"Летучие голландцы" турецкого флота

Миграционный кризис все стороны стараются использовать себе на пользу. Фото Reuters

С 15 на 16 июля 2016 года Турция пережила одну из самых бурных ночей в своей истории.

События сразу обросли различными слухами и сплетнями. Одной из подобных «сенсаций» стало сообщение о таинственном исчезновении 14 боевых кораблей из состава Военно-морских сил Турции, экипажи которых якобы принимали участие в заговоре. Изначально это известие было опубликовано в британской газете Times, а затем с огромной скоростью распространилось по многим мировым СМИ, которые не скупились на самые невероятные и нелепые домыслы о местонахождении кораблей.

Судя по всему, это была обычная выдумка: бесследное исчезновение 14 боевых кораблей в современных условиях просто маловероятно. Окончательную точку поставило турецкое правительство, заявившее вскоре о том, что никаких исчезнувших кораблей нет.

КАДРОВЫЕ ЧИСТКИ БОЕГОТОВНОСТИ НЕ ПОМЕХА

Газета Hurriyet со ссылкой на Генеральный штаб Вооруженных сил Турецкой Республики сообщила 29 июля, что в попытке переворота принимали участие три боевых корабля, или 1% от численности ВМС. Правда, характер этого самого участия не детализировался. Согласно тому же источнику, больше всех «отличилась» авиация: в действиях путчистов были задействованы 35 самолетов и 35 вертолетов, что составляет соответственно 7% и 8% от общего количества единиц боевой техники турецких ВВС.

Однако последовавший за этим кадровый урон, наносимый национальным Вооруженным силам, в количественном аспекте больше всех пришелся именно на ВМС: из 55 действующих генералов и адмиралов были освобождены от должностей 32 человека, или почти 60%. Для сравнения: в ВВС аналогичное решение принято в отношении 30 из 72 генералов (41%), а в сухопутных войсках – 87 из 198 (43%).

Ущерб, который нанесли и нанесут массовые увольнения офицеров в связи с июльскими событиями, является сильным, но не смертельным: общая численность турецкой армии составляет сегодня 500 тыс. человек, что делает ее второй по численности в НАТО после США и 17-й в мире. Без учета ядерных вооружений, турецкая армия претендует на звание одной из самых сильных на европейском континенте. К тому же ведущей в настоящее время реальные военные действия на ряде направлений. К таковым относятся участие в подавлении курдского сепаратизма в восточных регионах страны, действия на сирийском направлении и действия в Иракском Курдистане.

К этому следует добавить и военно-морской театр. Хотя боевых действий здесь не ведется, интересы Анкары на этом направлении обусловливают необходимость быть готовым к любому развитию событий. Что, очевидно, осознает турецкое руководство.

НАСЛЕДНИКИ ОСМАНСКИХ ФЛОТОВОДЦЕВ

Военно-морские силы Турции по праву могут гордиться своей историей. Они являются наследником флота Османской империи, которая на пике своего могущества считалась одной из самых сильных морских держав в Средиземноморье. Сфера ее интересов простиралась и на Индийский океан.

После того как Османская империя прекратила свое существование, задачи нового флота Турецкой Республики стали более скромными – командование ВМС сконцентрировалось на защите своего суверенитета и границ. Главными направлениями стали черноморское и греческое. В соответствии с этими вызовами в 1961 году образована организационная структура управления ВМС, которая функционирует до сих пор. Она представляет собой четыре оперативных командования:

– командование Военно-морских сил, состоящее из командований северной, южной и западной целевых групп, командований надводных кораблей, подводных кораблей, патрульных катеров, миноносцев, судов обеспечения и морской авиации;

– командование Северной военно-морской зоны, отвечающее за черноморское направление и состоящее из командований по защите Стамбульского пролива и пролива Чанаккале (турецкие названия проливов Босфор и Дарданеллы), а также управления по навигации и гидрографии;

– командование Южной военно-морской зоны, отвечающее за Эгейское и Средиземное моря, состоящее из командований военно-морских баз Искендерун и Акзас, Средиземноморского регионального командования, бригады морской пехоты в провинции Измир;

– учебное командование.

