Виктора Литовкин
Генерал армии Стефан Абриэль.
Фото с официального сайта Министерства обороны РФ
На прошлой неделе в Москве побывал Верховный главнокомандующий (ВГК) Объединенных вооруженных сил НАТО по трансформации генерал армии Стефан Абриэль, представляющий в ВГК Военно-воздушные силы Франции. Он встретился с начальником Генерального штаба Вооруженных сил генералом армии Николаем Макаровым, заместителем НГШ генерал-полковником Валерием Герасимовым, с которым обсудил, как сообщается, состояние и перспективы российско-натовского сотрудничества, в том числе подготовки и проведения совместных учений и тренировок. Также высокопоставленный представитель альянса побывал в Академии Генерального штаба, где ознакомился с ее учебно-материальной базой и принял участие в круглом столе, где обсуждалась трансформация военной структуры НАТО. Встретился генерал и с заместителем министра иностранных дел России Александром Грушко.
Перед отъездом из российской столицы генерал Абриэль встретился с ответственным редактором «НВО» и ответил на интересующие его вопросы.
С МЫСЛЬЮ О ЗАВТРАШНЕМ ДНЕ
– Господин генерал, вы – главный человек в НАТО по трансформации. Объясните, пожалуйста, что подразумевается под этим словом в альянсе и куда он трансформируется?
– Во-первых, большое спасибо, что вы нашли время встретиться со мной. И я, конечно же, с большим удовольствием объясню вам, что мы понимаем под определением этой дефиниции – трансформация. Ведь каждый понимает это слово по-своему. И сколько существует людей, столько и определений этого термина дают.
Что такое для нас трансформация? Это содействие, помощь странам, входящим в НАТО, чтобы они, их вооруженные силы были способны преодолевать вызовы и трудности завтрашнего дня. А завтрашний день действительно может наступить именно завтра. Таким образом мы содействуем проведению текущих операций и, если нужно разработать какую-либо концепцию или предложить какие-то организационные изменения, мы готовы внести свои предложения, чтобы поддержать текущую деятельность той или иной страны. В том числе и в краткосрочном и перспективном плане. Или, например, когда мы осуществляем учебную подготовку в нашем учебном центре в Норвегии и в Польше тех военнослужащих, которые потом будут направлены в Афганистан.
И завтрашний день, о котором я говорил, может касаться именно завтрашнего дня и простираться на перспективу в 20–30 лет.
На самом деле эта работа, ее содержание отражено в той структуре, которой я руковожу в Норфолке (США). В нем три основных направления. Одно занимается концепцией или, другими словами, стратегическими разработками, думает на перспективу. Второе занимается военным потенциалом, развитием сил и средств, вопросами военного строительства, а третий занимается непосредственно военно-образовательной подготовкой. Конечно же, вся эта работа опирается на то, как мы называем, обобщение опыта проведения учений или операций. И у нас есть специальный центр по обобщению этого опыта. Он находится в Португалии, в Лиссабоне. И все это, конечно, используется в той работе, которую мы проводим, в которую вкладываемся по линии партнерских отношений. И, к примеру, может быть использовано в поддержку тех областей сотрудничества, которые были согласованы между Россией и НАТО.
И в этом, собственно, и была цель моего визита в Москву – встретиться с людьми, познакомиться с представителями гражданских организаций, представителями военных органов для того, чтобы у нас появились наметки совместного сотрудничества по согласованным направлениям.
Союзное командование по трансформации было создано в 2003 году. Но впервые руководитель этого командования проводит визит в Москву. Мое намерение было в том, чтобы сделать первый шаг, заложить основу. И после двух дней, проведенных в Москве, у меня сложилось впечатление, что основа заложена, процесс пошел и работа будет продолжена.
НАТО РЕФОРМИРУЕТСЯ ПО-СВОЕМУ
– Не могли бы вы на каком-то конкретном примере показать, что такое трансформация. Что было и что теперь стало?
– Ваш вопрос очень сложен. Потому что трансформация или преобразование – это не какая-то цель или самоцель, это процесс, это мышление. Мы постоянно находимся в этом процессе.
Приведу конкретный пример того, что касается нашей работы на краткосрочную перспективу поддержки нашей операции в Афганистане. Мы разработали первую в истории НАТО концепцию по противоповстанческим действиям. Мы обеспечиваем, как я уже говорил, всестороннюю подготовку военнослужащих, которые потом отправляются на ТВД, а смена состава у нас осуществляется каждые полгода.
