Владимир Семенко В последнее время в выступлениях многих церковных иерархов, проповедников и т.д. звучит плохо скрываемое торжество. "Мы победили, - громогласно провозглашается с амвона, - наши мученики вместе с нами (или мы вместе с нашими мучениками) одолели левиафана - безбожное государство, и теперь ничто уже не мешает триумфальному шествию нашей Церкви по русской земле. Если уж большевики не устояли перед нами, то кто устоит?!".
При этом, конечно, признается, что окружающий нас мир, и Россия в частности, все еще отнюдь не воцерковлен, и задача его приведения ко Христу по-прежнему неимоверно трудна, но признается как-то так, между прочим. Главный же упор делается на мысли о "православном возрождении", на том, что традиция реально восстанавливается, земная Церковь вновь торжествует, что, по мнению многих, настолько очевидно, что не подлежит какому-либо сомнению. Если окружающий нас безбожный и в лучшем случае равнодушный, а то и враждебный по отношению к Церкви мир (к которому вообще-то реально принадлежит большинство так называемых "россиян") не понимает этого, то тем хуже для мира.
Этот триумфализм многих из тех, кого причисляют к высшему священноначалию, в официальной обстановке, конечно, встречает полную поддержку и понимание и других представителей церковного бомонда, а также околоцерковных "патриотов" и светской власти. В кулуарах, однако, идут другие разговоры. Многие из тех, с кем доводилось сиживать на полуподпольных христианских семинарах середины 80-х и кто не умер, не эмигрировал и не маргинализировался в фундаменталистском или радикально-либеральном духе, единодушно подтверждают, что, за исключением отдельных монастырских или приходских общин, духовная атмосфера в целом в нашей Церкви отнюдь не улучшилась, а местами стала едва ли не хуже. Крайняя политизация, взаимная нетерпимость, частая подмена веры идеологией (а не просто видение часто опосредованной связи определенной религии и определенной идеологии и социокультурных типов), отсутствие серьезных богословских знаний (и нежелание учиться, получать такие знания), "приход и уход" из храма по воскресеньям и праздникам вместо подлинной общинной жизни, обрядоверие, оторванность высшей иерархи от рядовых священников и мирян - все эти и другие родимые черты нашей церковной реальности много раз констатировались и обличались, причем сами обличители нередко перехлестывали (и перехлестывают) через край, теряя столь необходимую в таком тонком деле меру духовной трезвости. Для каждого непредвзятого и грамотного исследователя вполне очевидно, что реальное качество нынешнего православного "возрождения" таково, что по всем основным параметрам мы стоим не выше, а гораздо ниже не чуждой прелести, но необычайно творческой, динамичной и в конечном счете весьма плодотворной эпохи начала ХХ века.
Интересно, что отсутствие мажорных настроений характерно абсолютно для всех, с кем приходится вступать в доверительную и, так сказать, чисто человеческую беседу, независимо от каких-либо идеологических различий и часто весьма непростых отношений между ними - и для "фундаменталистов" ("интегристов" по-западному), и для "либералов", и для умеренных консерваторов. И, хотя в нашей Церкви немало живых и творческих сил, хотя чувствуется, несомненно чувствуется (и часто весьма сильно), что, несмотря на страшный погром ХХ века, традиция отнюдь не прервана (она, по обетованию Господню, и не может быть прервана, потому что питается благодатью), ясно, что открывшиеся в конце 80-х - начале 90-х уникально благоприятные внешние условия для подлинного церковного возрождения использованы не в полной мере и не всегда так, как хотелось бы.
Если в начале ХХ века религиозный ренессанс был мощным духовным потоком, опиравшимся и на основу, заложенную исихастским возрождением ХIХ века, и на традиции великой русской литературы, и, наконец, на особое положение Церкви в православно-монархическом государстве (и все это тем не менее не предотвратило духовного срыва в революцию и мгновенного отпадения от Церкви по меньшей мере 40% формально православного населения), то ныне можно скорее говорить о пробивающихся сквозь толщу постсоветской дикости маленьких ручейках. Многие из тех, кто в немалой степени трудится для этого, признают, что большая часть нынешних внешних успехов РПЦ объясняется отнюдь не усилением ее внутреннего потенциала, но просто-напросто снятием внешних запретов, что позволило всегда существовавшим под их спудом силам выйти на поверхность. Думается, что этот потенциал чисто внешнего возрождения для РПЦ к настоящему времени практически исчерпан.
