Юрий Юрьев
Сплоченный коллектив помогает перенести все тяготы воинской службы. Фото РИА Новости
Весна 1975 года запомнилась стремительным бегом событий: экзамены за последний курс, за ними государственные экзамены, получение и привыкание к новенькой лейтенантской форме, выпуск и вручение диплома. На следующий день после выпуска состоялась и моя свадьба. Согласитесь, такой темп можно выдержать только в лейтенантские годы.
В новеньком удостоверении личности была прописана моя первая офицерская должность: «помощник командира части». Ничего себе, присвистнул я, глянув на запись: еще не служил, а уже помощник.
Недоразумение выяснилось, когда я прибыл в часть, причем без язвительных подколов не обошлось. Оказалось, что я действительно назначен на должность помощника. Но не командира, а подчиненного ему офицера, бывшего на служебной лестнице начальником воинской структуры, которую в пехоте обычно возглавлял командир части. Не знавшие этой тонкости московские кадровики-сухопутчики вписали мне такую высокую должность и направили служить в другой вид вооруженных сил.
С офицерским удостоверением связана и другая памятная «мелочь». Через два дня после свадьбы на квартиру жены позвонили из Дворца бракосочетаний и сказали, что, если я срочно туда не приеду, мой брак может быть признан недействительным. Мы примчались во дворец и начали разбираться. Оказалось, что в поданном загодя заявлении на оформление брака были указаны мои данные по военному билету слушателя военного Краснознаменного института. А при регистрации брака я предъявил уже удостоверение личности офицера – то есть иной документ. Проблему решили быстро, но понервничать пришлось – особенно моей половине
Отпускной июль, он же медовый месяц, пролетел быстро. Провожая меня в часть на Казанском вокзале, жена сказала, что приедет, когда я получу жилье.
ОФИЦЕРСКИЙ БЫТ
Примерно через месяц после моего прибытия к месту службы рядом с частью возвели сборно-щитовой барак, отделанный снаружи кирпичом. Не хватает смелости назвать его ДОСом (домом офицерского состава), но проживали в нем полтора десятка семей офицеров и прапорщиков.
Умывальная комната на четыре раковины. Три кабинки туалета для детей и женщин (мужчины пользовались сооруженным рядом с бараком уличным туалетом). Электричество. Обычное посещение городской бани становилось событием.
Выделенная мне комната в 16 квадратных метров была обставлена по-спартански: настенная вешалка, простенький стол с электроплиткой, две табуретки и солдатская кровать. Свисавшая с потолка лампочка и окно, наполовину прикрытое газетами на рыболовной леске, подчеркивали аскетизм интерьера. Никогда не забуду, как приехавшая вскоре жена впервые вошла в комнату, остановилась – и, ничего не сказав, смахнула слезу.
Как же был прав командир абитуриентской роты Военного института, Герой Советского Союза подполковник Агеев, который в далеком 1970 году, прощаясь с зачисленными в институт своими подопечными, сказал пророческие слова: «Ребята, вам невероятно повезло учиться пять лет в Москве. Поэтому, если есть возможность принимать душ или ходить в баню два раза в день, ходите; если есть возможность дважды или трижды за день посещать театр или кино, посещайте. Берите от столицы по максимуму, потому что никто не знает, куда вас забросит офицерская служба».
На следующий год у меня родилась дочь, и добавились проблемы со стиркой и сушкой распашонок и пеленок. Когда я возвращался со службы, у дверей комнаты меня поджидала железная ванночка с грудой детского белья. Пока я все прополаскивал в ледяной воде, вернувшиеся со службы другие обитатели барака успевали поужинать и выйти в коридор покурить, не забывая прокомментировать мою сверхурочную работу. Сушка белья в комнате привела к образованию плесени, а развешивать пеленки в коридоре запретил замполит. Приходилось выкручиваться, и счет за потребляемую электроэнергию в комнате, где непрерывно работал обогреватель, впечатлял.
Со временем все образовалось. Полтора десятка семей жили дружно и поддерживали друг друга. Стали появляться дети и у других офицеров, и настал мой черед выходить в коридор после ужина курить и прикалываться над молодыми папами, спешащими в умывальную комнату с тазиками и ванночками.
Главное, мы сами выбрали для себя офицерский путь. Поэтому жаловаться на «тяготы и лишения военной службы» было некому и незачем. К тому же через три года я получил квартиру в пятиэтажном доме, только что выстроенном нашим доблестным стройбатом.
Зима 1978/79 года выдалась снежной и морозной даже и по меркам Сибири, где примерно на полпути от Новосибирска до Барнаула располагалась наша часть. 31 декабря в 22.00 жена поставила в духовку электроплиты мясо с картошкой для новогоднего стола. Тем временем я с двухлетней дочкой смотрел по телевизору фильм «31 июля». Примерно в половине одиннадцатого во всем доме пропало электричество. Пришлось зажигать свечи и настроить «ВЭФ-202» на программу «Маяк».
За окном метель и мороз за минус 30. В квартире не выше 16 градусов. Ближе к полуночи к нам присоединились еще несколько офицерских жен, чьи мужья были заняты по службе. Такой и запомнилась встреча 1979 года: дочка в вязаной шапочке, валенках, перемотанной шалью шубке, свечка, стол с холодными закусками и напитками. Подачу электричества в квартиры возобновили только к трем часам дня 1 января.
ОФИЦЕРСКАЯ СЛУЖБА
Часть, где мне довелось служить, и в мирное время выполняла боевые задачи. Поэтому поначалу мне пришлось практически с нуля вникать в особенности службы.
На первом занятии по технической подготовке изучали устройство новой техники. Стены были завешаны огромными схемами, а за столами сидели офицеры, окончившиеся училища в Томске, Красноярске, Череповце.
