Иван Смирнов - Сергей Владимирович, с начала Реформации в Европе, а позднее и в Америке стали изучать Библию. На материале Нового Завета сложились основные приемы работы с текстом, созданы целые школы с разными подходами и традициями. Не могли бы вы обозначить этапы этих исследований?
- Библейская филология с самого начала стала предметом изучения по преимуществу христиан. В настоящее время в Германии на теологических факультетах выходит 85-90% всех работ, посвященных Новому Завету. Подобное положение обусловлено определенными историческими причинами. В эпоху Реформации, когда начинается серьезный интерес к исследованию текстов Писания, основной задачей теологов было доказать неправоту оппонентов (чаще всего Католической Церкви) ссылками на авторитет Евангелия.
Для этого потребовались переводы на национальные языки, что неизбежно повлекло за собой появление текстологических и филологических проблем: с какого текста осуществлять переводы, какие рукописи считать более надежными, и целый ряд других вопросов, решение которых требовало создания научных школ и выработки особых приемов работы с материалом. Филолог-классик, "выросший" на исследовании античных памятников, принадлежит к совершенно иной научной традиции.
На работу специалистов по Новому Завету часто влияли социальные факторы, которые можно условно обозначить "вызовами времени" и "ожиданиями общества" от христиан.
Например, в Германии теологические факультеты и учебные заведения, принадлежащие Католической и Евангелической Церквам, существуют отчасти на деньги налогоплательщиков. Общество ожидает, что Церкви - а новозаветная экзегеза мыслится как часть церковной теологии - так или иначе выразят свое отношение к общезначимым социальным проблемам.
Кроме того, в XIX веке появилась потребность определить содержание веры языком, который доступен нормальному человеку без ссылок на "чудо", "тайну", "авторитет". В центре внимания "либеральной теологии" оказалась проблема "исторического Иисуса" - секуляризованная альтернатива "клерикальному" Христу. После Второй мировой войны актуальными становились проблемы экологии, феминизма, борьбы за мир, отношения к сексуальным меньшинствам, к расизму и многое другое. Все это отражалось и отражается в текущей литературе о Новом Завете.
- Внимание к запросам общества всегда было существенной чертой западной библеистики?
- Это стало особенно явным с тридцатых годов ХХ века. Дело в том, что ко второй трети ХХ века уже были высказаны все основные гипотезы, объясняющие происхождение евангельских текстов, подготовлены базовые словари, грамматики, симфонии и другие справочные пособия. Текст Нового Завета был неплохо изучен. На многие вопросы были даны убедительные ответы, а если нет, то лишь потому, что состояние источников вообще не позволяет решить соответствующие проблемы. Вероятнее всего, они так и останутся нерешенными.
Между тем, количество работ по Новому Завету не уменьшается. Это как диссертации по истории КПСС в советское время: надо публиковать ученые труды, иначе найдутся другие охотники сделать это.
- Вы говорили о том, как обстоят дела в Европе. В нашей стране ситуация совершенно иная. Сейчас в России людей, которые занимаются серьезным изучением канонических текстов Нового Завета, можно пересчитать по пальцам. С чем это связано и возможно ли в нашей стране появление библеистики как отдельного направления?
- В России отсутствует своя традиция библеистики. Духовные школы Православной Церкви до сих пор не проявляют большого интереса к исследованию Нового Завета, сосредоточив свои силы на изучении патристики и других вторичных текстов. Какие-то попытки наблюдались в начале ХХ века. Как правило, их предпринимали профессоры Духовных академий, поэтому на их исследования накладывались известные ограничения. В светских университетах, как и в Европе, предпочитали заниматься античными памятниками.
В советское время в нашей стране выходили научные и научно-популярные работы, посвященные возникновению раннехристианской литературы, причем большее внимание уделялось неканоническим текстам (апокрифам, кумранским рукописям).
В последние 15 лет появились новые переводы библейских текстов, переведены несколько серьезных монографий, но научной школы по-прежнему нет. Публикация отдельных исследований - вещь очень хорошая, но она скорее удовлетворяет спрос образованных людей, желающих получить сведения о Новом Завете, библейской критике, то есть выполняет культурологическую и просветительскую функции. Кроме того, я не уверен, что все переводы делались специалистами. Пока в России не появятся светские академические институты, в рамках которых будет преподаваться и изучаться раннее христианство, говорить о "школе" будет преждевременно. Люди должны получать за свою работу деньги и по возможности отдавать этой работе все свои интеллектуальные силы.
- При отсутствии серьезного интереса и научных школ работу специалиста по Новому Завету в нашей стране можно сравнить с миссией. С какими специфическими проблемами имеет дело филолог, занимающийся библейской критикой в России?
- Прежде всего я хочу сказать, что в настоящее время я не занимаюсь проблемами, которые непосредственно связаны с Евангелием. Я могу судить об этом только с позиции, сложившейся у меня к середине девяностых годов. Мне кажется, в науке с тех пор не произошло радикальных перемен, но я могу ошибаться. Когда мы с Валентиной Кузнецовой и Сергеем Тищенко готовили к изданию новый перевод четырех канонических Евангелий с научно-популярными комментариями, я считал, что мы решаем просветительскую и отчасти религиозную задачу. Необходимо дать людям возможность узнать правду. Она же отождествлялась с состоянием историко-филологического изучения Евангелий на Западе на начало 90-х годов.
Автор, пишущий о Новом Завете на русском языке, и следовательно для широкой публики, до cих пор испытывает одновременно безнаказанность и беспомощность. С одной стороны, очень мало людей, которые могли бы сделать критические замечания, указать на твои ошибки. С другой - приходится излагать многие положения научной традиции очень коротко, что приводит к их вырыванию из контекста и нарушению естественных связей. Вы ссылаетесь на работы, которые недоступны большинству ваших читателей, а при пересказе всегда приходится чем-то жертвовать, и он не заменяет знакомство с оригиналом.
- Вы говорили о том, что ситуация вокруг изучения Нового Завета в России практически не изменилась с начала прошлого века? Не связано ли это с опасениями матери Марии (Скобцовой), священника Сергия Желудкова и ряда других людей о том, что Православная Церковь не сможет воспользоваться данной ей свободой?
- Мне кажется, что мнения этих очень уважаемых людей представляют собой образец "романтического христианства", согласно которому Церкви уже по своей природе свойственно вбирать в себя все самое хорошее, доброе и симпатичное и вести людей за собой. Это интеллигентская иллюзия, которая имеет мало общего с реальной ситуацией.
Церковь прежде всего решает вопросы собственного выживания в новых условиях. Естественно, что она удовлетворяет запросы общества в стабильности, которая связана с нежеланием менять средневековые ритуалы, о чем, в частности, говорил о. Сергий Желудков. Это стремление проистекает из естественной человеческой тяги к привычным мифологемам, к емким, пусть даже слабо осмысливаемым символам.
В настоящее время православие воспринимается обществом как часть культурного пакета, в который входит бытовой антисемитизм, отсутствие терпимости, а также представление о собственной исключительности. Русская Православная Церковь в какой-то мере способна предоставить те религиозные услуги, которые от нее ожидают клиенты, я имею в виду обычных сегодняшних прихожан.