К этому следует добавить силы и средства береговой охраны, которые подчиняются Министерству внутренних дел, а в военное время переходят в подчинение командованию ВМС.

Стратегия развития ВМС на черноморском направлении обусловливалась главным образом необходимостью сдерживания влияния России в направлении южных морей, что являлось ее целью еще со времен Петра I.

К концу 1950-х годов советский ВМФ сумел значительно восстановиться после Второй мировой войны, начав предпринимать усилия для выхода в Средиземное море. Главной силой, способной противостоять ВМФ СССР, стали Соединенные Штаты, которые еще в 1948 году приступили к формированию Шестого флота ВМС. Но после создания 5-й Средиземноморской эскадры ВМФ СССР в конце 1960-х и получения возможности базирования в Египте, а затем в Сирии потенциал советского флота значительно окреп.

В послевоенные годы считалось, что главная задача турецких ВМС на северном направлении – закрыть доступ советским кораблям в черноморские проливы в случае войны и продержаться до подхода союзников по НАТО. Потенциал турецких ВМС оставался скромным, во многом опираясь на техническую и финансовую помощь США. Однако отношение к Турции было настороженным. С одной стороны, Вашингтон был заинтересован в наличии сильного союзника для противостояния СССР. С другой стороны, ситуация в Восточном Средиземноморье омрачалась сложными отношениями Анкары и Афин, двух стран – членов НАТО, что противоречило интересам США.

СМЕНА ПРИОРИТЕТОВ

Впрочем, уже в конце 1970-х годов турецкое руководство в вопросах укрепления ВМС стало переносить свое внимание от Черного моря в сторону Эгейского, а Греция постепенно заняла место главной угрозы вместо СССР и стран – членов Варшавского договора.

В декабре 1991 года тяжелый авианесущий крейсер «Адмирал Флота Советского Союза Кузнецов», который было решено включить в боевой состав Северного флота ВМФ СССР, взял курс из Черного в Средиземное море и далее на Кольский полуостров в обход Европы. Как и в предыдущих случаях, Анкара не возражала на проход советского корабля, несмотря на то что Конвенция Монтрё не предоставляет право передвижения авианосцам через черноморские проливы. По одной из версий, это обосновывалось тем, что все советские авианесущие корабли, выпускаемые на заводе в Николаеве, именовались не авианосцами, а авианесущими крейсерами, имевшими различное вооружение на борту, что формально позволяло давать им иную юридическую классификацию. По другой версии, реальной причиной являлось то, что уход такой крупной боевой единицы из черноморского бассейна был огромным облегчением для Турции, которая воспринимала советский флот как серьезную угрозу.

Таким образом, декабрь 1991 года был одним из самых радостных моментов в истории турецких ВМС: Советский Союз, а вместе с ним и мощный Черноморский флот распадались, а военно-морской потенциал России на Черном море вызывал серьезные сомнения. Анкара получила долгожданную возможность переключить главные силы на южное направление.

Конечно, Черное море было и остается сферой турецких интересов. Но, несмотря на то что позиции Анкары здесь значительно укрепились в 1990-х годах, ее приоритетом стало поддержание стабильности и снижение конфронтации в регионе, что отвечало экономическим интересам Турции и провозглашенному в начале нулевых годов принципу «ноль проблем с соседями». Анкара приветствовала вступление Румынии и Болгарии в НАТО в 2004 году, рассчитывая, что это будет способствовать стабильности в регионе, а также выступила инициатором таких проектов, как BLACKSEAFOR, Организация Черноморского экономического сотрудничества, Black Sea Harmony. Все они способствовали углублению региональной кооперации и укреплению безопасности. Активность турецких ВМС на Черном море, по оценке западных аналитиков, заметно снизилась после распада СССР. Тенденции обусловливались и ограниченными экономическими возможностями страны, из-за чего военные расходы приходилось сдерживать.

Это подтвердили события в Крыму в марте 2014 года. В те решающие для полуострова дни в западной прессе зазвучали призывы в адрес Анкары о необходимости сдержать «российскую агрессию», напоминая о тесных исторических связях Крыма и Турции.

