Сергей Брезкун
Расположенные на незамаскированных аэродромах самолеты стали легкой добычей германских летчиков.
Официальная история участия Великобритании во Второй мировой войне охватывает несколько десятков томов, хотя усилия англичан на всех театрах военных действий вряд ли составят хотя бы пятую часть наших. При этом главная военная тайна Англии – то, что Вторую мировую войну спровоцировали англосаксы и они же ее активизировали, остается, конечно, между строк.
Но ведь и в истории Великой Отечественной войны прочитаны не все страницы, и прежде всего туманом окутаны причины нашего провала летом 1941 года. Военные историки упорно игнорируют ряд странных фактов или объясняют их поверхностно. Вакуум же заполняют авторы вроде Суворова-Резуна, Марка Солонина, Бориса Соколова и иже с ними. Они пишут картину 1941 года исключительно черными красками, используя или затасканные мифы геббельсовского толка, или изобретая новые.
По мере сил я, как и ряд других исследователей, пытаюсь противодействовать очернителям истории войны и разобраться в непонятностях 1941 года с позиций советского патриота. Результатом стали, в частности, мои книги «10 мифов о 1941 годе» и «Мифы о 1945 годе», изданные под псевдонимом «Сергей Кремлев». Вот почему было досадно и обидно читать статью контр-адмирала Радия Анатольевича Зубкова «Военно-историческая беспомощность или скрытая фальсификация», опубликованную в № 34 «НВО» и посвященную критике моей статьи «Тайны войны остаются тайнами», опубликованной в № 24 «НВО».
Уважаемый Радий Анатольевич утверждает, что отдельные историки и исследователи, к числу которых он, вероятно, относит и меня, «вместо раскрытия тайн и развенчания мифов минувшей войны» осуществляют скрытую фальсификацию. В частности, относительно того, будто готовность № 1 на флотах – не личная инициатива наркома ВМФ Кузнецова.
Пожалуй, тут надо говорить о недоразумении, ибо среди советских военачальников времен войны нет ни одного, за исключением фигур типа генерала армии Павлова, к кому я не испытывал бы чувства глубокого уважения уже за то, что они тянули «воз» войны, не щадя сил и живота своего. Сказанное относится и к наркому ВМФ Николаю Герасимовичу Кузнецову.
Однако и грехов у советских военачальников времен войны хватает, а главный их грех, в который не впали очень немногие, и прежде всего – маршал Рокоссовский и маршал авиации Голованов, состоит в незащите своего Верховного от инсинуаций Хрущева. Последний же утверждал, что Сталин-де руководил фронтами то ли по глобусу, то ли – по карте, засунутой в голенище сапога. Эта упорная незащита вряд ли объясняется лишь страхом хрущевской «монаршей немилости». Скорее, это похоже на круговую поруку заговора молчания. Недаром в последней предвоенной неделе по сей день много неясностей, начиная с того, что в источниках упорно подчеркивается, что нарком Тимошенко и НГШ Жуков 14 июня просили Сталина санкционировать приведение войск в боевую готовность, но тот не согласился. Но были же и 15 июня, и 16-е, и так далее… Почему же нарком и НГШ, видя нарастание напряженности, не испросили согласия Сталина еще раз? Этот вопрос напрашивается ведь сам собой!
И – не он один…
Что ж, придется задаться вопросами еще раз, кое-что дополнительно поясняя и анализируя. Ведь дело не в личных амбициях, все более серьезно и существенно.
НАД ЧЕМ СМЕЕМСЯ
Адмирал Зубков заявляет, что я, «выдумав тайну из создания фронтового командного пункта в Киевском ОВО в городе Тернополе (Юго-Западный фронт)», заставляю читателей «смеяться» над моим якобы «беспокойством об отсутствии таких командных пунктов в других округах». Но вот точная цитата из моей статьи: «И что же – КОВО дали приказ развернуть полевое управление округом (то есть уже, собственно, фронтом), а ЗапОВО – нет? До Кирпоноса в Киев срочные указания ко второй половине 19 июня дошли, а до Павлова в Минск и к 21 июня не успели?
Позвольте не поверить!»
