Правила по встрече белых медведей

Появление хозяина Арктики в местах проживания людей всегда несет потенциальную опасность для их жизни. Фото с сайта www.karaselsovet.ru

Однажды через город на Севере, в котором я тогда жил, проезжал мой товарищ, старший лейтенант Толя Цыганков, и остановился у меня переночевать. Он служил на одном из островов архипелага Земля Франца Иосифа, а ехал теперь с печальной миссией – сопровождал цинковый гроб с телом своего подчиненного. Солдата задрал белый медведь.

Предстояли похороны на родине погибшего – в Вологодской области. Анатолий был бледен, удручен: как повести себя, как смотреть в глаза родителям, которые, и это понятно, не внемлют никаким объяснениям? А объяснить можно было только так: погибший нарушил инструкцию.

На острове Грэм-Белл среди океана, где несло службу небольшое подразделение ПВО, зимой даже в полдень можно было видеть звезды. Необычайно яркие, с колеблющимися иглами лучиков, они круглые сутки висели в черном небе. Офицеры ходили на службу, закинув за плечо автомат и взяв в руки мощный электрический фонарь. Предосторожности были вызваны частым появлением в поселке белых медведей.

Люди на острове менялись, оставляя своим сменщикам жуткие истории о съеденных медведями несчастных поселенцах. Таких случаев за многие годы существования «точки» действительно было два-три. Истории настолько давние, что воспринимались новичками не более как устные предания с неизбежным сгущением красок, а то и просто как выдумки досужих людей. Это, конечно, расхолаживало, притупляло чувство опасности.

Царь белого безмолвия, появляясь в пределах военного городка, вел себя мирно, довольствовался украденным съестным. Однажды мой товарищ с женой долго не могли выйти из своего обложенного кубиками спрессованного снега жилища – по крыше тяжело ступало огромное животное.

Вблизи белый медведь жуток. Маленькие кругляшки глаз сквозят пустотой, скошенный, безо лба, череп предполагает крайне ограниченное число инстинктов. Вместе с тем медведь по-своему хитер, даже коварен. Карауля у полыньи рыбу или нерпу, он прикрывает лапой единственное свое темное пятно – нос и сливается со снегом. Будто и нет его.

В городке существовала жесткая инструкция: одиночные хождения куда бы то ни было зимой запрещены. Прежде чем выйти из помещения, необходимо было позвонить на конечный пункт маршрута, чтобы там знали и ждали, а то и вышли навстречу. Погибший солдат инструкцию нарушил, вышел из автопарка один…

Как потом установили, прошло 12 минут с момента, как он переступил порог, и до того, как медведя убили. Уложил его прапорщик, командир взвода, причем на редкость мастерски – одним выстрелом.

Анатолий протянул мне фотографию. В свете прожектора на снегу лежит человек в меховой технической куртке. Черты лица смазаны чудовищным гребком когтистой лапы, осталась кровавая маска. Вывороченные внутренности застыли на морозе колом. Почти не выделяются на снегу (разве что тенями) голые обескровленные ноги – валенки слетели, пока зверь тащил добычу.

Смерть молодого человека ужасна и нелепа. Почему-то не хотелось думать, что случилась она именно из-за нарушения сухой инструкции. Вовсе не хочу заниматься морализаторством, да и случай не тот. Но никогда раньше я не ощущал так остро силу текста, написанного, без преувеличения, кровью. Не призываю быть и бездумным исполнителем инструкций. Немало среди таких документов поверхностных, никчемных, а то и просто дурных, мешающих делу.

За подтверждением далеко ходить не надо. На этом же острове существовала другая, не менее жесткая инструкция: стрелять в занесенного в Красную книгу белого медведя можно лишь с расстояния не более пяти метров. Как рассказал мой товарищ, эта вторая инструкция появилась после нашумевшего процесса над одним большим военачальником, который руками услужливых подчиненных, а то и самолично вел интенсивный отстрел редких животных. Его прельщали экзотические белые шкуры, увенчанные мертвой клыкастой головой. Одна могла покрыть пол вместительного кабинета. Чиновный охотник слал их и своим покровителям.

Браконьеров судили, взыскали с них большие суммы. А побочным результатом стала инструкция. И все бы хорошо, если бы не одно обстоятельство, в документе почему-то не учтенное: прыжок медведя достигает восьми, а то и десяти метров. То есть в два раза превышает расстояние, оговоренное в инструкции. Опьяненный кровью медведь не знает правил и инструкций. И я думаю, что было бы, не нарушь прапорщик инструкцию.