Но ее реакция была сдержанной. В частности, Анкара даже не стала отменять запланированный на март 2014 года поход группировки кораблей Barbados вокруг Африки, состоящей из двух фрегатов, корвета и судна обеспечения. Это говорило о том, что турецкое руководство даже теоретически не рассматривало возможность полномасштабной войны с Россией из-за Крымского полуострова и предпочло не предпринимать активных действий. Причина этого проста: даже если бы Анкаре и удалось саботировать интеграцию Крыма в состав России, это не принесло бы ей ничего, кроме экономического убытка. Важно и то, что турецкий бизнес был активно представлен в Крыму, а вводимые Западом санкции в отношении этого субъекта РФ тогда могли расширить возможности для турецких компаний.

Тем не менее усиление военной конфронтации между РФ и странами НАТО в Черном море, а также намеченное к 2020 году укрепление Черноморского флота ВМФ РФ, которое турецкие обозреватели называют четырехкратным (за счет введенных в строй новых 6 подводных лодок, 6 корветов и 4 фрегатов), не может не вызывать беспокойство в Анкаре. Тем более что она сделала значительные шаги для того, чтобы максимально обезопасить свое северное направление и сгладить все региональные противоречия. По мнению турецких адмиралов, усилия Анкары по укреплению безопасности в Черном море были значительно подорваны событиями 2008 года в Грузии и 2014 года в Крыму, хотя эти действия Москвы не трактуются ими как враждебные в отношении Турции.

С другой стороны, возможная конфронтация Анкары и Москвы в Черном море отвечала бы интересам США и ЕС в том числе и потому, что вызвала бы отвлечение крупных ресурсов Турции на северное направление с Эгейского и Средиземного морей, где Анкара давно является их конкурентом.

ТУРЕЦКО-ГРЕЧЕСКИЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ

В первую очередь это касается территориального спора с Грецией, что во многом обусловлено географическими особенностями Эгейского моря, которое всегда играло особую роль для Турции как транспортный коридор из Европы в Азию. Однако большое количество островов в море ставит вопросы о порядке признания территориальных вод.

Предмет спора – территориальная юрисдикция, которая видится греческими властями в признании территориальных вод в пределах 12 миль от береговой линии. Турецкая же сторона, отказавшаяся подписать Конвенцию ООН по морскому праву, настаивает на греческом суверенитете в 6-мильной зоне. Опасения Анкары понятны: в случае принятия греческого варианта под ее суверенитетом будет находиться 71,5% территории Эгейского моря вместо 43,5% при турецком варианте, что, по выражению некоторых турецких чиновников, сделает Эгейское море «греческим озером».

Проблема разграничения морских зон дала знать о себе еще в 1973 году, когда турецкие власти выдали разрешение на геологоразведочные работы на шельфе Эгейского моря для Turkish Petroleum Company. В 1974 году серьезные запасы были обнаружены греческими компаниями на шельфе в акватории, признаваемой Афинами своими территориальными водами. Споры периодически возникали и в следующие годы, но под давлением США и иных союзников по НАТО, а также ввиду отсутствия достаточного военно-морского потенциала Турция не предпринимала резких шагов. Помимо разграничения шельфа предметом споров являются воздушное пространство и некоторые иные аспекты. Вероятность конфликта вынудила Анкару начать строительство военно-морской базы Акзас в 1983 году.

Как сказано выше, распад СССР открыл новые возможности для действий турецких ВМС на южном направлении, где, в свою очередь, наблюдался некий вакуум силы, вызванный сокращением военного присутствия США после окончания холодной войны. Уже в 1995 году Греция и Турция оказались на грани военного конфликта из-за спорного острова Имия/Кардак, но решающую роль тогда сыграло вмешательство Вашингтона и развития ситуации по худшему сценарию удалось избежать. Однако в том же году турецкий парламент заявил, что односторонние действия Греции на спорных территориях, включая геологоразведочные работы, будут рассматриваться как причина для начала военных действий. По мнению ряда экспертов, задержки в поставках американских вооружений в последующие годы, в том числе фрегатов типа «О.Х. Перри» и вертолетов S-70 «Сихок», на самом деле являлись скрытым эмбарго со стороны Вашингтона. Правда, некоторые поставки более устаревших вооружений были осуществлены в установленные сроки.