Где здесь усматривается беспокойство об отсутствии ФКП в других округах? Наоборот, сама конструкция цитаты показывает, что я имел в виду общий приказ всем округам. О развертывании ФКП лишь в КОВО я упомянул потому, что сведения о нем, на которые я ссылался, появились еще в советской литературе, но – не в официальной истории войны. Адмирал Зубков далее пишет: «Ведь те, кто прочитал «Воспоминания и размышления» Жукова (том 1, издание 1995 года, с. 361–362), знают, что фронтовые командные пункты располагались: Северо-Западного фронта – в районе Паневежиса, Западного – в районе Обуз-Лесны, Юго-Западного – в Тернополе, Южного – в Тирасполе».
Все верно, и когда я писал свою статью, я это, конечно, знал – чтобы в том убедиться, достаточно прочесть мои книги. Но знает ли адмирал Зубков, цитирующий издание мемуаров Г.К. Жукова 1995 (!!) года, что сведений о дислокации ФКП не было ни в одном прижизненном издании книги! Маршал скончался 18 июня 1974 года, а 26 марта 1974 года было сдано в набор второе, дополненное издание его мемуаров, которое является последним аутентичным. Так вот там на стр. 264 лишь мельком упоминается, что «примерно в 24 часа 21 июня командующий Киевским округом М.П. Кирпонос, находившийся на своем командном пункте в Тернополе, доложил по ВЧ…» и так далее. А на стр. 264–265 этого издания сказано, что в ту ночь Тимошенко и Жуков, вернувшись из Кремля «неоднократно говорили по ВЧ с командующими округами… и их начальниками штабов, которые находились на своих командных пунктах». Это все, что есть о КП округов в издании 1974 года, текст которого еще может считаться точно жуковским. В посмертных изданиях, включая издание 1995 года, на которое ссылается адмирал Зубков, есть основания предполагать дописки.
Причем у «прижизненного» Жукова, как и в мемуарах наркома ВМФ, тоже не все концы в описании последних мирных дней с концами сходятся. Так, в самом первом издании «Воспоминаний и размышлений» 1971 года на стр. 235 тоже говорится, что нарком обороны и НГШ в «последнюю мирную ночь» говорили с командующими округов, но находились командующие «на командных пунктах фронтов». Как видим, во втором прижизненном издании крамольное слово «фронты» было убрано, что и понятно. Не дай бог кто-то ненароком задумается – как же это? Как же могло быть, что уже накануне войны были развернуты КП фронтов, если якобы по причине глупости Сталина войска округов мирно почивали в кальсонах?
Да, когда начинаешь анализировать и эти мемуары, и другие мемуарные источники, а также рассекреченные документы, то смеяться не приходится, зато нередко оказывается, что впору плакать. Одна система засургученных мобилизационных пакетов по пресловутому «плану прикрытия» чего стоит! Можно было бы, конечно, и посмеяться над этой идеей Генштаба: в эпоху динамичной, мобильной войны заранее расписывать – куда какие соединения должны двигаться после начала боевых действий. Но слезы злого бессилия здесь уместнее…
А миллионы винтовок, зачем-то складированные у западных границ, хотя было ясно, что в районе их складирования миллионов призывников не найти? Недаром ряд исследователей пишет сейчас не просто о халатности, но о прямом предательстве части генералитета. Замечу в скобках, что, обращаясь к поведению советского генералитета в 1991 и 1993 годах или читая, например, отличную книгу генерал-майора Петра Алексеевича Теремова «Пылающие берега» издания 1965 года, в подобное предательство можно и поверить.
Но речь сейчас не о том, а о достоверности тех же мемуаров наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова в части начала войны. Не буду занимать газетную площадь, а просто предлагаю читателям самим внимательно сопоставить время и обстоятельства передачи флотам приказа о готовности № 1, приводимые адмиралом Зубковым по воспоминаниям наркома и по документам, на которые ссылается адмирал Зубков. Обращу лишь внимание, что у Кузнецова сказано, что он, отослав на флоты телеграмму, решил еще и лично обзвонить командующих, начав с Балтфлота, с Трибуца, а затем сразу говорил с Северным флотом, с Головко. Затем Кузнецов, по его словам, говорил по телефону с начальником штаба ЧФ Елисеевым. По документам же Балтфлот был устно извещен наркомом в 23.37 21 июня, а Северный флот – по радио, и лишь в 0.56 22 июня, через 79 минут после Балтфлота. На Черном море готовность № 1 – по документам – объявили и вовсе в 1.15, то есть через 98 минут после Балтфлота.
