Марина Шевченко
Для ветеранов время в Севастополе остановилось. Фото Владимира Калинина
Летом жителей приморских городов раздирают два противоречивых, отнюдь не бескорыстных желания: первое – чтоб приезжих было много-много, второе – чтоб приезжих не было вообще. И дело не только в том, что местные любят не вас, гости города, а ваши деньги. Дело в том, что местные жители – величина постоянная, а значит, основательная, неспешная, спокойная, в отличие от приезжих – постоянно меняющегося, мечущегося контингента. Две разные стихии.
И обижаться на это не стоит, так как вы не видите себя со стороны. А со стороны вы все, как пьяные, даже когда трезвые. Причем все – включая детей-младенцев, стареньких-стареньких бабушек и ваших истеричных собачек, если вы еще и с собачкой приперлись и довели ее до истерики.
Вот в этом «приперлись» – вы все похожи. Все! В независимости от гражданства, места жительства, пола, возраста, воспитания, образования, социального статуса. Вы все постоянно едите, пьете, что-то теряете, кричите, задаете уйму вопросов и никого не слушаете. И еще – где вы берете эти шорты и майки на два размера меньше? И кто сказал, что все это вам идет? Только честно! В родном городе вы это на себя надели бы? Пусть даже на пробежку в парк. Правда? Быть этого не может.
Но помимо сходства в поведении существуют и различия, и они как раз связаны с гражданством приезжающих в мой город Севастополь.
ЦИРК ШАПИТО
Россияне напоминают делегации ревизоров-добровольцев-общественников, которые обходят дозором свои исторические вотчины. Смотрят ревностно, подозрительно, бдительно. Некоторым из них, возможно, и хочется поначалу обзывать моих земляков хохлами, но – историю изучали, или изучили по приезде не без помощи местных жителей. И худшее, на что способна их близкая к солнечному удару фантазия, это: «А у нас в Ма-а-аскве…» Россияне на отдыхе, исключая питерцев, почему-то все – москвичи. Может, Москва и вправду резиновая?
В общем, уже к вечеру город и его жители – самые лучшие на земле, а под каберне, шампанское и другие местные вина становятся все родней и ближе.
А вот с украинцами несколько другой цирк шапито. Все украинцы, откуда бы они ни были – из Львова, Донецка или любого другого города, приезжая в Севастополь, превращаются в русофобов. Это даже удивительно, что именно в отношении моего города так единодушны жители обеих Украин – Восточной и Западной. Проявляется это следующим образом. Почувствовать себя хозяевами положения (я – пан/пани, а вы – обслуга-прислуга) очень хочется, но на деле не получается. О гордой посадке головы, безукоризненной осанке и аристократической неспешности крымских официантов ходят легенды. Обслуживают так, будто и чаевые им не нужны. А уж мой город курортным городешником не был и не будет никогда. К гостям отношение благожелательное, но без заискивания. Это приезжие чувствуют сразу, и что-то выжать из этих реалий у них не получается. В общем, здесь без вариантов.
Так что, вы думаете, эти «братские народы»-соотечественники удумали? Ползают по городу и в меру громко критикуют: город, его достопримечательности, обычаи, историю, его жителей – тех, которые на безопасном расстоянии и не услышат. А горожане, люди сами по себе спокойные, выдержанные, молча слушают все это. И вроде реагировать нужно, а вроде и по фейсу бить пока рано и не за что. Хотя бывали случаи. Мы терпимы очень, но терпимость от толерантности отличается тем, что терпение иногда, к сожалению, заканчивается. Но по этой части я горда земляками – лишь единожды была свидетелем лопнувшего терпения.