– Извините, что перебиваю. Это военнослужащие стран, которые входят в НАТО, а не сами афганцы?
– Нет, речь идет о группировке командования Объединенных вооруженных сил в Афганистане. То есть это военнослужащие или штабные структуры стран НАТО, которые направляются для дальнейшего прохождения службы в Афганистан. И также мы возглавляем рабочую группу НАТО, которая действует в масштабах всего НАТО и занимается такой тематикой, как противодействие СВУ – самодельным взрывным устройствам.
Это примеры трансформации в краткосрочной перспективе.
– А о чем вы договорились с начальником Генерального штаба Вооруженных сил России, как наша армия и НАТО будут взаимодействовать по линии трансформации Вооруженных сил России и армий альянса?
– Мы обсуждали вопросы военной реформы. Включая организацию, структуры. Это, безусловно, относится к процессу трансформации. Мы очень подробно обсуждали вопросы обучения, учебной подготовки. Также мы говорили о вопросах взаимодействия при проведении учений, у нас в прошлом уже были хорошие примеры взаимодействия на таких учениях, в частности всего того, что касается поиска и спасения на море. Мы стараемся расширить масштабы учений, по которым мы можем вести сотрудничество.
Также мы обсуждали вопросы стратегических исследований. Мы обсуждали вопрос о возможности обучения российских военнослужащих на курсах, которые проводит НАТО.
– А обучение офицеров НАТО в наших академиях. Есть такие планы? Вы были сегодня, как я знаю, в Академии Генерального штаба, знакомились там с учебно-материальной базой. Она устраивает вас для обучения офицеров НАТО?
– Впрямую у нас таких планов нет. Очень сложно говорить об «офицерах НАТО», потому что у НАТО как таковой нет своих офицеров, они есть у государств, которые входят в альянс. И на самом деле есть офицеры из натовских стран, которые уже проходят подготовку в вашей академии. Знаю, что здесь учится французский офицер.
И, конечно, такие офицеры нам очень нужны, когда они займут какую-то позицию в структуре НАТО. Они будут знать, как Москва смотрит на эту ситуацию, на те вопросы, которые мы обсуждаем. Они могут внести очень полезный вклад в наше дальнейшее сотрудничество.
Для меня трансформация – это и модернизация вооружений и техники, это и модернизация организации, но это прежде всего изменение мышления людей, их менталитета. И мы должны помочь, способствовать тому, чтобы люди устанавливали личные контакты, чтобы они учились слушать друг друга, слышать друг друга и лучше понимать друг друга.
«УМНАЯ ОБОРОНА»
– Я слышал, что на саммите НАТО в Чикаго будут обсуждаться несколько программ развития альянса. В том числе и программа «умной обороны». Что это такое?
– «Умная оборона» – это тема, которой я очень интенсивно занимаюсь в течение последних нескольких месяцев. Что такое «умная оборона», какая идея стоит за этими словами? В условиях все более и более жестких бюджетных ограничений наши страны не смогут расходовать больше средств. В лучшем случае они смогут расходовать столько же, как сейчас, а на самом деле гораздо меньше. Деньги, выделяемые на оборону, будут сокращаться.
Что нужно сделать? Надо расходовать их более эффективно. И единственный способ, как это можно сделать, делать это вместе всем членам альянса. Нужно поменять свой подход, нужно поменять свой менталитет, нужно по-иному организовать свою работу. Мы должны применять многонациональный подход, действовать вместе.
Что мы делаем? Мы помогаем состыковать национальные интересы каждого государства с глобальной упорядоченностью и стройностью самого Североатлантического союза. И те шаги, которые будут сделаны в Чикаго, это первые шаги по принятию этой концепции, по апробации этой концепции. Она будет там обсуждаться и анализироваться на предмет ее эффективности.
– Какие предложения в этом плане существуют?
– У нас есть инициатива, скажем, в области учебной подготовки. У нас есть проекты в области материально-технического и тылового обеспечения. Проекты в области медицинского обеспечения операций. Так же в области разведки, рекогносцировки и наблюдения. Защиты войск и сил. Есть, например, проекты по очистке маршрутов от самодельных взрывных устройств с помощью различных дистанционных телеуправляемых средств. По совместной подготовке экипажей вертолетов. По организации совместного, силами нескольких государств технического обслуживания вертолетов.
