Тест на прочность

Мнение

После 11 сентября Запад настойчиво ищет ответ на вопрос, является ли российская линия на сближение с западными партнерами новой политической стратегией или это известный "путинский прагматизм", продиктованный тактическими соображениями. Казалось бы, президент Владимир Путин все более убедительно демонстрировал, что российский курс является не только и не столько реакцией на изменение международной ситуации, сколько отражением долгосрочных интересов России. Но долгосрочных интересов - в понимании Путина и его ближайшего круга. Если открытая оппозиция "новой линии" и отсутствует, то серьезные сомнения в политических, военных, экспертных кругах и в общественном мнении, несомненно, существуют. Добьется ли Путин широкой поддержки или, напротив, столкнется с усилением критики внутри страны - зависит от результативности его усилий на западном направлении. Вряд ли "прагматичный" Путин не сознает этого, идя навстречу Западу. Серьезность внутренних рисков, связанных с реализацией такой линии, убеждает в том, что она основана на стратегическом выборе. Похоже, Путину удалось убедить в этом западных визави, что позволяет им рассчитывать на последовательность и предсказуемость его политики партнерства. И, следовательно, более решительно идти на такие шаги, которые еще недавно были бы чреваты серьезными осложнениями российско-западных отношений. Решение президента США Джорджа Буша о выходе из Договора по ПРО 1972 г. действительно не стало новым "Косово", хотя и было довольно рискованным тестом для столь еще непрочного партнерства.

На первый взгляд опыт оказался удачным, не вызвав сколько-нибудь острой контрреакции со стороны Москвы. В основном она свелась к четырем пунктам: а) США действуют в правовых рамках, имея легальные права на односторонний выход из договора; б) Кремль считает это решение правомерным, но ошибочным; в) оно не несет в себе угрозы национальной безопасности России; г) Россия и США должны приложить совместные усилия по укреплению стратегической стабильности. Однако подобная позиция, вполне объяснимая высокими ставками "нового качества партнерства", сделанными Владимиром Путиным, может дать прямо противоположный эффект.

Самое главное, что решение США подрывает в России доверие к взаимной любви Запада, пусть даже по расчету, а следовательно, в правильности выбора российского президента. Голоса тех, кто упрекал Путина в односторонних (безответных) шагах навстречу Западу, особенно в связи с закрытием базы слежения на Кубе, теперь усиливаются. Конечно, с одной стороны, стратегический выбор в пользу партнерства с Западом оправдывает нежелание разменивать его на более мелкую монету. Но все дело в том, что Россия, отказавшись от обычного политического торга и увеличивая собственный вклад в "новое партнерство", не видит реальных вложений со стороны компаньонов. Возникает устойчивый эффект дежавю. Горбачев и Козырев уже шли по этому пути, но общеевропейского дома и стратегического партнерства от Ванкувера до Владивостока так и не получилось. Да, США имеют право выйти из договора. Но ведь они его имели и раньше, что не мешало Путину быть довольно жестким противником подобного одностороннего решения. Если Россия не получила ничего взамен, это больше похоже не на сближение позиций, а на их сдачу с российской стороны.

Сделанные на фоне американского решения заявления министра обороны Сергея Иванова о договоренности начать предметные консультации с США о радикальных сокращениях стратегических вооружений скорее напоминают попытки оправдаться или самогипноз. Во-первых, это отнюдь не победа российских политиков, а отражение обоюдных интересов. Во-вторых, совсем не очевидно, в первую очередь для военных, что подобные сокращения будут в полной мере отвечать российским интересам, особенно с вероятными изменениями военно-стратегического баланса в результате создания НПРО. А пока США и Россия не стали не только союзниками, но и стратегическими партнерами, категории баланса и сдерживания останутся важнейшей составляющей политики безопасности. В-третьих, желание США избежать договорного оформления дальнейших сокращений порождает сомнения в их партнерском потенциале. Односторонний выход из Договора по ПРО убеждает в способности США к односторонним изменениям стратегических установок в будущем.

В этой связи вызывает опасения и то, что Кремль трактует выход США из договора как ошибку. Опять дежа-вю. В реестре российской политики 90-х годов накоплено немало "ошибок" Запада: расширение НАТО, применение силы в Югославии, отношение к роли ООН и ОБСЕ и т.д. Но приход Путина к руководству страной совпал с освобождением России от иллюзорного восприятия западной политики. То, что считалось ошибками, на деле являлось продуктом продуманной политики и реальных интересов. Реализм Путина именно в том и заключался, что в отношениях с Западом он стал исходить из оценки этих интересов, стремясь найти пути их совмещения с интересами российскими. Это позволило начать выводить Россию из оппозиции Западу, смещая акценты в область кооперативных подходов. Назвав решение Буша ошибкой, Путин избежал нового острого политического столкновения, но одновременно фактически признал, что с компромиссами в духе партнерства тоже ничего не получается. Что дальше? Не исключено, наименее приемлемые для России ("ошибочные") параметры дальнейшего расширения НАТО на фоне отсутствия реального прогресса в сознании ими структур качественно нового партнерства. Как в этой ситуации будет выглядеть сотрудничество России и США, в результате которого США уже существенно укрепили свои позиции в зоне антитеррористических действий, включая военное присутствие в СНГ?

Все это заставляет задуматься над тем, какой запас прочности имеет "новый курс" Путина. С этой точки зрения удачный сегодня тест на прочность, осуществленный США, одновременно снижает ресурсы путинской политики. Усиление ее критики в России, очередное разочарование в западных партнерах может вновь изменить парадигму российско-западных отношений.