Неуставные отношения по-арабски – 2

Советские офицеры в Сирии. Фото с сайта www.veteransyria.org

За предыдущие десятилетия оказания Советским Союзом военной помощи иностранным государствам было разработано значительное количество различных регламентирующих это сотрудничество документов, в том числе касавшихся личностных отношений. Перед отбытием за рубеж все без исключения советские военнослужащие проходили соответствующий инструктаж. Однако жизнь, как известно, богаче любых инструкций. В формализованные отношения советских советников, специалистов и переводчиков с местным контингентом постоянно вклинивались непредвиденные и непредсказуемые ситуации, которые большей частью разруливались самой жизнью на основе здравого смысла.

В формате «арабские офицеры – иностранные коллеги»

Внешне уважительное отношение к нашим советникам и специалистам, безотносительно к званиям, было присуще офицерам как сирийских, так и иракских вооруженных сил. В лучшую сторону выделялись арабские офицеры, которые проходили обучение у советских преподавателей в местных учебных заведениях, но особенно те, которые оканчивали военные вузы в Советском Союзе. Эти военнослужащие реально были нашими искренними друзьями и единомышленниками, с которыми было чрезвычайно легко работать не только потому, что они уже имели навыки постижения тонкостей предметов обучения (некоторые из них даже неплохо владели русским языком), но и потому, что они ментально были, как сейчас говорят, зомбированы советскостью – в лучшем смысле этого искусственного термина.

В офицерской среде названных арабских стран была и довольно значительная прослойка тех, кто обучался в странах Запада. Этих офицеров было довольно легко вычислить, поскольку, напитавшись западной антисоветской пропагандой, они первоначально были подозрительны и с опаской шли на контакт, а после сближения все время пытались сравнивать уровень знаний, полученных ими на Западе, со знаниями, которыми обладали наши советники и специалисты и которые передавали арабам. Через некоторое время они, как правило, убеждались в компетентности советских представителей.

Естественно, большую роль играл уровень образованности наших советников и специалистов, причем их умение разбираться не только в своей узкой области, но и в нюансах военного дела в целом, в политике, истории, искусстве и т.д. Приобретя авторитет у «подсоветных», наши офицеры могли уверенно чувствовать себя в контактах даже с местным генералитетом, поскольку информация о качестве работы буквально каждого из наших советников и специалистов быстро распространялась вплоть до высших кругов вооруженных сил. Если уж арабские офицеры полностью доверились советским представителям, их дружелюбию не было границ.

Опять же вспоминается случай, имевший место в Ираке, когда в районе проживания советников и специалистов ЗРК начались перебои с поставками продуктов питания, причинявшие нам серьезный дискомфорт. Узнав об этом, упоминавшийся командир дивизиона старший лейтенант Кязум по собственной инициативе быстро организовал наше снабжение продуктами из магазина своего близкого родственника, причем по бросовым ценам. И наоборот: некомпетентность советских советников и специалистов довольно быстро проявлялась, она вызывала резко негативную реакцию со стороны арабов и была чревата немедленным откомандированием на родину. Таких было немного, но, к сожалению, были. Я лично был свидетелем такого случая преждевременного прощания советского советника в звании полковника со страной временного пребывания.

Помимо членов так называемого советнического аппарата, прикомандированного к сирийским и иракским вооруженным силам и состоявшего в те годы из военнослужащих социалистических и – в незначительном количестве – государств Запада (в основном из Франции) и Востока (в основном из Пакистана), бросалось в глаза, например в Сирии, присутствие международных военных чиновников в лице наблюдателей ООН, в тот период – главным образом офицеров из нейтральных стран Западной Европы.

Общение с ними было в основном визуальным. По утрам мимо штаба нашей бригады быстро проскакивали два белых ооновских джипа под голубыми флагами в сторону расположенного на нейтральной полосе в районе Голан пункта наблюдения, состоявшего из окруженного бруствером и колючей проволокой и окрашенного в белый же цвет с большими буквами UN вагончика, напичканного, судя по внешним признакам, различной приемо‑передающей аппаратурой. Через некоторое время два других джипа проскакивали в обратном направлении, в сторону Дамаска, что значило – смена дежурных произведена. Какой‑либо значимой роли в смягчении ситуации на фронте, не говоря уже о действенном урегулировании военной конфронтации в целом, со стороны международных наблюдателей не проявлялось. Перестрелки, арт- и авианалеты, рейды разведки и прочее с обеих враждующих сторон постоянно имели место вне зависимости от присутствия этих людей в военной форме. Сирийцы были осведомлены о том, что во всех предыдущих (как потом оказалось, и в последующих!) войнах на Ближнем Востоке толку от этих международных чиновников в форме, что называется, кот наплакал. Поэтому и отношение к ним местных военнослужащих было, мягко говоря, без особых симпатий. С другой стороны, арабы, ориентированные на предстоящий освободительный поход, и сами были не очень‑то заинтересованы в том, чтобы кто‑то мешал им в подготовке к данному мероприятию.