Чему и кому верить?
Над чем смеяться и над чем – плакать?
ЕЩЕ РАЗ О СЕВАСТОПОЛЕ
Адмирал Зубков заявляет, что я якобы «попытался выразить сомнение» в том, что приказ Кузнецова сыграл существенную роль в повышении боевой готовности ВМФ, а также что я-де высказываю «уничижительную… оценку действиям наркома ВМФ словами «флоты оказались к нападению немцев более или менее готовы…».
Однако ни о каком умалении значения приказа наркома ВМФ я и не помышлял, а, отметив относительную готовность флотов, имел лишь в виду, что она выгодно отличала флоты от армии.
Зато сам адмирал Зубков подвергает сомнению факт длительного засекречивания записок участника обороны Севастополя капитана 1 ранга А.К. Евсеева, где сообщаются сведения, плохо согласующиеся не только с мемуарами наркома, но и с официальными документами. Они хранятся в Центральном военно-морском архиве (ф. 2, оп. 1, д. 315, л. 6–126), но я знаком с ними по сборнику «Скрытая правда войны: 1941 год. Неизвестные документы» (М.: Русская книга, 1992, стр. 327–337). Так вот Евсеев сообщает, что «21 июня 1941 года большинство кораблей Черноморского флота в полной боевой готовности… (без всяких директив из Москвы. – С.Б.) собрались в обширных бухтах главной базы» по причине последнего дня крупных маневров. Вот что писал бывший командир учебного отряда ЧФ Евсеев в декабре 1942 года: «...Наступил чудный крымский вечер. Началось увольнение личного состава на берег. Жизнь в Севастополе шла своим обычным порядком. Блестели ярко освещенные улицы и бульвары. Залитые огнем белые дома, театры и клубы манили к себе уволившихся в город моряков на отдых. Толпы моряков и горожан, одетых в белое, заполнили улицы и сады. Всем известный Приморский бульвар был, как всегда, запружен гуляющими… Высший и старший начсостав флота – участники маневров – были приглашены командованием флота на банкет по случаю успешного окончания маневров...»
Гарнизонная тревога – по Евсееву – была объявлена уже после того, как германские бомбардировщики подошли к Севастополю. И даже тогда многие командиры на вопрос «Что это за самолеты?» отвечали: «Да это, наверное, Иван Степанович решил проверить готовность противовоздушной обороны...» Адмирал И.С. Исаков руководил маневрами Черноморского флота. Он-то и засекретил 28 декабря 1943 года записки Евсеева, приказав числить их секретными «с правом использовать всем работающим по Севастополю».
К слову, в 1961 году Крымиздат выпустил записки Евгении Мельник, жены артиллериста с 35-й тяжелой береговой батареи, – «Путь к подполью». Непритязательные, но информативные, эти записки начинаются описанием ночи с 21 на 22 июня 1941 года, и оно согласуется с запиской Евсеева. Светомаскировка две последние предвоенные недели соблюдалась постольку, поскольку шли те самые большие флотские учения, которые к 22 июня закончились, по какому поводу знаменитый «Примбуль» и был вечером 21 июня ярко иллюминирован, а адмиралы собрались на банкет.
Я – бывший крымчанин, керчанин, не только из фильмов, но и по рассказам ветеранов, по иссеченным осколками стенам Керчи знаю, что черноморцы воевали героически, а вот претензий к адмиралу Октябрьскому и к другим руководящим адмиралам, у черноморцев набирается немало. О грубых, трагических просчетах флотского руководства в минных постановках уже после начала войны писал и Александр Широкорад, которого никак не зачислишь в антипатриоты и фальсификаторы истории. Но это – к слову.