Проводивший занятие командир попросил меня рассказать, как работает техника, которую мы изучали. Я начал путано отвечать, тыкая указкой то в один условный знак, то в другой.
«Смотри, лейтенант, – сказал командир, – и запоминай, как делается колбаса. Сюда, – и он ткнул указкой на вход антенны на схеме, – закладывается баран. Здесь, – и указка по диагонали скользнула из верхнего левого угла схемы в нижний правый, – баран перерабатывается в фарш. И, наконец, вот здесь, – указка замерла у значка головных телефонов оператора, – выходит колбаса».
Потрясающая простота объяснения врезалась в память навсегда.
Месяца через два, в канун осенней проверки, меня вызвал к себе начальник штаба. Войдя в кабинет, я доложил о прибытии. «Юрьев, – спросил он, – у тебя найдется 30 копеек?» Огорошенный подобным вопросом, я порылся по карманам и протянул ему две пятиалтынных. «Возьми и приладь на китель, – и начальник штаба протянул мне значок специалиста III класса, – а то у нас проверка на носу, а ты без классности ходишь».
Командир части был фанатом спорта и считал его лучшим средством для поддержания дисциплины, поскольку у потратившего силы на спорт воина просто не хватит здоровья на самоволку. Сам он уже в зрелом возрасте выполнил норматив кандидата в мастера по спортивному ориентированию и практиковал физкультуру при каждом удобном случае. На утреннем построении после отдачи им приказа о заступлении на боевое дежурство старший очередной смены подводил воинов к спортивным снарядам, где они минут 10–15 отжимались, подтягивались, выполняли подъем переворотом.
Убыв как-то раз в командировку в вышестоящий штаб, командир приглядел в тамошнем «Военторге» гоночный велосипед. И возвратился в часть своим ходом, оставив позади более 200 километров дороги и ночлег в придорожном стогу сена.
Особых проблем с воинской дисциплиной не было, но отдельные накладки случались. Однажды на 7 ноября организовали вечернюю поверку всей части, и в 20.00 на подмерзшем плацу выстроились офицеры, прапорщики и солдаты срочной службы. Мероприятие началось с наказания срочников – нарушителей воинской дисциплины, у которых было конфисковано несколько бутылок вина и водки.
По команде начштаба двое нарушителей стали бить бутылки об асфальт плаца, и небольшой ручеек направился к строю офицеров и прапорщиков. Когда все ощутили аромат вина из черноплодной рябины, а ручеек стал обтекать сапоги стоявшего правофланговым самого рослого офицера части, прибывшего на поверку прямо из-за праздничного стола, он пробормотал нечто вроде: «Мужики, мне плохо, я сейчас умру…»
Выполнение поставленных задач требовало каждодневного напряжения сил офицеров, прапорщиков, сержантов и солдат срочной службы. При несения боевого дежурства как-то отличились двое срочников, и командование части поощрило их необычным способом. Портреты военнослужащих были сделаны городским художником и установлены в помещении, в котором выполнялась боевая работа. До сих пор помню фамилии воинов – сержант Борисов и младший сержант Коробков.
К офицерскому составу за отличное выполнение поставленных задач иногда также применялись нестандартные поощрения. Например, мои родители получили благодарственное письмо от командира части. Хотя по уставу на меня как на офицера такое поощрение не распространялось.
ХОККЕЙНЫЕ БИТВЫ И ДАЛЕКАЯ ВОЙНА
В морозный февральский день 1979 года я сменился с боевого дежурства и пришел домой в приподнятом настроении: мне сообщили, что со дня на день ждут приказа о моем переводе к новому месту службы. Вечером по телевизору должны были показывать последнюю игру из хоккейной серии СССР-Канада. В назначенное время я уселся перед экраном, экипированный по всей форме: в бушлате, ватных брюках и валенках, поскольку в квартире было холодно.
Игру показывали в записи, накал страстей был неимоверный, и я на два часа забыл обо всем. В предыдущих играх на воротах стоял Третьяк, канадцы к нему пристрелялись, и в последней игре наши тренеры выпустили на лед Мышкина. Понимаю бешенство канадцев, которые ничего не смогли сделать с новеньким, державшим ворота на замке.
В начале двенадцатого ночи в дверь позвонили. Я решил, что кто-то из соседей-офицеров решил поболеть за наших вместе со мной, и пошел открывать. В двери стоял посыльный. «Товарищ старший лейтенант, вас срочно вызывают на службу». «Понял, – сказал я, – досматриваю хоккей и иду».
Наши победили, закинув канадцам пять безответных шайб, и это вызвало настоящий восторг. Сравнимый со взрывом эмоций в 1972 году, когда советская сборная в Мюнхене одолела американцев в олимпийском баскетбольном финале. Рад был не только я – за сборную переживала вся страна.
Вскоре после полуночи я прибыл в часть. Накануне китайцы напали на Вьетнам, и офицеров и прапорщиков части перевели на казарменное положение. Меня и еще одного офицера назначили постоянными оперативными дежурными, и до конца марта мы, сменяя друг друга, дежурили сутки через сутки.
А потом я все-таки убыл к новому месту службы, но об этом в другой раз.
Три года назад я побывал в городке, где начиналась моя офицерская служба. Порадовал глаз новый железнодорожный мост через могучую сибирскую реку. Памятная доска на здании кинотеатра в честь уроженца этих мест кинорежиссера Пырьева. И установленный на пристани бюст Героя Социалистического Труда Парфенова – бывшего секретаря райкома, сделавшего много доброго и для части, в которой я проходил службу.
А вот на месте, где располагались моя часть и барак, где я жил, раскинулся пустырь. Смотреть на него было грустно.
комментарии(0)