Будучи членом НАТО и оставаясь зависимым от западных стран, турецкое руководство с начала нулевых годов было вынуждено смягчать свою риторику. Тем более что с 1999 года Анкара стала кандидатом на вступление в ЕС, и обострение территориального спора с Грецией не способствовало этому процессу, поэтому на некоторые годы ситуация в Эгейском море немного успокоилась.

Одновременно стартовал процесс модернизации турецких ВМС. В частности, с конца 1980-х годов началось строительство субмарин в турецком городе Коцаели совместно с германскими специалистами, осуществлены поставки фрегатов из США, реализованы проекты по серийному строительству корветов.

В распоряжении Анкары имеется более десятка субмарин. Фото с сайта www.wikipedia.org

Однако были и события, оказавшие негативное влияние на развитие ВМС. Прежде всего это финансовый кризис начала нулевых годов в Турции, последствия которого не позволили реализовать ряд намеченных планов. Серьезным ударом по турецкому флоту стало измитское землетрясение в августе 1999 года, которое произошло вблизи главной военно-морской базы Гельджук. В результате стихийного бедствия в числе погибших оказались в том числе 420 военнослужащих и гражданских специалистов ВМС, а береговой инфраструктуре был нанесен значительный ущерб, в результате чего на некоторое время корабли из этой базы были откомандированы в другие порты. Считается, что большой ущерб ВМС нанесли массовые аресты и увольнения, связанные с так называемыми делами «Эргенекон» и «Кувалда» – тайных организаций, предположительно готовивших военный переворот.

Серьезный урон нанесли и события июля сего года, результатом которых стали массовые чистки офицерского состава. С другой стороны, до попытки переворота некоторыми западными экспертами указывалось, что «реализм» турецких военных – это основная сила, способная сдержать «романтический идеализм» руководства Партии справедливости и развития, который, по их мнению, заключается в намерениях Анкары прибегнуть к военным способам решения внешнеполитических проблем. В этом аспекте массовые увольнения военнослужащих можно рассматривать и как возможную попытку избавиться от «инакомыслящих» и сделать армию более «исполнительной». Это касается и флота.

БОРЬБА ЗА УГЛЕВОДОРОДЫ

Новые задачи для турецких ВМС стали появляться в конце нулевых годов. И связано это в первую очередь с геологическими открытиями в Восточном Средиземноморье, благодаря которым были обнаружены крупные запасы углеводородов, потенциал которых может значительно повлиять на рынки энергоносителей не только в регионе, но и за его пределами.

В 2009 году открыты крупные месторождения в исключительной экономической зоне Израиля, относящиеся к бассейну «Левант», расположенному на территории Сирии, Ливана, Палестины, Израиля и Египта. Интерес к ним стала проявлять и Турция с целью возможного импорта израильского газа. Перспективными на предмет открытия новых месторождений являются также воды исключительной экономической зоны Сирии и Ливана. Очевидно, вмешательство Анкары в сирийский кризис в 2012 году имело в том числе целью и расширение доступа турецких энергетических компаний в сирийские воды в случае свержения действующего в Дамаске режима. Однако развитие событий пошло по иному сценарию, что и вызвало такую сложную реакцию Анкары.

Нельзя забывать и проблему разграничения территории в Эгейском море, которая имеет тенденции к обострению в последние годы. Упомянутые открытия в водах Израиля вызвали настоящий ажиотаж в Греции, которая начала исследования своего шельфа. Даже частичное обследование морских недр показало на возможное наличие крупных запасов углеводородов в водах Эгейского моря: только в северной его части они оцениваются в 4 млрд барр. нефти. Ситуация требует более глубоких исследований. Однако они затруднены территориальным спором с Турцией, чьи попытки проводить геологическую разведку в водах Эгейского моря и исключительной экономической зоне признанной Анкарой Турецкой Республики Северный Кипр вызывали ярые протесты в Афинах и в Брюсселе.

