Между монастырем и дворцом

Филипп де Шампень. Видение Иосифа, около 1642. Лондонская национальная галерея.
Фото из каталога выставки

Один из самых интересных художников французского классицизма Филипп де Шампень (1602–1674) родился в Брюсселе и лишь в возрасте 19 лет обосновался в Париже. Здесь он довольно быстро оказался среди первых живописцев эпохи, причастных к победе классицизма над маньеризмом. Выставка «Филипп де Шампень. Между политикой и благочестием» в женевском музее Рат объединяет прежде всего картины на библейские темы, а также портреты религиозных деятелей XVII века. Шампень был особенно силен в этих сюжетах. По ряду причин его долгое время даже считали исключительно религиозным живописцем.

Однако он был успешен и как светский автор. Многие из 70 представленных в Женеве картин заказывались ему первыми лицами государства – Людовиком XIII, кардиналом Ришелье, Анной Австрийской. Впервые придворным художником он стал при Марии Медичи. В работах этого периода еще заметно влияние караваджесков и мастеров новой венецианской школы, классицизма Карраччи и барочных поисков. Но довольно быстро Шампень стал оригинален, сумев отказаться от итальянской традиции в классицизме, обогатить ее живым чувством, полным скорее страсти, чем разума.

Почти полвека провел Шампень при французском дворе, что позволило ему отказаться от поездок в Рим, где делались тогда художественные карьеры (Пуссен, например, не смог противостоять этому правилу). Он даже проигнорировал предложение Рубенса войти в его мастерскую. При этом самого Шампеня во Франции всю жизнь считали фламандцем. Ришелье даже упрекали в предпочтении иностранного авторам местным живописцам, а некоторые музеи до сих пор числят шампеневские рисунки по разделу «Северная школа». Поначалу в его искусстве и впрямь было много фламандского, но в Париже он стал куда более французским автором, чем многие из самих французов.

Шампень работал не покладая рук. Будучи королевским живописцем у Людовика XIII, он исполнил множество работ для Церкви. Здесь и росписи для парижского монастыря Дев Голгофы, и заказы для кармелиток с улицы Шапон, и работы для церкви Сорбонны. После Французской революции 1790-х годов, когда по всей стране стали закрывать монастыри и церкви, их художественные ценности переместились в общественные музеи.

Меж тем портреты, выполненные Шампенем и обеспечившие ему славу одного из крупнейших портретистов века, оставались, как правило, в семьях заказчиков. На выставке представлен, например, портрет Робера Арно д’Андийи (1589–1674), одного из ярчайших людей эпохи, удалившегося в монастырь Пор-Рояль, ставший центром янсенистского движения, но и там не утратившего контактов с внешним миром. С янсенистами, противостоявшими иезуитам и папе, были связаны Расин и Паскаль, да и Шампень был в их кругу не случайным человеком.

Художник рисовал Арно дважды. Местонахождение первого портрета неизвестно, сохранилась лишь гравюра Жана Морена. Зато известна история второго портрета, датируемого 1667 годом. Прежде чем попасть четверть века назад в Лувр, он на протяжении четырех с лишним столетий находился в коллекциях многочисленных маркизов и графов, наследников модели.

Даже смерть в начале 1640-х главных покровителей Шампеня, Людовика и Ришелье, не лишила его благосклонности власти. Он участвует в 1648 году в основании королевской Академии живописи и скульптуры, пишет как для Людовика XIV, так и для высших чиновников, исполняет, в частности, замечательный портрет Кольбера (1655), хранящийся ныне в нью-йоркском «Метрополитене» и также привезенный в Швейцарию. Будущий государственный контролер (министр) финансов здесь всего лишь еще сотрудник Мазарини (и кардиналу, и его окружению было лестно считать себя продолжателями Ришелье, перенявшими не только его дела, но и его художников).

Кольбер лишен тех атрибутов власти, которыми наполнятся его позднейшие портреты, например кисти Клода Лефебра из Версаля. Но Шампень портретирует личность, а не должность. В его работах внешний драматизм всегда оставался чем-то неважным, глубина происходящего определяется трагизмом чувств, обуревающих – явно не на поверхности – персонажей.

И все же новые времена означали и новый вкус. Художник вступил с ним в конфликт, о чем говорят и его доклады в академии о полотнах Пуссена и Тициана, полемика с Ле Брюном и его последователями.

Обычно границы непонимания порождают лишь веселое недоумение у потомков. Но в случае с мастером, достигшим таких высот, как Шампень, они вызывают уважение.