В одних государствах стоят на вооружении вертолеты российского образца, в других – западноевропейские, в третьих – американские. Понятно, если группы этих государств объединят свои усилия, они смогут более эффективно и качественно обслуживать эти машины.
И если проекты этих концепций будут одобрены, мы сможем пойти еще дальше. Выйти на какую-то долгосрочную перспективу.
То есть сейчас для Чикаго мы готовим какие-то краткосрочные проекты для каких-то краткосрочных решений, но вместе с тем мы закладываем основы для работы на более длительную перспективу.
– Если я вас правильно понял, то отдельные страны будут проходить по отдельным программам. Условно говоря, Чехия станет заниматься инженерной подготовкой, Польша – медицинским обеспечением, Болгария – еще чем-то┘ Они не будут готовить войска к проведению каких-то наземных операций, а сосредоточатся на какой-то отдельной процедуре? И это сократит общие расходы?
– Точный ответ на ваш вопрос такой: да и нет. На самом деле тремя основными столпами, опорой концепции «умной обороны» являются приоритезация, то есть определение главных направлений, сотрудничество и специализация.
Что такое определение приоритетности? Это значит, наметить для себя первоочередные задачи. И второе, чтобы эти задачи стыковались, увязывались с приоритетными задачами всего Североатлантического союза. Очень хороший пример – патрулирование воздушного пространства. Это приоритетная задача для НАТО, но в НАТО будут довольны, если эта задача будет выполнена. Что это означает? Для одних государств, которые будут заниматься воздушным патрулированием, необходимы летательные аппараты. А другие государства будут довольны, если кто-то поможет им выполнять эту задачу, если кто-то будет выполнять эту задачу за них.
– Например, страны Балтии?
– Да, совершенно верно. Государства, входящие в НАТО, на регулярной основе выделяют силы и средства, необходимые для патрулирования воздушного пространства балтийских стран. То же самое, скажем, происходит и на Балканах.
Второй аспект «умной обороны» – сотрудничество. Разработка и осуществление большего количества проектов силами небольших государств. Специализация, как вы сформулировали свой вопрос, когда мы выделяем какие-то сильные стороны у отдельных государств, которыми они готовы поделиться с другими и которые необходимо развивать вместе.
Опять-таки это не значит, что мы будем навязывать какое-то направление отдельному государству. Потому что, как я уже сказал, одно из важнейших направлений нашей работы – увязка, стыковка национальных интересов государства с глобальными интересами всего альянса. И, с другой стороны, это не значит, что какое-то государство должно сосредоточиться на одном или двух направлениях – каждое государство должно быть способно вносить свой вклад во все аспекты коллективной обороны.
– В связи с этим какой опыт НАТО получила после операции в Ливии? Как она повлияла на те преобразования, которые собирается проводить альянс?
– Первый урок, который мы усвоили из ливийской операции, то, что мы для себя называем «стратегической внезапностью». Что это означает? А то, что мы должны быть готовы ответить на фактор внезапности, который будет возникать и в будущем. Мы должны быть готовы так, чтобы успешно преодолевать эти неожиданно возникающие моменты.
Это также означает, что мы должны быть готовы действовать по всему диапазону задач, так как не знаем, каким будет следующий кризис.
– Вы говорите о военном диапазоне или о географическом?
– По всему военному диапазону. От конфликтов низкой интенсивности до конфликтов высокой интенсивности.
Еще один урок, который мы вынесли, нужно адаптировать свою структуру и подготовку, так как необходимы определенные знания в нашей структуре. Мы много говорили об инструментах реализации. О средствах разведки, наблюдения, дозаправки в воздухе – обо всем, что позволяет вам вести боевые действия и добиваться необходимых результатов.
И, конечно, еще один очень важный урок, который мы для себя вынесли, это значимость и важность партнерских отношений. Как вы, наверное, помните, для нас очень важной была региональная поддержка на всем протяжении процесса принятия решения и его реализации. Был целый ряд стран-партнеров, которые не только на словах поддержали эту операцию, но и внесли свой непосредственный вклад в ее выполнение. Выделили свои силы и средства для нее.
– Имеются в виду не члены НАТО, а страны-партнеры?