Так вот, этим летом собрались мы с друзьями в Голубую бухту. Садимся в маршрутку, а там компания приезжих. Ну это видно сразу – и по одежде, и по говору, и по бегающим по салону детям, и по банкам пива в каждой руке, и по надутым плавательные кругам. Кто-нибудь может объяснить: зачем в общественном транспорте возить заранее надутые плавсредства, это ведь неудобно? По наречию становится понятно, что это западенцы. Они ведут себя не в пример донецким культурно, но хамовато, а в их понимании – высокомерно.
Едем. У двоих перед нами карта, и они как штурманы докладывают, где мы находимся и что проезжаем. Все это пересыпают тупыми, язвительными замечаниями. «Бухта Кругла – нэ кругла». «Парк Пэрэмогы – дэ той парк? О цэй сквэрык чы що?» «Богдан, дывысь – о цэ у ных порт! Гы…»
И все это очень громко и, как им кажется, остроумно-пафосно и вызывающе-оскорбительно для местных. Но мы к такому (детскому саду) уже привыкли и не реагируем, то есть совсем, но если дело дойдет до выкидывания тел, то готовы поддержать.
Подъезжаем к Казачьей – а это у нас военный городок. Именно то место, где находится легендарная 35-я батарея, только она справа от дороги, на берегу моря. А военный городок со спецтерриториями, где стоят сейчас две военно-морские части – украинская и российская, со стороны бухты. Поворачиваем. Сюда маршрутка заезжает, если есть пассажиры, а они всегда есть и будут, так как городок строится, и строится именно российский его сегмент. Часть эта и городок при ней были сформированы в 50-е годы. И она здесь не единственная. Причем с давних времен и по сей день с аэродромом, дельфинарием, морской пехотой, техникой. После распада СССР эти войсковые части были поделены между Россией и Украиной. Не знаю, в каких пропорциях, но у украинцев всегда тихо. Пару раз, когда мы проходили мимо украинского КПП, часовые через забор «стреляли» у наших парней сигареты. Хотя, возможно, там все так специально засекречено. Кто их поймет…
ВСТРЕЧА С НАЛЕТОМ
ЭКСПРЕССИОНИЗМА
Так вот, поворачиваем к городку, а дорога в одном месте пересекает полигон. О чем извещает щит «Осторожно! Боевые ученья! Движение военной техники!». А в этот день еще и шлагбаум с постовым. Он машет флажками, маршрутка останавливается.
И через минуту колонна – танки, самоходки, бронетранспортеры. Лето, белое небо, синее море, воздух от жары, как говорят, плавится – будто через пламя смотришь, выжженная солнцем трава, пыль, гул моторов. Длинная-предлинная колонна боевой техники, нескончаемая, и из башен – изредка военные в шлемофонах что-то говорят по рации. Лица совсем близко – загорелые, обветренные, пыльные, спокойные и красивые. И такое чувство странной нереальности поначалу: то ли ты смотришь кино, то ли видишь сон про войнушку, но это до того момента, когда удается рассмотреть во всех деталях лицо офицера на первом танке и даже встретиться с ним взглядом. И действие становится абсолютно реальным, и ты внутри него, и ты его полноправный участник, пусть даже в роли зрителя, но с пониманием, что все происходящее – происходит и для тебя, и во имя тебя. Ведь я знаю историю и понимаю, в каком месте живу.
Я не раз видела военные парады, в том числе и военно-морские, но там все же не то, хоть их нарочитая зрелищность, не в пример этим учениям, завораживает. На парадах чувствуется театральность, отрепетированность, идеальная выверенность каждого маневра. А здесь впечатлила именно настоящесть и реальность момента, сила и мощь, которую не играли, не демонстрировали специально, но она читалась даже в том, как офицер поднял руку, заслоняясь от солнца, как медленно поднималась и оседала пыль, как нарастал, а затем стал затихать гул моторов. И слов никаких особых, пафосных подбирать даже не хочется. Потому что увиденное вызвало хорошие, простые чувства. Защищенности и гордости. Одни из самых важных для человека чувств.
