Следующий договор СНВ: миссия выполнима?

Развитие стратегических вооружений должно быть максимально транспарентным для ведущих ядерных держав. Мобильный ракетный комплекс «Ярс» на очередных учениях. Фото с сайта Министерства обороны РФ

После долгого неприкрытого саботажа со стороны администрации Дональда Трампа Россия и США наконец продлили Договор о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений (ДСНВ-3) за два дня до истечения его срока, 5 февраля 2021 года. Державы выиграли несколько лет относительной стратегической определенности для совместной работы над следующим договором.

Необычайно активные в последние годы открытые противники контроля над ядерным оружием в обеих странах, как и ратующие за подмену договоров семинарами о «философии стратегической стабильности», на время поутихли. Но видимо, ненадолго. И немудрено: политические противоречия России и США сейчас не менее остры, чем во времена холодной войны. За последние несколько лет была основательно разрушена договорно-правовая система разоружения, а военное соперничество набирает обороты.

НАСЛЕДИЕ ДСНВ-3

Напомним, что текущий договор сократил стратегические вооружения России и США до потолка в 1550 боезарядов и 700 развернутых носителей этих боезарядов: межконтинентальных баллистических ракет (МБР) наземного базирования, баллистических ракет подводных лодок (БРПЛ) и тяжелых бомбардировщиков (ТБ). Отсчитывая от порога 1990-х годов, реальное число носителей снижено втрое, а боезарядов – всемеро. Но вопреки мнению дилетантов сокращение вооружений не самоцель, а средство укрепления стратегической стабильности. Она подразумевает такое состояние стратегических отношений сторон, при котором устраняются стимулы (возможности) для нанесения первого – разоружающего – ядерного удара. По таким критериям стратегический баланс России и США стал намного более стабилен.

Вместе с тем ДСНВ-3, конечно, не идеален, да он и не планировался на все времена. Из-за весьма «либеральных» правил засчета стратегических вооружений (особенно вооружений тяжелых бомбардировщиков) образовалось превышение реального числа боезарядов над формальным засчетом (на 15–20%). Ввиду принятых методов частичного сокращения боеголовок на многозарядных баллистических ракетах возник «возвратный потенциал» – возможность быстро удвоить и даже утроить СНВ путем возврата в боевой состав боезарядов из хранилищ. Сокращение ядерных арсеналов через переоборудование части носителей под обычные вооружения, в свою очередь, создает проблемы для стабильности.

РАСШАТЫВАНИЕ СТРАТЕГИЧЕСКОЙ СТАБИЛЬНОСТИ

Эффект «смешения» ядерных и высокоточных обычных вооружений большой дальности – важнейший дестабилизирующий фактор современности. В случае вооруженного столкновения обычные вооружения политически легче применить, чем ядерные, но при их интеграции с ядерными системами есть опасность неуправляемой эскалации конфликта. Российский президент Владимир Путин по этому поводу подчеркнул: «Сейчас такой глобальный горячий конфликт, надеюсь, в принципе невозможен. Но ситуация может развиваться непредсказуемо и неуправляемо».

На смену дозвуковым крылатым ракетам идут гиперзвуковые ракетно-планирующие, воздушно-реактивные и аэробаллистические ракеты большой дальности, причем нередко двойного назначения. Встречной тенденцией является создание ядерных вооружений пониженной мощности для ограниченного применения в локальных конфликтах – якобы не доводя до массированного обмена ударами. Развиваются системы противоракетной обороны, а также космическое оружие и средства кибервойны, ставящие под угрозу комплексы боевого управления и предупреждения о нападении. Сокращается время для оценки информации и принятия решений, процессы переводятся в автоматический режим (который в критический момент может дать сбой).

Президенты Барак Обама и Дмитрий Медведев заложили основы стратегической стабильности на 10 лет. Фото с сайта www.kremlin.ru

Судя по всему, ныне стороны изначально расходятся в принципиальном вопросе – предмете будущего договора. США хотят сократить как стратегические, так и тактические ядерные вооружения, а Россия стремится ограничить как ядерные, так и неядерные стратегические вооружения.