– Совершенно верно. И это очень хорошо вписывается на перспективу в ту стратегическую концепцию, которая была принята в Лиссабоне, что все больший упор будет делаться на партнерские отношения.
– И в связи с этим вопрос о партнерстве России и НАТО по операции в Афганистане. Как вы оцениваете эту операцию и какие перспективы видите на дальнейшее?
– Мне кажется, это очень хороший пример сотрудничества между Россией и НАТО. Если взглянуть на вопросы транзитного следования, целевого фонда по вертолетам и техническому обслуживанию вертолетов, на то, как мы сотрудничаем по пресечению незаконного потока наркотиков – все это замечательные примеры того, как с помощью общей оценки ситуации мы можем оптимально справляться с общей для нас проблемой. С каким-то общим вызовом, который нам брошен. И углубление и расширение такого сотрудничества отвечает нашим взаимным интересам.
НЕПОЛИТИЧЕСКИЙ ВОПРОС
– Последний вопрос. Правда, я не знаю, политический он или военный. Это вопрос о ПРО. Есть ли у вас оптимизм по поводу возможности сотрудничества, я говорю о военном сотрудничестве, между Россией и НАТО по ПРО? И намечается проведение совместных учений в марте на американской базе в Рамштайне, состоится ли оно?
– Знаете, я по своему характеру – реалист-оптимист. И с моей точки зрения, это та область сотрудничества, которое мы, военные, должны продолжать. Вопрос ПРО решается на высоком политическом уровне. Что касается учений, то мы очень много усилий приложили с обеих сторон, чтобы они состоялись. Мне кажется, что это очень важная веха на пути нашего сотрудничества, и я искренне надеюсь, что это учение состоится.
– Совсем не политический, не военный вопрос. Какой раз вы в Москве? Что вам понравилось в нашей столице? Что вы здесь видели, кроме кабинетов военачальников и автомобильных пробок за стеклом вашего лимузина?
– Последний раз я был в Москве в 2009 году по приглашению главкома ВВС генерала Зелина, когда занимал пост главкома ВВС Франции. Он мой очень хороший друг. До этого я тоже был несколько раз в России, когда работал в аппарате премьер-министра Франции.
Мы прибыли в Москву в воскресенье, в полдень, и я сказал своей команде: я не хочу быть запертым в машине, я сделаю все, чтобы мы смогли походить, прогуляться по Москве и посмотреть вокруг. Мы были в Историческом музее на Красной площади, мне очень хотелось попасть в собор Василия Блаженного, но, к сожалению, мы не уложились по времени, он был закрыт.
Вчера мы успели походить по старому Новодевичьему кладбищу, сегодня был очень напряженный день, и мы не смогли погулять по столице. В прошлый свой визит я побывал в Большом, а в этот раз мы пойдем в консерваторию. Я очень люблю русскую литературу и русскую музыку. И вообще, когда я прилетаю в какую-то страну, я стараюсь прикоснуться к культуре и истории этой страны, а не проводить время в гостинице, на заседаниях и в машине.
– Спасибо. Я думаю, что митинги, которые сейчас проходят в Москве, вам не мешают.
– Нет, не мешают.
Из досье «НВО»
Генерал армии Стефан Абриэль (Stephane Abrial) родился в 1954 году в юго-западном регионе Франции, в Герсе. Начал свою военную карьеру в 1973 году. Закончил Академию ВВС США, Академию ВВС Франции, был летчиком истребительной авиации.
1981–1984 годах проходил службу в ВВС Германии, в 1988 году в Греции. В 1990–1991 годах участвовал в боевых действиях за освобождение Кувейта в качестве командира 5-й тактической эскадрильи ВВС Франции в операциях «Буры в пустыне». С 1996 по 1999 год служил в Международном военном штабе штаб-квартиры НАТО. Проходил службу так же в личной канцелярии премьер-министра и президента Франции, а так же в должности начальника оперативного управления ПВО и воздушных операций Франции и в качестве начальника штаба ВВС Франции в 2006–2009 годах. С 29 июля 2009 года он Верховный главнокомандующий ОВС НАТО по трансформации. Стал первым европейцем, который занимает должность стратегического командующего на постоянной основе.
Генерал Абриэль награжден Орденом Почетного легиона Франции. Он женат, воспитывает вместе с женой Михаэлой двух детей-подростков.
Дарья Гармоненко 