0
6740
Газета Заметки на погонах Интернет-версия

25.11.2016 00:01:00

Однажды в лагерях

Равиль Мустафин

Об авторе: Равиль Зиннатуллович Мустафин – подполковник в отставке, военный переводчик, журналист.

Тэги: учения, курсанты, свердловка, паз, лагерные сборы, караул, акм, стрельбы


учения, курсанты, свердловка, паз, лагерные сборы, караул, акм, стрельбы Первый и последний «выезд на природу» курсанты запоминают на всю жизнь. Фото с сайта www.tpu.ru

Лето 1974 года. Позади большая часть экзаменов и зачетов за второй курс, в основном по языкам и общественным наукам. Впереди последний лагерь, где предстоит сдавать экзамен по тактике и зачеты по прочим военным дисциплинам, а также рыть окопы, бегать в противогазах, совершая марш-броски, участвовать в ротных учениях, стрелять из боевого оружия, жить в палатках и наслаждаться другими прелестями лагерной жизни.

Но самое главное событие, которого мы все с нетерпением будем ждать, это троекратное скандирование традиционной виияковской кричалки. Много лет подряд, покидая лагерь в окрестностях Свердловки, перешедшие на третий курс слушатели во всю глотку с неподдельной радостью орали: «Последнему лагерю – …» Далее следовало короткое, но чрезвычайно емкое слово, означающее конец, финал, завершение чего-либо и одновременно прощание навсегда с этим чем-то порядком уже надоевшим. Но до той сладкой минуты надо было еще дожить.

ДЕНЬ НАЧИНАЕТСЯ С ШИПЕНИЯ

А пока колонна институтских ПАЗиков везет нас в этот самый лагерь. С нами в автобусе начальник курса Николай Кузьмич Деревянко, сын генерал-лейтенанта Кузьмы Деревянко, которому Сталин доверил подписывать акт о капитуляции Японии на борту американского крейсера «Миссури». На знаменитой фотографии, что находится в Музее Вооруженных сил в Москве, отец и сын выглядят как две капли воды. Николай Кузьмич в полевой форме с портупеей и новыми, майорскими, погонами. Въезжаем в ворота лагеря, и здесь наш начальник курса, пронзая каждого, кто был в автобусе, взглядом-рентгеном, убедительно предупреждает, чтобы мы и думать не смели о «всяких безобразиях».

День начинается с продолжающегося секунд 10 громкого шипения, предваряющего звуки играющего подъем горна. Физзарядка, пробежка по лесу, граничившему со Звездным городком. Иногда мы по очереди срывались с маршрута, чтобы, перемахнув через забор, оказаться минут на 10 в гостях у Сергея Демина, с которым учились в одной языковой группе. По-быстрому хлебнув чайку и перехватив по бутерброду у его гостеприимных родителей, мы догоняли потом свой курс, выходя из леса с небольшой задержкой. Мы знали, разумеется, «под большим секретом», что Серегин отец, Лев Степанович, на тот момент самый старший по возрасту в отряде космонавтов, вот-вот должен был отправиться в космос.

ИГРА «В СЛОНИКОВ» И ПОХОДЫ ЗА БЕЛЫМИ

Основное внимание в лагере уделяли, конечно же, тактике. Без ложной скромности скажу: многие мои товарищи и я в том числе до сих пор в любом, даже близком к бессознательному состоянии можем легко выдать на-гора порядок работы командира или содержание боевого приказа по пунктам.

Нас, «арабов», разбили на две тактические группы. Одну вел полковник Шурыгин, другую – полковник Жаров, двоюродный брат, по версии одних наших выпускников, известного поэта Жарова, по мнению других – не менее известного актера. Оба Александра Ивановича в свободную минутку травили нам фронтовые байки, которые мы слушали открыв рот. И внешне, и по характеру, темпераменту это были две противоположности. Один сухощавый, энергичный, быстрый, весь на нервах, всегда готовый идти напролом. Про таких обычно говорят: «военная косточка». Другой – чуть полноватый, вальяжный, неторопливый в принятии решений. Было в его манерах что-то от русского барина из числа вышедших в отставку гусаров и от английского джентльмена одновременно.

«Товарищи курсанты, газы!» – по этой команде, с которой часто начинал занятия полковник Шурыгин, попавшие в его группу ребята должны были как можно быстрее зажать между ног пилотку, вытащить из сумки и напялить на голову противогаз. Следующая его команда обычно отправляла нас в неслабую пробежку в противогазах, что было чем-то вроде разминки перед занятиями по тактике.

Несколько по-другому проходили занятия в группе полковника Жарова.

«Ну, что, ребята (иногда звучало «друзья мои»), – немного театрально произносил он. – Надеюсь, вы не будете возражать, если сегодня закончим занятия прочесыванием во-он той березовой рощи. Со своей стороны торжественно обещаю: тот, кто наберет больше всех белых грибов, получит по тактике зачет-«автомат».