Неприязнь к наблюдателям усугублялась и по причине подчеркнуто безразличного с их стороны отношения к местному населению и вообще к переживаемой страной сложной ситуации, выражавшегося в том числе в демонстративно праздном образе жизни – внешнего признака того, что денежные оклады международных военных наблюдателей были как минимум на порядок выше, чем у представителей воюющей армии Сирии. Никаких контактов сирийские военнослужащие, да и – из солидарности – советские советники и специалисты с ними не поддерживали. Хотя формальных запретов на это не существовало.

В формате «советские офицеры – арабские рядовые»

В Советском Союзе перед отбытием за рубеж наших советников, специалистов и переводчиков ориентировали на работу в основном с офицерскими, в крайнем случае унтер‑офицерскими кадрами армий арабских стран. Однако реально приходилось общаться и с представителями призывного контингента, то есть рядовыми и сержантами. Это было неизбежно, поскольку, например, шоферы и прикомандированные к группам советников упомянутые «хаджибы», хотя и подбирались специально из числа более‑менее продвинутых военнослужащих, но все же в основном они были рядовыми и сержантами, реже – унтерами.

По причине отсутствия каких‑либо существенных служебных дел, связанных с арабскими рядовыми, у советских представителей не отмечалось и проблем во взаимоотношениях с ними. Обычно прикомандированные к советникам и специалистам солдаты и сержанты беспрекословно выполняли их команды и мелкие поручения, этим взаимодействие и ограничивалось. И тем не менее долгие месяцы и даже годы пребывания в местных воинских коллективах не могли не оставить свои следы в памяти советских представителей, в том числе связанные с впечатлениями о нравах, царивших на низших кадровых уровнях арабских армий.

Долгое состояние войны с Израилем и продолжительное нахождение мобилизованных граждан в рядах вооруженных сил не могло не повлиять на наличие в них такого феномена, как дедовщина, со всеми его негативными проявлениями. Надо сказать, что как сами рядовые военнослужащие, так и офицеры вполне спокойно относились к этому феномену, как неизбежному злу, хотя формально и запрещенному.

По наблюдениям, имело место в среде арабских военнослужащих и такое явление, как землячество, проистекавшее из этноконфессиональных особенностей населения, причем как в Сирии, так и в Ираке. Утвердившиеся на рубеже 1960–1970‑х годов у кормила власти в обоих государствах режимы с доминированием национальных отделений региональной Партии арабского социалистического возрождения – «Баас» официально проводили интернациональную внутреннюю политику, подразумевавшую равенство всех национальных и религиозных групп населения. Однако реально арабские военнослужащие‑призывники инстинктивно группировались в мини-коллективы, исходя из своей принадлежности не только к месту призыва, но и к тому или иному этносу или конфессии. Причем данный факт если и не поощрялся, то прагматично учитывался военным руководством обеих стран. Так, например, представители кавказских этносов, прежде всего армяне, предки которых переселились на Ближний Восток еще во времена Российской империи и работавшие на гражданке по преимуществу в технической сфере (авто- и радиомастерских, металлоремонте, торговле запчастями и т.п.), направлялись на службу в технические рода войск. Кстати, их нескрываемые симпатии к представителям Советского Союза нередко использовались нашими советниками для ремонта или внеочередной профилактики автомобильного транспорта, например в бригадных и дивизионных мастерских или гаражах. Призывники‑христиане и мусульмане‑алавиты (в Сирии), традиционно имевшие более высокий уровень образования, обычно направлялись для службы в структуры, требующие достаточно высокой квалификации, например в радио- или артиллерийскую разведку, метеослужбу, в чертежные или в картографические отделы соответствующих штабов и т.п. И наоборот: например, представители курдского меньшинства (причем как в Сирии, так и в Ираке), имевшие в целом в тот период более низкий (по тем или иным причинам) по сравнению с другими этносами уровень общего образования, направлялись служить преимущественно в пехоту.

За время, проведенное в вооруженных силах Сирии и Ирака, мне не приходилось быть свидетелем каких‑либо серьезных конфликтов в среде военнослужащих ни на национальной, ни на религиозной почве. Хотя порой взаимная неприязнь, например военнослужащих арабов и курдов или иракских шиитов и суннитов, ощущалась. Но до крупных столкновений в те годы внутри армейских коллективов в обеих странах еще не доходило.

Отношение же к нам, советским гражданам, со стороны местной солдатской массы всегда было позитивным. Причем не только потому, что в арабском мире, что называется, сверху донизу была хорошо известна твердая проарабская позиция СССР, но и по причине подчеркнуто уважительного отношения наших советников и специалистов к местному населению, его обычаям и традициям. Я уже не говорю об отношении к тем советским представителям, кто не только говорил, но и писал и читал на языке Аллаха!