишь, нас твой хозяин уверял, что ты птица интеллигентная, говорящая. Ну, скажи что-нибудь своему новому хозяину».
– Торгпред дурак! – неожиданно прохрипел, собравшись с силами, взъерошенный попугай. Затем пристально посмотрел в мою сторону.
Немного опешив от таких слов подопечного, я попытался взять инициативу в свои руки, отвлечь птицу и перевести разговор в воспитательное русло. «Я еще не торгпред, а только инженер торгпредства, – начал разъяснять глупой птице, – и торгпредом никогда не стану. Старшим инженером или заместителем, и то в лучшем случае и очень не скоро».
– Торгпред дурак, торгпред дурак! – упрямо и уже более громко заголосил попугай.
Было это очень некстати. Поздний вечер, слышимость в доме легкой южной конструкции довольно хорошая. Разнузданный ор птицы не предвещал нам, особенно мне как сотруднику торгпредства, ничего, кроме неприятностей.
Накрыв клетку банным полотенцем, я стал оценивать складывавшуюся вокруг нашей семьи ситуацию в условиях заграницы.
– Ты ошалел? – услышал я голос Елены. – Зачем накрыл клетку? Задохнется бедняга. Ему сейчас свежий воздух как никогда нужен. Погибнет – перед соседями будет неудобно.
Я снял полотенце.
– Торгпред дурак, торгпред дурак, дурак! – тараторила птица, нагло глядя мне в глаза.
Я снова накинул полотенце, и птица заткнулась.
– Может, пусть себе кричит, – начала примирительно Елена. – В конце концов Михаил Сергеевич объявил время перестройки и гласности. Пусть и здесь все привыкают к этому.
– Согласен. Я не против перестройки и гласности. Но не до такой же степени, чтобы орать всякую чепуху на каждом углу и нарушать по ночам спокойствие сотрудников совзагранучреждений и местных аборигенов!
Лена со мной спорить дальше не стала: она все правильно поняла.
– Ладно, давай мы его, этого пакостника, выставим к дьяволу, пока не поздно и пока не успели привыкнуть к нему. Черт с ним! А для соседей придумаем в конце концов что-нибудь: ну не досмотрели, ну забыли запереть клетку, ну улетел и… все такое.
ВОЗВРАЩЕНИЕ СКАНДАЛИСТА
Я решительно направился к клетке. Схватил птицу на всякий случай все тем же полотенцем (клюв у нее был уж слишком великоват) и швырнул, то есть отправил в свободный полет прямо с балкона. Шумно захлопав крыльями, она тотчас растворилась в темноте.
Было немного грустно смотреть на опустевшую клетку, и мы с женой решили ее тоже выставить пока на балкон – с глаз долой. А потом пошли спать. Наступала первая ночь в новой квартире, которой предстояло стать нашим домом на ближайшие два, а то и три года. От этой мысли стало вдруг спокойно и хорошо.
– Торгпред дурак, торгпред дурак! – неожиданно резко раздалось среди ночи на балконе. Да, он самый! Явился – не запылился! Попугай сидел, как будто не улетал, на перилах балкона и истошно орал.
– Птичка кушать захотела, вот и прилетела, – попыталась успокоить меня Елена. – Дадим поесть – и замолчит.
– Замолчит? Жди! Уж чего-чего, а жратвы здесь кругом полно. Как же другие попугаи, которые живут на воле? Избаловался, скотина. Я ему сейчас устрою! Я ему такую «гласность» покажу – на всю жизнь запомнит!
Я решительно направился к попугаю, намереваясь огреть полотенцем. Но не тут-то было: он изворачивался, подпрыгивал, хлопал крыльями. Когда же удавалось схватить его за хвост, безбожно клевался.