Но если в предыдущие годы Анкара надеялась на вступление в ЕС и прилагала серьезные усилия для того, чтобы убрать с повестки дня территориальный спор с Афинами, то сегодня очевидно, что Турции это не грозит в обозримой перспективе. По заявлениям некоторых политиков, до 3000 года. Да и события июня 2016 года в Великобритании показали, что сам ЕС имеет неоднозначные перспективы на сохранение. В этой ситуации сдерживающего фактора в виде нежелания Анкары конфликтовать с ЕС может уже и не быть, поэтому развитие ситуации по военному сценарию исключать нельзя.

Справедливости ради надо отметить, что Турция – не единственная страна, которая претендует на углеводородные богатства Эгейского моря, а попытки сдерживания активности турецких компаний со стороны европейцев обусловлены вовсе не мифической европейской солидарностью, а элементарной конкуренцией. Это наблюдалось в том числе и в период экономического кризиса 2010 года в Греции, который так удачно совпал с геологическими открытиями в Средиземноморье. По мнению ряда западных экспертов, жесткие требования Германии в адрес греческого правительства имели конечную цель вынудить Афины продать доли в крупнейших нефтедобывающих компаниях страны. Видимо, отсюда заявления некоторых депутатов немецкого парламента о продаже необитаемых греческих островов с целью обслуживания государственного долга, что предоставило бы европейским компаниям возможность проводить геологоразведку и добычу в Эгейском море.

По некоторой информации, попытку повлиять на упомянутый спор предпринимал и Вашингтон, предложив Афинам и Анкаре по 20% от полученных доходов в случае успешной реализации добывающих проектов в обмен на неограниченный доступ компании Noble Energy в воды Эгейского моря, которая получила бы 60% от доходов. Именно с помощью этой компании были открыты первые месторождения в Восточном Средиземноморье, принадлежащие сегодня Израилю. Выход на европейские углеводородные рынки – одно из приоритетных направлений в американской экономической политике. Средиземноморское и Эгейское моря – наиболее благоприятная возможность для этого.

НАСТУПЛЕНИЕ МИГРАНТОВ

В 2015 году Европа столкнулась с миграционным кризисом, в ходе которой в поисках прибежища в Старый Свет прибыли более 1 млн человек из стран Африки и Ближнего Востока. Примерно с лета 2015 года самым активным направлением миграции стал маршрут из Турции и Сирии в направлении греческих берегов, что во многом обусловлено географическими особенностями этого моря: на многочисленных островах проще укрыться, а расстояния не такие далекие по сравнению с иными путями.

Мало кто обратил внимание на то, что этот маршрут пролегает через спорные воды Эгейского моря. В прошлые годы действия здесь европейских пограничников вызывали жесткие протесты Анкары, приводили к инцидентам и дипломатическим скандалам, что затрудняло обеспечение пограничной безопасности на этом направлении. В том числе этим можно объяснить низкую эффективность операции «Посейдон», проводимой в настоящее время европейским пограничным агентством FRONTEX на греческом направлении.

С другой стороны, миграционный кризис может быть использован каждой стороной как повод для закрепления в Эгейском море, к которому наблюдается повышенный интерес.

В частности, знаменитое соглашение по мигрантам между Турцией и ЕС помимо экономической составляющей в виде компенсации должно позволить Анкаре расширить влияние своих ВМС в Эгейском море под предлогом борьбы с нелегальной миграцией. Возможно, эту цель и преследовало турецкое правительство на переговорах с ЕС.

Показательна и недавняя реакция Турции на усиление присутствия НАТО в водах Эгейского моря. Речь идет о так называемой Maritime Group 2, состоящей из 7 кораблей стран – членов НАТО, официальная цель которой – оказание помощи в борьбе с нелегальной миграцией. Решение о направлении их в Эгейское море принималось в феврале 2016 года, наиболее активным участником инициативы является Германия. Уже в июне сего года турецкие СМИ со ссылкой на правительство сообщили, что Анкара выступает за прекращение этой миссии Североатлантического альянса, мотивируя свою позицию отсутствием необходимости в ней и угрозой обострения конфликта с Грецией.