Колонна проехала, пыль улеглась, снова стали слышны звуки летнего поля. Без боевых машин. Опять привычного поля, а не полигона – несмотря ни на какие щиты с надписями, про «боевые учения». Тронулась и наша маршрутка. И я даже не сразу заметила-поняла, в чем дело, что изменилось. Только через несколько минут сообразила – в салоне стало тихо. И не обычной тишиной, а какой-то гробовой. Водитель высадил в городке пассажиров, объявил:
– Следующая – Голубая бухта, кто спрашивал?
– Нам выходить, спасибо, – это наши западенцы сдавленными голосами, хором, но вразнобой.
И выходили как-то преувеличенно спешно, опустив головы, ни на кого не глядя, молча. И казалось, что сдулись даже их плавсредства. И тут стало их жалко. Потому что если у нас увиденное вызвало гордость, то у них – страх. И это не только я почувствовала – у моих друзей было такое же впечатление. И хотелось им сказать:
– Не бойтесь! Ведь если что случится – российские моряки и вас защитят! Они ведь уже защищают южные границы Украины, ведь вы же знаете. Не можете не знать. А Парк Победы – он огромный, как и сама Победа, и, конечно же, не тот скверик у остановки – посмотрите на карту, убедитесь. Хотя вы это тоже знаете – не можете не знать.
МОЙ ЛЮБИМЫЙ ГОРОД
А недавно был другой веселый случай на эту же тему и тоже в маршрутке.
Едем с приятелем, центр проехали Остряки… И тут голос сзади, молодой мужской голос:
– На наступний, будь ласка! (На следующей, пожалуйста).
Лично я впервые услышала в севастопольской маршрутке, чтоб у нас на украинском языке просили водителя остановить машину. Ну разве что изредка деревенские бабушки на суржике говорят.
На следующей останавливаемся, и сзади проходит парень – высокий, спортивный, современный. Расплатился, вышел. Мы тронулись. А я своему приятелю говорю:
– Интересно было посмотреть, кто это такой смело-принципиальный.
А мне приятель в ответ:
– Ну да, и не тебе одной – я так услышал-почувствовал, как у всех клык оскалился и клацнул.
И мы с ним тихо засмеялись, и тут засмеялась вся маршрутка, включая водителя. А они у нас по большей части гастарбайтеры (приезжие), не крымчане. И в этом смехе были доброта, понимание и уважение.
Да, я живу в Севастополе. И в Украине меня нигде ни разу москалькой не назвали. Хотя, когда узнают, откуда я, – пауза повисает, особенно раньше так было. И на таможне один раз толстый дядя львовянин, проверяя наши паспорта, вышел из официоза и съязвил:
– З Севастополю? И шо?!
А еще у моей подружки бабушка львовянка, коренная. Каждое лето она приезжает к морю, и все ей здесь нравится. Однако это не мешает ей зимой задавать ставший за двадцать с лишним лет уже традиционным вопрос:
– Как вы можете жить среди москалей? Я переживаю. Возвращайтесь!
Я, когда об этом узнала, поверить не могла – такая милая бабулька. Подруга мне все объяснила: бабушка искренна в своей доброжелательности, а боится тех мифических севастопольчан-москалей, о которых наслышана, но лично не знакома. Что остается? Посмеяться.
Это я все о точках соприкосновения, о моментах согласия. И о голубе мира. Будь он неладен. Городская летающая крыса. И в наших силах увидеть в нем именно ту птицу, которую подарил миру Пикассо.
И еще. Из двух слов «толерантность» и «терпимость» я выбираю второе. Хоть они вроде и синонимы, но не без нюансов. В первом – налет принуждения и равнодушия. И будто это не мой выбор, будто меня заставили. А терпимость – она от терпения, достойное, осознанное чувство. И главное! У него один корень с глаголом «терплю». То есть прилагаю усилия, так как понимаю необходимость.
Всем мира, добра, понимания, единения и единства!