ЛОГИКА ПРОТИВ МЕМУАРОВ
 |
| Последний мирный день Черноморского флота. Крейсер «Молотов» в Севастополе за день до начала войны. Фото 1941 года |
Если верить мемуарам маршала Жукова, наркома ВМФ Кузнецова и тому же адмиралу Зубкову, то в последнюю мирную ночь лишь наркомы обороны и ВМФ, а не Сталин, действовали адекватно ситуации, то есть энергично, бдительно и чуть ли не на свой страх и риск. Адмирал Зубков пишет: «Что касается инициативы при введении оперативной готовности № 1… как бы это ни казалось странным Брезкуну, она Н.Г. Кузнецовым была действительно проявлена, поскольку прямых указаний Сталина на это он не получал. И введение 21 июня 1941 года оперативной готовности № 1, и введение еще 19 июня оперативной готовности № 2, и приказание об открытии огня по самолетам, нарушающим воздушное пространство страны в районе баз флота, отданное директивой 3 марта, – все это делалось Кузнецовым без санкции Сталина».
Странно получается – нам твердят, что после 1937 года «все боялись», а тут принимаются ответственнейшие решения – и без указания и ведома Сталина. Но посмотрим – как сам Кузнецов описывает ту ситуацию, в которой он решился отдать приказ на флоты? За подробностями отсылаю читателя к его мемуарам или к соответствующему месту моей статьи в № 24 «НВО», а здесь напомню: Кузнецов пишет, что его вечером 21 июня вызвал Тимошенко, сообщил, что ожидается нападение немцев, а Жуков «показал телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов». После чего «мемуарный» Кузнецов якобы тут же без лишних слов приказал контр-адмиралу Алафузову: «Бегите в штаб и дайте немедленно указание флотам о полной фактической готовности номер один...»
Но чем должен был первым делом поинтересоваться реальный нарком ВМФ после того, как его осведомили нарком обороны и НГШ? Чудес на свете не бывает, и реальный Кузнецов был обязан спросить: «А с товарищем Сталиным ваши действия согласованы?» – на что реальные Тимошенко и Жуков не могли не ответить: «А как же? Мы действуем с его прямой санкции, и вам тоже следует ее выполнять!» Или адмирал Зубков и впрямь уверен, что в реальности могло быть иначе?
Конечно, на сей счет не найти никаких документальных подтверждений, но сама логика событий и здравый смысл подсказывают нам, что иначе быть не могло. Причем тот факт, что с 19 июня на флотах была введена готовность № 20 логически и исторически подтверждает факт санкционирования Сталиным приведения войск в боевую готовность уже 19 июня, о чем я и писал.
Не могла быть принята без санкции Сталина и директива от 3 марта об открытии огня по самолетам, нарушающим границу в районе баз флота. В отношении немецких самолетов, нарушающих сухопутную границу, действовал строгий запрет, поскольку немцы объясняли нарушения потерей ориентировки пилотами, что выглядело все же правдоподобно. Что же касается баз флота, то тут подобное объяснение не «работало», тут намеренный характер нарушения был очевиден, а фоторазведка баз флота была потенциально намного опаснее, чем фоторазведка дислокации армейских соединений.
Далее адмирал Зубков заявляет: «Сергей Брезкун утверждает: «Есть немало оснований предполагать, что армия и флот первую санкцию Сталина… получили заблаговременно – где-то 18–19 июня 1941 года». Такими основаниями он, видимо, считает приказы наркома обороны от 19 июня 1941 года о развертывании к 23–25 июня фронтовых командных пунктов и о выполнении к 30 июня маскировки аэродромов, воинских частей и других военных объектов в западных приграничных округах, а также разведывательный полет 18 июня командира 43-й истребительной авиадивизии ЗапОВО полковника Захарова вдоль государственной границы. Однако никаких доказательств причастности Сталина к этим событиям Брезкун не приводит».
Уж не знаю, во-первых, с чего это уважаемый оппонент решил, что лишь упоминаемые им приказы и полет полковника Захарова я расцениваю как подтверждение версии о заблаговременном санкционировании Сталиным боевой готовности войск. Оснований для такой версии намного больше – как документальных и мемуарных, так и логических. Но не все же можно привести в газетной статье, почему и отсылаю адмирала Зубкова и заинтересованных читателей, например, к своим книгам, в частности – о Берии и Сталине. Там на сей счет сказано намного больше.