О планах по отправке боевого корабля из состава американских ВМС в Эгейское море для борьбы с миграцией заявил в мае 2016 года и госсекретарь США Джон Керри. Удивительно, как сильно проблема беженцев в Европе обеспокоила Вашингтон, что он идет на такие шаги.

Не исключено, что в упомянутых действиях США и НАТО помимо борьбы с нелегальной миграцией присутствуют и скрытые цели в этом регионе.

Ясно одно: Эгейское море становится центром противостояния не только турецких и греческих ВМС, но и других стран.

АНКАРА КОПИТ СИЛЫ

Действия Анкары говорят о том, что она готовится отстаивать свои интересы именно на южном направлении. На вооружение уже приняты 8 танко-десантных кораблей, планируется постройка еще двух более крупных танко-десантных кораблей и двух универсальных десантных кораблей. Это позволит сформировать две полноценные флотилии морского десанта, что является наиболее предпочтительной тактической единицей для возможного ведения боевых действий в Эгейском море, сплошь покрытом островами. Черноморское направление при всей важности рассматривается Анкарой как менее вероятное на предмет военного конфликта. Однако конфронтация с Россией, в том числе на морском театре, была бы очень выгодна и США, и европейцам с целью отвлечь турецкие ресурсы от зоны своих интересов.

Сегодня в боевом составе турецких ВМС находятся 13 подводных лодок, 18 фрегатов, 8 корветов, 15 самолетов и 33 вертолета. Общее количество боевых кораблей, судов вспомогательного флота и катеров составляет около 300 единиц. По данным командования, функционирование ВМС обеспечивают 22,5 тыс. военнослужащих, на флот приходится 14% военного бюджета страны.

В 1997 году впервые сказано, что задачами турецких ВМС являются уже не только защита территории государства, но и повышение благосостояния страны, что обусловливается ее высокой зависимостью от мировых рынков. Тогда же заговорили о том, что Турция в состоянии построить флот «голубой воды» – так называют на Западе военно-морские силы, общий потенциал которых позволяет действовать в морях, расположенных далеко от территории страны.

Конечно, пока экономический потенциал страны не позволяет говорить о таком флоте, но некоторыми достижениями Анкара может гордиться. К примеру, во время событий 2011 года в Ливии турецкие ВМС принимали активное участие в эвакуации турецких граждан из этой страны, количество которых достигало 20 тыс. человек. В 2004 году военные корабли оказали помощь в ликвидации последствий цунами в Индонезии. Турецкие корабли сегодня принимают участие и в обеспечении безопасности судоходства от пиратских атак в районе Африканского Рога. В последние годы рассматривается вопрос о создании турецкой военно-морской базы в Катаре. Правда, последнее может встретить жесткое противодействие со стороны Ирана.

Активизацию внешней политики Турции в последние годы нередко обосновывают «султанскими» амбициями ее лидера Реджепа Эрдогана, идеями неоосманизма и желанием восстановить былое влияние. Безусловно, такие идеи не чужды турецкому обществу как наследнику империи с великой историей. Однако первой причиной экспансии за рубеж является необходимость получения доступа к ресурсам и особенно энергоносителям. Сегодня более 90% потребляемых в стране углеводородов удовлетворяется за счет внешних поставок, вдобавок ко всему в следующие 15 лет ожидается увеличение внутреннего спроса на энергию в 1,5 раза. Схожая ситуация в продовольственной безопасности, обеспечении водой и других сферах. Иными словами, вопрос экономической экспансии – не столько политические амбиции турецких лидеров, сколько вопрос сохранения Турции как страны и выживания нации. И сильная армия – неотъемлемая часть этой стратегии.

Что касается России, то к 2050 году, согласно прогнозу, население Турции в количественном отношении сравняется с российским и даже превысит его. Несмотря на непростую историю отношений двух стран, хочется верить в мирное и добрососедское будущее.

Однако то, что Турция становится самостоятельной державой с собственными интересами, обладающей сильной и в отличие от многих европейских готовой воевать армией, есть очевидный факт, который необходимо принимать во внимание. «Шапкозакидательские» лозунги, которые звучали в некоторых СМИ в отношении военного потенциала этой страны, здесь абсолютно неуместны.