Рина Иванова Рина Иванова
Идеи
Ряды талантов не редеют,
На том, пожалуй, и стоим,
Одна отличная идея
Приходит минимум
к троим.
Идет идея к нужной дате,
Нас выбирая по уму.
Поверь, счастливый
обладатель,
Всё нужно делать самому.
Пока ты ноешь:
«Кто я? Где я?
Смогу ли я? Потом...
Хотя...
Придут коварные злодеи
И украдут твою идею,
И так ужасно воплотят...
Судить их будешь ты
не вправе,
На то есть зритель, в корень
зри,
Как ты докажешь
всей ораве,
Что носишь лучшее внутри?
Идея врет, что
с нами дружит,
Что мы одни в ее беде.
Ей важно выбраться
наружу.
Не важно с кем, не важно где.
***
Будет чудесно, сейчас
хорошо,
Состояние медитации.
Не стоит твердить, что мой
поезд ушел,
Я же начальник станции.
Паутинка
Дети плачут, шумят,
дерутся,
А в середине
металлоконструкция,
Названная паутинкой.
– Не ходи,
не испорть ботинки!
Кто залезет выше,
тот будет
крут,
Если только игрушки
не отберут.
Карабкаться – тяжкий труд.
Не ходите, дети,
на паутинки,
Полюбите книжки,
а в них – картинки,
Полюбите жизнь,
позабыв игру.
– Мама, могу без рук!
Кто вверху, пускай,
назовется, друг.
Кто внизу – назовется враг.
– Мама, нельзя без драк!
Я полезу выше, пускай ревут,
Через тернии к звездам
и в Голливуд,
С перекладиной
каждой хватая власть.
– Мама, нельзя упасть!
Я плевать хотел на их шум
и гам,
Я пойду вперед по рукам,
ногам,
Это вовсе не зависть,
совсем не месть.
Просто я должен влезть.
– Залезай хоть век,
хоть и пять минут,
Все равно другие
тебя спихнут,
Лишь пинок, рывок,
бесполезный крик.
Паутинка – чудище,
ты – внутри,
Не помогут встать ни друзья,
ни мать,
Хочешь быть всех выше –
учись летать, –
Изнутри раздастся
премерзкий смех, –
Я ненавижу всех.
Извне вошедшего
Судя по холодильнику –
он побывал в Вильнюсе
и Праге,
Повидал Елец и наплавался
в Евпатории,
По-немецки его советский
мотор тараторит.
Можешь не париться,
комик ты или трагик,
Не подыскивать сочетаний
звуков и букв,
Все давно написано
на твоем лбу.
Все и так догадаются,
что в душе твоей дивный сад,
Зачем писать, телепат
будет твой адресат.
Никто не подумает,
что ты лишь йогурт
и колбаса,
Съеденные в привокзальном
в Казани.
Страшненькие пожалеют,
что ты занят,
Красивые нагло возьмут
под руку.
И ты, бодрый,
как никогда,
Выдашь им горсти льда.
Ты, правда,
так думаешь, да?
Не пытайся создать
нового – нового нету,
Гонится за экспрессом
поток вагонеток.
Для снятия стресса
не хватит и пары монеток,
Печально это,
до чего же печально это.
На три в одном:
кофе, сахар, сливки
в китайский пластик,
Ты загадал три желания,
а их исполнение
в моей власти.
Ты затаил дыхание и снова
пишешь, что накипело
за день,
Внутриквартирное описание
мировых и душевных ссадин,
Страшнее жены-художницы
может быть
только муж-писатель.
Элли
Идет Элли,
Идет к цели,
Песни давно пропели
Трусливые, бессердечные
И безмозглые,
Говорят: «Не ходи
по встречной,
Не ходи к нему, уже поздно,
Сверни – сосны вокруг, ели.
Идет Элли,
Идет к цели,
Это они не успели.
Дорога из желтого кирпича –
Символ шизофрении.
«Эй, ты, перестань
кричать!
Просто давай, усни и
Проснешься, руки будут
в грязи,
А лицо – в меле».
Усни, Элли...
Уймись, Элли...
Как же вы все надоели!
Где он, город этот
из бижутерии?
Где там аналог управы,
а может, мэрии?
Хочется этакой вон феерии,
Может, изменится что-то
в душе ли, в лице ли...
Идет Элли.
Идет к цели.
Движется еле-еле.
Боится, вдруг не пустит,
перекроет ей кислород,
Боится, вдруг там сменились
правила, есть пропуска,
дресс-код,
Смотрит, а он Сам стоит
и ждет ее у ворот.
Голосом тихим бормочет.
Ей кажется, он орет:
Пришла, Элли?
Привет, Элли!
Ты в чудеса веришь
на самом деле?
Это ни сон, ни сказка,
зря ты вот так решила,
Здесь нет ни Дровосека,
ни Льва,
и тем более нет Страшилы.
Как ты осталась
вообще жива?
Как не сбилась с пути?
Прости меня, Элли,
слышишь,
за все прости.
Пойми, Элли,
Прости, Элли.
Только чтоб быть с тобой,
уплыть и не видеть мели,
Я готов не оставить
на камне камня,
Я врал тебе, врал,
что ты не нужна мне.
Иди, Элли,
Ко мне, Элли.
Если есть свет,
то ему не нужны тоннели,
А волшебство невозможно
упрятать в ящик.
Я врал ранее, а теперь
поверь – я настоящий.