Может быть, завести Красную книгу, куда заносить глупые инструкции. Но, похоже, вымирание им не грозит, удивительно живучи они и быстро плодятся.

ДОЛЖОК

Военный летчик старший лейтенант Д., выполняя задание в дальней пилотажной зоне, вынужден был катапультироваться и приземлился с парашютом в глухом районе тайги.

До того как покинуть истребитель, летчик успел доложить на КП о том, что с ним случилось. По готовности подняли поисково-спасательный отряд. Вертолет два часа безрезультатно утюжил небо, а потом навалился снежный заряд – явление в тех местах довольно частое. И еще почти два дня пушистые хлопья сменялись снежной крупой. Это очень затруднило поиск, и Д. был обнаружен лишь на исходе третьих суток. Летчик обозначил себя ракетами и густым оранжевым дымом фальшфейера.

Когда же вертолет завис над полянкой среди бескрайнего леса, удивлению экипажа не было предела. Посредине открытого пятачка стоял старший лейтенант, а в сторону леса, энергично вытаскивая валенки из глубокого снега и защищаясь рукой от снеговых струй, гонимых лопастями, к лесу уходил человек в черной телогрейке и шапке-ушанке.

Вертолетчикам было известно (и карта это подтверждала), что по меньшей мере на десятки верст от этого места жилья нет. Откуда же взялся этот второй? Поднятый на борт старший лейтенант объяснил: это беглый заключенный, судьба свела их в морозном лесу, и человек этот очень помог летчику своим мужицким умением приспосабливаться к обстоятельствам. Даже валенки они надевали по очереди.

Одна нога летчика была в унте, другая обмотана тряпьем – второй унт, не заблокированный, то есть не привязанный к металлическому кольцу на меховых брюках, при катапультировании слетел.

Кто-то из поисковиков предложил поймать беглеца – ведь преступник же! Или на худой конец «подвезти», а то погибнет. Но старший лейтенант энергично запротестовал. На его помороженном лице, обросшем светлой щетинкой, были написаны решимость и отчаяние. И экипаж понял: он знает, что делает.

Винтокрылая машина полезла вверх, корпус ее наклонился, командир взял курс на свой аэродром. Врач протянул спасенному небольшой стаканчик спирта. Но Д. прилип к иллюминатору, потом бросился к пилотской кабине, что-то прокричал на ухо командиру. Тот с недовольством покачал головой, поджал губы, но развернул вертолет.

Вновь зависли над полянкой. Борттехник снял с фиксатора, откатил наполовину дверцу и, страхуясь фалой, выглянул наружу. Внизу стоял беглец, руки его были опущены, как перед чем-то неизбежным. Старший лейтенант поспешно сдернул с себя меховую куртку и бросил ее в проем, следом полетели выхваченные из рук недоумевающего врача фляга со спиртом и пакет с продуктами.

Д. сел на металлическое сиденье и в иллюминатор больше не смотрел. Борттехник закрыл дверцу.

Через несколько дней Д. побывал на месте падения своего самолета. Истребитель пробил лед небольшого болотного озерца и исчез в воде. Это в первые дни затруднило визуальный поиск. Рассказывали, что нельзя было без сочувствия смотреть на старшего лейтенанта. Он долго не отходил от края полыньи, где работал водолаз, и, наверное, прощался с самолетом, как с боевым другом. А потом бросил взгляд на лес, словно в надежде увидеть кого-то…

По-разному можно воспринимать эту удивительную историю, словно рожденную изощренной фантазией беллетриста. Но такие ли сюрпризы подбрасывает нам жизнь! И я думаю: что сблизило, даже сроднило двух совершенно разных людей – боевого летчика, офицера и преступника? О чем говорили они, коротая долгую зябкую ночь в бескрайнем лесу? Какие глубины душ открывали друг другу?

Летчик мог застрелить беглеца, опознав его по номеру на телогрейке. Зэк мог убить доверившегося ему летчика, чтобы воспользоваться оружием, носимым запасом и добротной одеждой. Но, как потом рассказывал Д., зэк делился с ним хлебом и рыбой, прихваченными в побег. Тот, в свою очередь, половинил все, что имел.