Одна из серьезнейших проблем для нашей Церкви в настоящее время, как представляется, - это отсутствие адекватного видения и понимания окружающей нас объективной реальности большинством высшего клира РПЦ, без чего невозможно рассчитывать и на преобразование этой реальности в нужном для нас русле. Все, что сделано нового и плодотворного за эти годы, сделано ведь в основном за счет энтузиазма отдельных одиночек (как из духовенства, так и из мирян) и целых общин, но отнюдь не за счет какой-то целенаправленной работы, планируемой и осуществляемой из Чистого переулка или из ОВЦС. Часто иные из архиереев, пребывающие в блаженно-пассивном неведении, при этом полном торжествующего триумфализма по поводу "наших успехов" (и оттого еще более блаженном), искренне удивляются, когда узнают о реальных проблемах и противоречиях нашей церковной жизни. Оно и понятно: какие реальные церковные проблемы могут возникнуть во время архиерейского богослужения или за чаем с губернатором, где выстраиваются "неформальные отношения" с властью?! Чем общаться с активной частью своей паствы, всегда полной какого-то подозрительного энтузиазма, каких-то опасных прожектов, из которых Бог знает, что еще выйдет, да к тому же еще не чуждой склонности постоянно выходить за рамки привычного шаблона, - куда как приятнее лишний раз заглянуть на чаек к властям предержащим, где все так привычно и понятно - и прошлое с номенклатурно-советским воспитанием, и расплывчато-"державное" мировоззрение, и, так сказать, ментальность. Обычный мотив - не скажу, чтобы всех, но многих из числа высшего епископата в отношении к каким-либо инициативам снизу: "как бы чего не вышло". Если уж что-то делать "по нашему благословению" - так уж под полным нашим (вполне в советско-номенклатурном духе понятым) контролем. А в клетке, как известно, хороший соловей не поет.
Менее всего хотелось бы, чтобы меня поняли так, что я проповедую что-то в радикально-либеральном духе, выступая за полную автономию церковных общин и приходов от своих епископов. Такое принципиально невозможно и вредно в той экклезиологической логике, в которой живет наша Церковь. Напротив, я сторонник качественно иной, более живой и творческой связи епископов с народом и рядовыми пастырями. Отсутствие или чисто формальный характер ее содержит в себе корень очень многих проблем. Главное здесь заключается в том, что активные в религиозном плане люди, полные религиозного энтузиазма, которые в перспективе как раз и могли бы стать той закваской, без которой не всходит тесто церковного возрождения, в период своего первоначального вхождения в Церковь часто не обладают достаточно просветленным сознанием, и в этот момент их подстерегают весьма опасные искушения. Часто в силу своей еще малой духовной опытности и богословской образованности они легко поддаются соблазнам всевозможных уклонов, заблуждений и подмен, имеющих, конечно же, духовную природу, которые должно трезво и непреклонно изживать под надежным и опытным руководством. Порой таковым оказывается и сам пастырь. Тут-то и необходима четко налаженная система "обратной связи" со своим епископом, зачастую полностью отсутствующая. Вместо того чтобы каждодневно, компетентно и эффективно осуществлять свое учительное служение, многие из епископов склонны питаться мечтой решить все проблемы за счет очередного "конкордата" с каким-нибудь министерством. Светская власть, пусть и абсолютно внутренне неправославная, какие бы заявления ни делались, оказывается им гораздо ближе своей, грешной и мятущейся в поисках Бога и правды, паствы. В итоге многие из активных мирян, да и кое-кто из священников, натыкаясь при обращении "наверх" на глухую стену равнодушия и непонимания, в лучшем случае создают всякого рода внутрицерковные группировки с радикально-либеральным или фундаменталистским уклоном, каждая из которых в глубине души считает подлинной Церковью только себя, а всех остальных - еретиками, пребывающими в прелести, в худшем же - вообще уходят в иные конфессии и религии, а то и в секты. Так мы теряем людей, которые, если бы с ними вовремя вдумчиво и чутко, пастырски грамотно поработали, могли бы быть лучшими из нас. Затем начинаются внутрицерковные конфликты и "борьба с сектами". (Которые существуют и представляют опасность, конечно же, помимо вышеозначенной проблемы, но весьма часто набирают новых адептов из числа потенциальных православных, вовремя не понятых и не принятых, не направленных в нужное русло официальной Церковью).