Надо ли говорить о том, в какую группу мы все старались попасть? Это вовсе не значит, что те из нас, кто попал к полковнику Жарову, сачковали и только и делали, что собирали грибы. Там тоже рыли окопы, совершали марш-броски, бегали в противогазах. Мы иногда хитрили, вывертывали «хобот» противогаза, чтобы было легче дышать во время бега. Но однажды такая хитрость сыграла со мной злую шутку.

Как-то, прибежав со своей группой на полосу препятствий, я забыл вовремя завинтить трубку противогаза. Вспомнил об этом, только когда нам под ноги бросили несколько шашек со слезоточивым газом. Легкий ветерок подхватил клубы сизого дыма и понес их прямо на нас. Закрутить по-быстрому «хобот» не получалось, все никак не мог попасть в резьбу. Когда дым уже накрыл нас, я постарался, насколько возможно, задержать дыхание, но противный удушливый газ уже проник под противогаз, резанул по глазам. Я невольно вдохнул и закашлялся, потекло из носа… Нашлись заботливые люди, которые вывели меня и еще пару таких же «умных» ребят из облака дыма.

Обоих Александров Ивановичей связывала настоящая мужская дружба. С большой буквы. Когда с одним из них случилась беда, какая может случиться с каждым офицером, и его стали прорабатывать на разных собраниях, другой оказался единственным, кто не оставил друга, а наоборот, поддержал его открыто, ничего и никого не боясь.

ДЕЛО БЫЛО В КАРАУЛЕ

Случались в лагере и чрезвычайные происшествия. Дело было в карауле. В ту ночь охранять лагерь должны были ребята-второкурсники с Западного факультета. Впрочем, «охранять» – сказано, пожалуй, слишком сильно, поскольку в те времена мы несли службу с учебным оружием, которое отличалось от боевого наличием просверленного в стволе отверстия, что делало его совершенно непригодным для стрельбы. Одному из караульных приспичило отлучиться со службы по амурным делам в один из ближайших населенных пунктов.

Недолго (а может, и долго) думая, боец под одним из грибков, которые обычно служат для защиты часовых от непогоды, соорудил нечто вроде муляжа. На обычных плечиках повесил гимнастерку, застегнув ее на все пуговицы и подпоясав ремнем, приторочил каким-то образом форменные бриджи, накинул сверху плащ-палатку, водрузил сверху пилотку и поставил на землю сапоги. Чуть приподнятый ствол АКМ создавал впечатление, что «воин» под грибком отдает честь с оружием. Сам боец между тем отбыл к даме сердца.

Пока на темном бархате ночного неба мерцали звезды, все шло хорошо. Заступивший на дежурство по лагерю полковник с кафедры оперативно-тактической подготовки, каждый раз проходя мимо того грибка, видел, как часовой отдает ему честь с оружием. В ответ дежурный по лагерю аккуратно прикладывал ладонь к виску у среза фуражки, как это и предписывает строевой Устав. Сейчас уже трудно сказать, сколько раз мимо того часового проходил полковник. Может быть, раз или два, а может, и все пять. Может быть даже, он был тронут поведением часового, все время отдающего ему честь с оружием.

Но вот пришел тот час, когда небесный купол стал бледнеть, а звезды – и вовсе гаснуть. Где-то в начале шестого, когда уже довольно рассвело, дежурный по лагерю, проходя в очередной раз мимо грибка и уже готовясь поднять руку в ответном приветствии часовому, вдруг обнаружил зияющую пустоту между голенищами сапог и нижним краем плащ-палатки. Караул был немедленно поднят «в ружье», а свободная смена отправлена на поиски пропавшего часового. Впрочем, он и сам быстро нашелся. Но было уже слишком поздно. Парня быстро отчислили из института.

СТРЕЛЬБЫ

Время между тем шло своим чередом. Сдавались зачеты и экзамены, прошли ротные учения. Мы, последовательно развертываясь из ротной колонны во взводные, а потом и в цепь, бежали с криком «Ура!» вслед за поддерживающим нас бэтээром и стреляли из автоматов и ручных пулеметов на ходу холостыми патронами. Теперь, под занавес лагерной жизни, нам предстояло пострелять и боевыми.

Огневую подготовку вел только что получивший звание полковника Александр Иванович Мурысин. Осенью он должен был уехать на стажировку в войска командовать полком и ждал этого события с нетерпением.

«Выстрел должен прозвучать неожиданно, – наставлял полковник Мурысин, – поэтому на спуск нажимайте плавно, не спешите. Чуть дерните пальцем – пуля сразу уйдет в «молоко». Но и слишком медлить не надо – рука устанет. А пока потренируйтесь без пистолетов».