Во-вторых, что касается конкретно разведывательного полета полковника Захарова, смысл которого я впервые подробно проанализировал в своей книге о Л.П. Берии, то действительно никаких документальных доказательств причастности Сталина к этому событию привести не могу. Но если, простите, вы обнаруживаете на необитаемом острове мужчину и женщину, спасшихся год назад при кораблекрушении, в компании с трехмесячным младенцем, то вы, хотя свечку над ними и не держали, вправе обоснованно предполагать, кто является отцом и матерью этого младенца. Так вот, все обстоятельства полета полковника Захарова (подробное его описание самим Захаровым приводится в моих книгах) логически однозначно указывают на прямую причастность к этому событию не только Сталина, но и Берии. При этом я не утверждаю категорически (как это делает, например, А.Б. Мартиросян), что Сталин 19 июня дал необходимую санкцию. Я лишь говорю, что комплексный анализ последней предвоенной недели позволяет нам обоснованно предполагать, что такая санкция была дана и что необходимы совместные и доброкачественные усилия многих, чтобы эта версия надежно подтвердилась.
И ЕЩЕ КОЕ-ЧТО О ПРИКАЗАХ
Подчеркну еще раз, что по мере сил я стараюсь развенчивать мифы о войне, ибо очень уж плотной коркой грязи покрывают сегодня многие правду о Сталине, о его соратниках, его полководцах и флотоводцах… О тех, кто пал в первые дни войны, и тех, кто отдавал силы, а то – и жизнь, воюя на ее фронтах почти четыре года. Лживыми мифами эта правда стала обрастать уже при Хрущеве. Так, в 1961 году Воениздатом был выпущен в свет первый том «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945». Шеститомный труд был разработан коллективом научных сотрудников Отдела истории Великой Отечественной войны Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, а председателем Редакционной комиссии был академик Петр Поспелов. И в этом капитальном (вес ровно 2 кг) томе на стр. 100 утверждалось: «Советские Вооруженные силы достигли значительных успехов в своем развитии, что беспокоило империалистические круги Запада… Эти круги в поисках путей к ослаблению Красной Армии использовали Берию и его сообщников для уничтожения многих наиболее опытных и подготовленных командиров и политработников».
Лаврентий Павлович Берия никакого отношения к армейским и флотским чисткам 1937–1938 годов не имел, работая в те годы первым секретарем ЦК КП (б) Грузии. Он стал наркомом внутренних дел в конце 1938 года, и на посту наркома вернул в РККА и РККФ многих опытных и подготовленных командиров и политработников, включая будущего маршала Константина Рокоссовского.
Нужны здесь комментарии?
Но это, так сказать, присказка к некой информации, к размышлению о неких приказах предвоенной поры…
27 декабря 1940 года новый нарком обороны маршал Тимошенко, сменивший маршала Ворошилова, издал приказ № 0367, гласивший:
«Приказом НКО 1939 г. № 0145 требовалась обязательная маскировка всех вновь строящихся оперативных аэродромов. Главное управление ВВС Красной Армии эти мероприятия должно было провести не только на оперативных, но и на всей аэродромной сети ВВС. Однако ни один из округов должного внимания этому приказу не уделил и его не выполнил.
Необходимо осознать, что без тщательной маскировки всех аэродромов, создания ложных аэродромов и маскировки всей материальной части в современной войне немыслима боевая работа авиации.
Приказываю:
<…>
3. Все аэродромы… засеять обязательно с учетом маскировки и применительно к окружающей местности путем подбора соответствующих трав. На аэродромах имитировать поля, луга, огороды, ямы, рвы, канавы, дороги, с тем чтобы полностью слить фон аэродрома с фоном окружающей местности. <…> К 1 июля 1941 г. закончить маскировку всех аэродромов, расположенных в 500-км полосе от границы.
<…>
9. Генерал-инспектору ВВС установить контроль и о ходе работ докладывать ежемесячно.
Народный комиссар обороны СССР Маршал Советского Союза С. Тимошенко».
