Ольга Мартыненко
Варнава (Беляев), еп. «Дядя Коля» против┘ Записные книжки епископа Варнавы (Беляева). 1950≈1960/ Сост., вступит. очерк, коммент. П.Г.Проценко. – Нижний Новгород: Христианская библиотека, 2010. – 858 с.
«Дядя Коля» – епископ Варнава (1887–1963), который значительную часть жизни провел в миру, где его и звали по имени, данном при крещении, – Николай. Книга «Дядя Коля» против...» – его «Записные книжки» с 1950 по 1960 год, подготовленные к печати писателем Павлом Проценко.
Судьбой епископа Варнавы (Николая Никаноровича Беляева) Проценко заинтересовался в начале 1980-х годов. С «Записными книжками» епископа, сшитыми в 16 тетрадок, к которым были подклеены газетные вырезки, фотографии и рисунки, как и всем его архивом, составителя книги познакомила келейница Варнавы матушка Серафима.
Будущий епископ в 1911 году принял монашеский постриг с именем Варнавы, после академии стал преподавать в Нижегородской духовной семинарии, которую после революции закрыли, а в феврале 1920 года Патриарх Тихон назначил Варнаву епископом Васильсурским, нижегородским викарием. В марте 1933 года епископ был арестован ОГПУ за создание тайного монастыря и антисоветскую пропаганду среди молодежи и приговорен к трем годам лагерей. Срок он отбывал на Алтае. После освобождения с 1936 года жил в Томске, а в 1948 году перебрался на окраину Киева.
Против чего, собственно, был епископ Варнава? Против окружавшей его фальши, жестокости и лицемерия советских, а до 1953 года еще и сталинских порядков, проникнуть в суть которых было невозможно, не обладая острым проницательным умом, да и немалым мужеством, имея к тому же за плечами опыт отсидки. Может быть, не со всеми суждениями «дяди Коли» можно согласиться, но одно несомненно: по своим воззрениям епископ – человек нашего времени, при том что свобода мысли, обретенная нами сегодня, ему была присуща всегда, в самые мрачные годы советского режима. Живя в Киеве, пишет в обширном вступительном очерке Павел Проценко, епископ положил за правило совершать паломничество по разоренным святым местам, молясь о городе и его жителях.
Особая тема его заметок – борьба за мир. Свою журналистскую деятельность в конце 1950-х годов я начала в Советском комитете защиты мира и потому к высказываниям епископа на этот счет отнеслась с особым интересом. К пониманию того, что было епископу Варнаве ясно с самого начала – что под борьбой за мир скрывается в значительной степени деятельность советской дипломатии, – я пришла позже, а тогда к таким важным, упоминаемым им иностранным «сторонникам мира», как настоятель Кентерберийского собора Хьюлетт Джонсон, немецкий пастор Мартин Нимеллер, не говоря уже о нобелевском лауреате Фредерике Жолио-Кюри, относилась с должным пиететом.
Конечно же, епископа Варнаву больше волнует участие официальной Православной Церкви в этих миролюбивых сборищах. Он не преминул процитировать выступление на одном из них митрополита Крутицкого и Коломенского Николая (Ярушевича), «пламенно» зовущего христиан к единству «в борьбе с агрессивными акциями противников мира». Официальная Церковь – отдельный предмет его беспокойства. В главке «Участковый о религии» приводятся такие соображения «службиста»: «Теперь Церковь в большом почете и, говорят, обслуживается «нами»... Среди священников есть наши агенты... Рассказал о множестве агентов среди верующих».
Павел Проценко отмечает, что епископ Варнава, как правило, не выносит никаких вердиктов, лишь фиксирует увиденное, и это придает его записям особую достоверность. Из правила бывают исключения. Напоследок одно наблюдение-наставление владыки, которое полезно помнить и верующему, и неверующему: «Главный корень, который мешает спасению и покаянному подвигу и всей духовной жизни, – это море самооправданий».