Наконец мне удалось как следует огреть полотенцем наглую птицу. Непрерывно размахивая им, я дал ей понять, что не позволю осуществить посадку на наш семейный «аэродром». Сделав несколько кругов в воздухе и отчаявшись успешно приземлиться, попугай набрал высоту и скрылся за красивыми силуэтами таинственных южных деревьев. Но не успели мы с Леной сомкнуть глаз, как эта тварь опять вернулась. Таким образом, сражение с птицей продолжалось с переменным успехом до утра.
Под утро уже отчетливо слышалось ворчание соседей по балкону: мол, не успели приехать, а уже шумят, скандалят, людям спать не дают, допускают незрелые высказывания в адрес руководства торгпредства и так далее.
«Вот так стукнут послу, а потом придется объяснять, что не верблюд», – подумалось мне.
На наше счастье с рассветом птица исчезла. Но оперативное чутье подсказывало мне, что эта подлая тварь от нас теперь так просто не отстанет и придется проводить против нее «оперативные мероприятия».
Вечером я сидел в кабинете у своего мудрого шефа. Он сразу же «просек» ситуацию. Мой план состоял в том, чтобы прикончить зарвавшуюся на волне перестройки и гласности птицу. И я твердо настаивал на своем, вплоть до применения духового ружья.
Шеф, в целом одобрив мой план, отверг насильственные методы устранения пернатого негодяя, тем более с применением какого бы то ни было оружия. Он сказал, что если убитую птицу найдут, то будет скандал: попугай здесь считается почти священным созданием, как корова в Индии.
– И вообще, здесь тебе не Европа и не Америка, – отрезал шеф.
ДРАМА НА БАЛКОНЕ И ТЕЩИНЫ
ДОМЫСЛЫ
После недолгого обсуждения родился вполне приемлемый вариант с использованием «втемную» третьего, привлеченного со стороны участника мероприятия в лице крупного серого кота – любимца Ольги, молодой сотрудницы референтуры посольства.
В конце рабочего дня хищник был доставлен к нам в квартиру. Немного освоившись и слегка перекусив с дороги (досыта мы его специально не кормили в соответствии с разработанным планом «операции»), он занял свое место на балконе, в засаде у птичьей клетки.
Интуиция нас не подвела. Как только стемнело, затих шум на городских улицах и не были уже слышны шорохи в парке нашего жилого комплекса, вдруг отчетливо послышалось: «торгпред дурак, торгпред…» – по всей видимости, птица не успела выговорить свои сакраментальные слова.
Раздался шум, возня, истошный крик проклятой нами птицы, шелест и треск веток за балконом. И вдруг резко наступила жуткая, гнетущая тишина. При такой тишине, оказывается, тоже нелегко заснуть. Кое-как в полудреме дотянули до утра, и как только появились первые лучи ласкового южного солнышка – сразу на балкон.
Внизу дворник-мулат, чертыхаясь и матерясь на смеси русского и малазийского языков, смахивал с аккуратно подстриженных кустов и ухоженных газонов под окнами нашего дома разлетевшиеся во все стороны яркие разноцветные, как радуга, перья нашей птицы. Кота и останков попугая видно не было.
– Чисто сработано, – оценил я итог операции, выполненной котом. Минутная жалость сдавила горло. У Лены, казалось, вот-вот брызнут слезы. Я нежно обнял жену за плечи и тихо, чтобы невзначай не услышали соседи по балкону, произнес: «Ну вот, пожалуй, самое трудное испытание нашей командировки уже позади. В субботу организуем прием гостей, будем «прописываться». Пусть хоть сам торгпред приходит – никто нам теперь не помеха».
Вскоре, когда прекрасным, как всегда теплым, куалалумпурским вечером я возвращался с работы, то услышал уже ставший знакомым голос тещи нашего соседа, сидевшей в парке на скамье. Обращаясь к своей подруге, она говорила, кивая в мою сторону: «Этот тот самый жлоб. Не успел приехать, а уже в целях экономии валюты сожрал попугая, которого Геннадий ему оставил. На гриле приготовил и сожрал бессовестный. Так перья по всему двору и летали. Хорошая была птица. Умная, красивая. По-русски говорила. Правду говорила».