В свое время великий русский православный мыслитель Иван Ильин писал, что любая человеческая организация складывается из двух начал - "корпорации" и "учреждения" при преобладании того или другого. В этом плане Церковь, мистически являющаяся Телом Хрисовым и в силу этого имеющая богочеловеческую природу, является, конечно, корпорацией по преимуществу, в которой, как во всякой корпорации, имеется своя иерархия служений. Церковь, по природе своей связанная с Христом через таинства и христианскую духовную жизнь, в принципе не может строиться как чисто человеческое учреждение, где все проблемы решаются формальными указами, подготовленными канцелярией. Христос ведь, когда проповедовал и учил, не издавал указов, а ученики Его в миссионерских путешествиях не разъезжали на колесницах. Сам собой не может быть реализован ни один, самый правильный, указ и ни одна, самая содержательная, программа.
Типичными примерами печальных последствий страусиной политики высшего епископата является ситуация вокруг братства о. Георгия Кочеткова и настроения вокруг проблемы пресловутых ИНН. В мою задачу в данном случае не входит подробный анализ самих этих проблем, чем я отчасти занимался в своих предыдущих работах (см. мою книгу "Время Церкви". М., 1998 и др.). Но как журналист, профессионально занимающийся церковной проблематикой, я хочу, чтобы в Священном Синоде знали: эти настроения к настоящему моменту отнюдь не преодолены, возможный (хотя и не неизбежный при грамотной работе) раскол подспудно тлеет, вплоть до обвинения Святейшего Патриарха и членов Синода в вероотступничестве, причем обвинения эти раздаются из уст людей, претендующих на звание духовников и старцев. "Кочетковская" же ситуация вообще до сих пор никак не разрешена, причем обе стороны конфликта абсолютно искренне считают себя правыми. Ясно, что обе проблемы могли бы быть в свое время успешно решены с гораздо меньшей "кровью", если бы в РПЦ велась целенаправленная научно-аналитическая работа по таким, к примеру, вполне актуальным для церковной политики направлениям, как социология религии, социальная психология верующих и "околоправославных" слоев населения, политология, информационные технологии и т.д. и т.п. Между тем любые предложения по организации в РПЦ хотя бы небольшого НИИ подобного профиля встречают полнейшее непонимание, а то и испуг. И это на фоне целой Академии наук, имеющейся у Ватикана! При такой косности и полнейшем нечувствии хотя бы самой необходимости изучать реалии современного мира, что уж тут сетовать на сугубо "оборонительный" характер нашей церковной политики!
Не раз уже говорилось о том, что ныне существующая система синодальных учреждений, будучи наследием советских времен, морально устарела и ее необходимо срочно менять. В РПЦ до сих пор нет ни политико-правового, ни информационно-аналитического управления, нет, несмотря на все попытки его создать, официального союза православных журналистов. Пока не получило (думаю, что и не получит) официального статуса молодежное движение, чей съезд с такой помпой был проведен недавно в зале церковных соборов. А если так, то зачем было его и проводить? Пора бы нам всем усвоить простую истину: пиар - отдельно, проповедь - отдельно. А внутренние противоречия между тем подспудно обостряются, внешние опасности усиливаются┘ И сидя на пороховой бочке всевозможных проблем, вряд ли уместно петь дифирамбы самим себе или ждать их от других: они ведь все равно не спасут от взрыва┘
Давно уже продекларировано вслед за Антоном Карташевым, что в условиях, когда государство является принципиально секулярным, и, стало быть, традиционная православная "симфония" уже более невозможна, необходимо перестать уповать на доброго царя, который, как Deus ex machina, вдруг явится и решит за нас все проблемы (тем оправдывая свою пассивность) и в принципиальном плане ставить вопрос о "симфонии" священства и православной общественности, могущей (и должной!) стать мостом между сакральным ядром Традиции и внешним, подлежащим христианизации и воцерковлению миром. До сих пор, однако, наш голос плохо воспринимается в высших церковных "сферах", Поместный Собор не созывается, и конца этому "бесконечному тупику" пока, увы, не видно.