Что значит срок исполнения приказа «к 1 июля 1941 г.»?
Это значит, что если бы комиссия, назначенная наркомом проверить исполнение его приказа № 0367 от 27 декабря 1940 года, 1 июля пролетела бы над всей 500-километровой полосой от границы, то в идеале она вместо аэродромов должна была бы увидеть с воздуха «луга, огороды и ямы». При этом все основные работы по маскировке к середине июня 1941 года уже должны были закончиться.
Увы, приказ наркома обороны № 0367 от 27.12.1940 года не был выполнен так же, как не был выполнен приказ № 0145 от 09.09.1939 года.
Спрашивается, заслужили свои суровые приговоры после начала войны генерал-инспектор ВВС, помощник начальника Генштаба РККА по авиации дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Яков Смушкевич и начальник Главного управления ВВС, заместитель наркома обороны Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Павел Рычагов? А ведь Никита Хрущев их в 1954 году реабилитировал.
Собственно, и Тимошенко приказ-то отдал, а потребовать исполнять его в части ежемесячных докладов генерал-инспектора ВВС явно позабыл. Иначе приказ-то был бы выполнен! А так в приказе № 0042 от 19 июня 1941 года нарком Тимошенко и начальник Генштаба Жуков констатировали:
«По маскировке аэродромов и важнейших военных объектов до сих пор ничего существенного не сделано.
Аэродромные поля не засеяны, полосы взлета под цвет местности не окрашены, а аэродромные постройки, резко выделяясь яркими цветами, привлекают внимание наблюдателя на десятки километров.
Скученное и линейное расположение самолетов на аэродромах при полном отсутствии их маскировки и плохая организация аэродромного обслуживания с применением демаскирующих знаков окончательно демаскируют аэродром…»
Как следовало из того же приказа, устроить ложные аэродромы руководство ВВС к 19 июня 1941 года тоже не удосужилось. А о скученности техники можно судить по фотографиям наших уничтоженных на земле самолетов. Обгоревшие, разрушенные, они стоят крыло к крылу, да еще и в два ряда.
Многие наземные генералы по части преступного пренебрежения делами службы от авиационных генералов ушли недалеко. И об этом говорилось в том же приказе № 0042 от 19 июня 1941 года:
«Аналогичную беспечность к маскировке проявляют артиллерийские и мотомеханизированные части: скученное и линейное расположение их парков представляет не только отличные объекты наблюдения, но и выгодные для поражения с воздуха цели.
Танки, бронемашины, командирские и другие спецмашины мотомеханизированных и других войск окрашены красками, дающими яркий отблеск, и хорошо наблюдаемы не только с воздуха, но и с земли.
Ничего не сделано по маскировке складов и других важных военных объектов».
И это ведь далеко не все убийственные факты такого рода! Можно ли сейчас удивляться, что война началась так, как она началась? И виновен ли в том, что она так началась, Сталин?
Нам действительно не хватает подлинной истории войны, но вряд ли мы будем ее иметь, не вскрывая, а замазывая неприглядные факты если не прямого предательства, то преступной халатности и нераспорядительности немалой части высшего генералитета РККА, объясняющихся отнюдь не чистками (репрессированные были еще хуже, что показывают, например, стенограммы заседаний Высшего военного совета при наркоме обороны СССР), а недостаточным чувством ответственности, изживать которое пришлось дорогой ценой. Не касаясь этой темы подробно, можно заметить, что и через полвека, летом 1991 года, тогдашний высший генералитет вместо того, чтобы выступить на защиту конституционного строя, был тотально охвачен бездействием и попустительством врагам.
Что же до конкретно адмирала Кузнецова, маршалов Тимошенко и Жукова, то они испили свою горькую чашу и руководили начавшейся войной в целом достойно – кто более успешно, кто менее, но – честно. Однако не стоит делать из них рыцарей без страха и упрека – страха они, как я понимаю, не имели, а вот упреки заслужили. Но упрек – не попрек. Упрек не исключает нашей благодарности и уважения к тем, кто стоял рядом со Сталиным во главе той войны и выиграл ее, верно усвоив ее первые уроки.
Дарья Гармоненко 