Я любил стрелять из пистолета и обычно выбивал на «отлично» не менее 27 из 30. Из автомата было похуже, на четверку. Мне нравилось ощущать в вытянутой руке тяжесть оружия, чувствовать его отдачу. Приподняв ствол чуть выше мишени, я медленно его опускал, стараясь не уйти ни вправо, ни влево. Когда линия прицела уходила под то самое «яблочко», задерживал дыхание и плавно давил на спуск. Иногда получалось слишком медленно, и тогда мушка начинала слегка выплясывать вокруг темного центра мишени, и надо было выбирать – еще пару секунд продолжать целиться или дать руке отдохнуть и заодно перевести дыхание.

Дня за два до стрельб я попал в число трех счастливчиков, которым доверили «пристреливать оружие» вместе с преподавателями. На самом деле наша основная задача заключалась в перетаскивании ящиков с оружием. Потом, правда, нам все равно дали пострелять от души.

После погрузки в «газик» автоматов и боеприпасов оказалось, что свободного пространства для нас, троих курсантов, практически не осталось. Место рядом с водителем занял грузный полковник с кафедры тактики, а другие преподаватели отправились на полигон в чьем-то собственном автомобиле. Двум моим товарищам пришлось кое-как устраиваться вдоль бортов, а мне – заползать в узкую щель между верхним ящиком с автоматами и затянутой брезентовым тентом крышей «газика». Ноги каким-то чудом удалось поджать под себя, чтобы они не высовывались на улицу, а руками – зацепиться за каркас машины, широко разведя их в стороны. Голова и грудь висели в воздухе. В таком распластанном виде мне и пришлось ехать до стрельбища, изображая то ли птицу в полете, то ли препарированную лягушку.

УРАГАН НА СТО ГРАММ

На полигоне вовсю светило солнце, приятно обдувал легкий ветерок. Разложив под навесом привезенное с собой «хозяйство», мы стали палить, не жалея патронов, по мишеням короткими очередями и одиночными выстрелами. За шумом и азартом стрельбы, за вибрирующим визгом рикошетов мы не заметили, как откуда-то сбоку приплыла по небу небольшая даже не туча, а так, одно недоразумение, как на землю пролились первые капли дождя, а потом вдруг налетел шквалистый ветер. Он гнул до земли деревья, ломал ветки, закручивал в вихре и швырял в лицо всякий мусор, песок, мелкие камни. Пошел почти параллельно земле крупный дождь с градом. Бетонное покрытие под навесом с расстеленными плащ-палатками моментально утонуло в лужах.

«Всем в укрытие!» – звучит команда кого-то из преподавателей.

По-быстрому уложив оружие в ящики, выскакиваем из-под навеса. Теперь бы понять, где оно, это укрытие. В голове промелькнула мысль: может, рвануть к нашему «газику» и там переждать непогоду? И я уже готов сделать такой рывок, но вдруг слышу: «Куда ты, ептыть?! Убьет!»

Чья-то рука хватает меня за шиворот и вжимает в бетонную стену, которая защищает от дождя и ветра. Это наш преподаватель, тот самый полковник, что ехал с нами в одной машине. Я только успеваю повернуть голову направо и вижу, как на дальнем конце навеса ветер срывает несколько листов шифера и уносит их прочь. А потом и весь навес вдруг встает дыбом, на секунду-другую замирает, как бы раздумывая, что делать дальше, и наконец перелетает через стенку и через нас, стоящих за ней, и падает на землю в нескольких метрах за нами. Часть навеса обрушивается на «газик». Железная балка бьет по каркасу, и крыша, под которой я только что хотел найти убежище, складывается пополам. Спасибо тому полковнику!

Минут через 10–15 на небе снова сияет солнце, а умытая природа благоухает озоном. О пронесшейся буре напоминают лишь влажные автоматы в ящиках, сорванный навес с осколками шифера да наш покалеченный «газик».

«Да, ребята, – произнес полковник, остановивший мой бег к «газику», – нам после такой бури граммов бы по 100. Но нельзя – Устав не велит».

… Нам все-таки удалось попрощаться с лагерем, правда, не так громко, как того требовала виияковская традиция, зато теми самыми теплыми и задушевными словами.


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Исполнение законов за решеткой зависит от тюремной инструкции

Исполнение законов за решеткой зависит от тюремной инструкции

Екатерина Трифонова

Заключенных будут по возможности отпускать на волю для платного лечения

0
472
Россия стала главным инвестиционным донором Евразийского экономического союза

Россия стала главным инвестиционным донором Евразийского экономического союза

Ольга Соловьева

Санкционное давление Запада изменило направление капвложений в ближнем зарубежье

0
546
Перед выборами коммунисты вспоминают об опыте большевиков

Перед выборами коммунисты вспоминают об опыте большевиков

Дарья Гармоненко

Партия интернационалистов разыгрывает этническую карту в ряде протестных регионов

0
481
Россия вписалась в глобальную тенденцию дефицита учителей

Россия вписалась в глобальную тенденцию дефицита учителей

Анастасия Башкатова

Цифровизация парадоксальным образом увеличила нагрузку на педагогов

0
530

Другие новости