Сергей Щербак – Павел Анатольевич, почему, на ваш взгляд, протестанты в России в общественном мнении не стали «своими»?
– В России не принимали не только протестантов. Авторов первой российской конституции, декабристов тоже не принимали. О таких людях еще Грибоедов говорит устами Чацкого: «Он прослывет у них мечтателем опасным!» Вот стереотип нашего общества: если кто-то предлагает что-то иное, значит, представляет собой опасность; значит, на него можно свалить все беды. Почему в России сложилось такое неприятие протестантов, исторически проследить сложно.
– Когда появилась Церковь пятидесятников в России?
– Впервые она была зарегистрирована в 1913 году в Санкт-Петербурге. Эта Церковь, возглавляемая Ивановым и Смородиным, проповедовала сверхъестественные проявления Святого Духа (как и современные пятидесятники) и выступала против участия России в Первой мировой войне.
Один из лидеров этого движения, Иван Воронаев, вернулся в Россию в страшный 1920 год, чтобы помогать бедным, сиротам, покалеченным участникам гражданской войны, чтобы разделить судьбу своих соотечественников. Социальное служение – один из главных компонентов евангельской проповеди.
– Каковы направления социального служения пятидесятников?
– Мы помогаем наркоманам, алкоголикам; находящимся в местах лишения свободы и тем, кто выходит оттуда в полной растерянности. Тем, к кому пришла беда: бомжам, беспризорникам, инвалидам.
В связи с этим организовано более 250 реабилитационных центров для наркоманов и алкоголиков, приюты и лагеря для детей. По нашей статистике, около 60% прошедших реабилитацию наркоманов возвращается к нормальной жизни.
– В «антисектантских» статьях утверждается, что в реабилитационных центрах наркотическая зависимость меняется на «сектантскую». Все ли становятся пятидесятниками после реабилитации?
– От 30 до 40% бывших наркоманов после реабилитации не становятся членами нашей Церкви. Но что имеется в виду под «зависимостью»? Апостол Павел говорит: «Когда я был свободен от праведности, я был рабом греха».
Нет нейтральной позиции, где человек был бы сам по себе. Он все равно принадлежит определенной системе ценностей. Есть пропагандируемый «облегченный» вариант жизни, который приводит к «невыносимой легкости бытия».
Когда я лет пять назад участвовал в тюремном служении, проповедовал, люди часто говорили: «Я тоже верующий, у меня крестик есть». Я спрашивал: «А почему вы решили быть непричастным к системе христианских ценностей? Вы культурную, эстетическую часть взяли, а духовную исключили». Нельзя служить двум господам: одновременно принадлежать к разрушающей и к созидающей системе.
– Расскажите, пожалуйста, о помощи беспризорникам┘
– Это особый вид служения. Просто благотворительность здесь может быть вредна. Ребенок начинает думать, что если его кто-то кормит и говорит добрые слова, то «норма» его жизни приемлема для некоторых «добрых людей».
Поэтому к благотворительности нужно прилагать и некую «функцию икс». Она заключается в том, что мы закладываем в ребенке желание изменить свою жизнь. Для этого мы создаем классы дополнительного образования. Пусть хотя бы на месяц мы усаживаем детей за парту.
Ребенок убеждается, что он может писать, может запомнить стишок, его похвалили, поставили оценку. При этом мы не отрываем ребят от государственной системы образования и воспитания, мы хотим быть ее партнерами.
Мы наставляем членов нашей Церкви, что таких детей нужно усыновлять. Одна пятидесятническая семья усыновила уже 18 таких детей, в Омской и Кемеровской области в общей сложности их усыновили 170, мой брат – пятерых.
Мы считаем, что это не ничьи – это наши дети. Или завтра мы будем бояться выходить вечером на улицу, или будем смело глядеть в свое будущее.
– А что делается для больных детей?
– В 1997 году в Екатеринбурге мы начали работать с семьями больных детей. Мы устраиваем для них праздники, соревнования, организуем летние лагеря, катание на лодках, на лошадях, водим их в цирк и зоопарк. Мы хотим, чтобы они знали, что такое доброта, что есть еще что-то, кроме одиночества.
– Как относится государство к вашей социальной работе?
– Мы все ждем, что кто-то откуда-то даст ценные указания, чтобы всем было хорошо. Но ведь все от нас зависит. В ежегодных посланиях президента Федеральному собранию, которые я внимательно изучаю, сформулированы основные цели и задачи развития нашего общества.
Мы стараемся идти в этом направлении, чтобы не было так: отдельно общество, отдельно государственная политика, отдельно наша Церковь.
– Как вы расцениваете действия государственных чиновников, которые отказывают пятидесятникам в аренде помещения или закрывают реабилитационные центры?
– Я бы не сказал даже, что это политическая безграмотность, это что-то гораздо худшее. Есть право, а есть правоприменительная практика. Многие чиновники всему предпочитают некую загадочную «целесообразность».
Например, один региональный чиновник решил, что «целесообразно» закрыть центр пятидесятников. Он заявил: «Я не хочу, чтобы здесь была заморская вера». Он решил продемонстрировать силу, как это обычно бывает, перед слабым┘
А ведь вера – это высшее право человека, на этом основан конституционный строй России. Есть, правда, и другие руководители, которые понимают, что свобода веры – это именно свобода человека.
Я думаю, нарушая закон, некоторые руководители думают, что они знают, как сделать лучше для большинства, исключив меньшинство. Идеология всегда пронизывала внутреннюю политику нашего государства. Однако она исключает свободу человека исповедовать свои взгляды, отличающиеся от взглядов остальных членов общества.
– Как «антисектантская» деятельность некоторых лиц, утверждающих, что они православные, отражается на жизни пятидесятников?
– Эта «деятельность» носит антиконституционный характер и преподносится как борьба с религиозным экстремизмом. Я считаю, что ей давно пора дать объективную правовую оценку.
– В среде пятидесятников есть также движение «неопятидесятников», или Российский объединенный союз христиан веры евангельской пятидесятников, который возглавляет епископ Сергей Ряховский. Какие у вас отношения?
– Мы относимся друг к другу по-братски. Никто из нас не претендует на исключительную роль в Церкви, мы только ее часть. И нужно уважать друг друга за то, что мы равноправные части.
Разницу между «нео» и просто пятидесятниками светскому человеку понять трудно. Это теологические тонкости. Однако некоторыми и то, и другое воспринимается как опасность.
Например, в Саратове в 2005 году проходила инициированная саратовским епархиальным управлением Русской Православной Церкви конференция «Неопятидесятнические секты – угроза религиозного экстремизма».
В резолюции было сказано о «недопустимости┘ распространения неопятидесятнических центров по реабилитации наркоманов, алкоголиков, лиц без определенного места жительства┘».
Если бы 232 человека, которые подписались под антисектантским призывом, дружно взялись за помощь всем людям, перечисленным в резолюции, я бы не одну десятину, а две отдал бы для этого! У православных больше возможностей, больше ресурсов.
Если бы они взялись за дело, может, тогда и была бы решена острейшая проблема России. Но вместо дела они критикуют то малое, что удалось сделать. Ярлыком «религиозный экстремизм» они только усиливают тревогу в обществе.