Наверное, каждый из них в те два дня видел в другом просто человека. Все остальное было отброшено перед лицом обстоятельств. Как, черт возьми, много надо, чтобы увидеть в другом человека. И – как мало…

Года через три Д., уже капитана, вызвали на КПП части. В человеке, ожидавшем его, он не сразу узнал беглеца. Времени прошло немало, что-то стерлось в памяти, и летчик отнесся к визиту прохладно, даже настороженно. Да и старый знакомый, похоже, не собирался впадать в сентиментальные воспоминания. Рассказал только, что тогда пошел в направлении, куда улетел вертолет, через сутки вышел на дорогу, добрался до леспромхоза и был задержан участковым.

Сроку ему добавили немного, учитывая «негромкую» статью, по которой сидел, да и причину, заставившую удариться в бега: родня притесняла мать-старуху, собираясь выгодно продать дом.

Прощаясь, гость вытащил из пухлого рюкзака летную куртку, ту самую, и флягу. Должок, если по-уголовному. Но тут другой случай.

АВОСЬ

К опутанным колючей проволокой воротам промышленной зоны, где работают особо опасные преступники в полосатых робах, с той стороны подъезжает самосвал, груженный древесными отходами – щепой вперемешку с опилками. В кузов влезает солдат-контролер и начинает орудовать длинной металлической пикой, с силой втыкая ее в крошево.

Не счесть, сколько машин проверил он за два года службы. Глаз наметан, рука на пике тонко чувствует посторонний предмет, и потому осмотр обычно проходит быстро. Но на этот раз контролер дольше обычного задерживается в кузове – что-то его настораживает, смущает. Он еще и еще раз с силой втыкает пику в древесную груду, некоторое время раздумывает и, наконец, спрыгивает на землю.

Бесконвойный шофер вышел из кабины и с усмешкой наблюдает за стараниями солдата. На лице его написано едкое: «Давай, начальник, проявляй бдительность, авось наградят».

Собравшиеся неподалеку зэки пестрят робами в серо-синих горизонтальных полосах, кричат Диме (так зовут контролера) что-то насмешливое, летят оттуда не вполне безобидные выражения и даже оскорбления. Дима смущен, но что-то удерживает его, и он продолжает гнуть свое. Теперь он влезает в кузов с овчаркой. Выгнув черную спину, та тычется мордой в опилки и начинает энергично разгребать лапами отходы.

– Ага, сало нашла, мать-перемать, – хрипло кричат зэки, увидевшие в происходящем развлечение. – Не кормишь, Дима, щучий сын.

Покрасневший солдат под все усиливающееся улюлюканье начинает помогать собаке. Наконец говорит бесконвойнику:

– Разгружай!

– Сам разгружай, – осклабляется тот, хотя заметно, что внутренне он сжался. – Сам и загружать будешь.

– Ручонками своими шаловливыми, – подхватывают столпившиеся уголовники. Следует ряд витиеватых выражений, слово «падла» в них самое безобидное.

На шум из домика вахты выходит заспанный начальник караула, старший лейтенант. Поправляя съехавшую кобуру, он интересуется, в чем дело. Узнав, вяло машет рукой: давай, крути колеса! Шофер прыгает в кабину, свист и улюлюканье достигают пика. Пристыженный Дима зло дергает поводок, овчарка поджимает хвост.

Вечером при съеме – конце работы и пересчете людей обнаруживается нехватка двоих преступников. Оба за убийство осуждены по максимуму, отсидели самую малость. Допрошенный водитель признался, что его застращали, и он вывез беглецов на дне кузова под отходами в плоском ящике, специально для этого сколоченном.

Изловили их почти через три недели, за сотни километров от колонии. Сколько сил и средств было потрачено на этот поиск, скольким людям грозила опасность быть ограбленными и убитыми…

С одним из беглецов, с серым, бесстрастным и усмешливым лицом, я долго говорил в кабинете начальника колонии. Мне интересны были детали подготовки и самого побега. Рассказывал собеседник даже охотно, поскольку терять ему было уже нечего, когда теперь удастся поговорить с журналистом? И ни разу не услышал я от него слова «авось» или чего-то в этом роде. У них все было просчитано, в том числе и потенциальный старший лейтенант, сонно махнувший рукой.

Контролер Дима отсидел свое на гауптвахте. Под суд его не отдали, хотя дело вначале шло к тому.