Близкие к администрации Джозефа Байдена специалисты предлагают, например, снизить будущий потолок на стратегические боезаряды с 1550 до 1000 единиц, а на все ядерные боеприпасы установить общий предел в 2000–2500 единиц. Этот подход политически прост и эффектен как глубокое сокращение ядерных арсеналов (на 30%). Однако эта простота обходит стороной новые угрозы стратегической стабильности и может их даже усугубить (арсенал авиационных ядерных вооружений, высокоточные обычные системы, ядерный «возвратный потенциал»).

Альтернативный подход состоит в том, чтобы развивать контроль над ядерными вооружениями не «вглубь», а «вширь», тем более что третьи ядерные государства вряд ли присоединятся к процессу в ближайшие пять лет. Возможно, такой путь подразумевается в российской идее «уравнения безопасности», которую разъяснил заместитель министра иностранных дел Сергей Рябков: «По сути, мы предлагаем расширить стратегическую повестку дня и включить в нее все наступательные и оборонительные вооружения, как ядерные, так и неядерные, способные решать стратегические задачи».

По такой модели потолки ДСНВ-3 могут быть понижены незначительно – хотя бы до 1450–1500 единиц по боезарядам. Но зато, помимо боеголовок традиционных МБР и БРПЛ, во-первых, следует включить под общий потолок реальное количество ядерных крылатых ракет большой дальности (более 600 км) на тяжелых бомбардировщиках, тем более что они так засчитывались в договорах СНВ в 1990-е годы. То же относится к ядерным авиабомбам свободного падения, хотя они никогда раньше не включались в счет. Такие ракеты и бомбы постоянно фигурируют в качестве оружия ограниченных ядерных ударов, и нет никаких оснований давать им «индульгенцию» в новом СНВ. Во-вторых, целесообразно включение в счет неядерных гиперзвуковых авиаракет большой дальности на ТБ. Тогда развертывание последних будет сдерживаться необходимостью соразмерно сокращать стратегические ядерные вооружения.

Появление новых ракет потребует от России и США новых компромиссов. Фото с сайта www.dvidshub.net

Потолок следующего СНВ должен также охватывать межконтинентальные (то есть с дальностью более 5500 км) ракетно-планирующие гиперзвуковые системы и крылатые ракеты наземного базирования в любом оснащении, а также глубоководные автономные аппараты-носители ядерного оружия большой дальности.

Предложенное выше расширение охвата следующего договора СНВ – даже при незначительном понижении общего потолка на носители и боезаряды – предполагает сокращение стратегических ядерных вооружений на 30–40% по боезарядам. Это не меньше, чем по американскому варианту, но гораздо шире по охвату ядерных и неядерных дестабилизирующих стратегических вооружений.

ТАКТИЧЕСКОЕ ЯДЕРНОЕ ОРУЖИЕ

Предложение США ограничить тактическое ядерное оружие (ТЯО) может стать большим камнем преткновения. В мирное время эти средства не размещаются на своих носителях, а находятся в централизованных хранилищах и на войсковых складах авиации и флота. США имеют примерно 230 единиц ТЯО в виде авиабомб свободного падения, из которых около 100 размещено в пяти странах НАТО в Европе. Российские нестратегические ядерные средства засекречены, а неофициальные экспертные оценки разнятся в диапазоне от 1000 до 1800 единиц. На первый взгляд это предполагает почти 10-кратное российское превосходство. Однако договорно-правовой подход к предмету открывает иную картину.

Поскольку ТЯО в мирное время не развернуто на носителях, по логике ДСНВ-3 его следует отнести к «неразвернутым» ядерным боезарядам. А на складах хранятся не только тактические ядерные средства, но также крылатые ракеты и авиабомбы стратегических бомбардировщиков, боеголовки баллистических ракет (вышеупомянутый «возвратный потенциал»). У США суммарно имеется более 2000 таких боеприпасов, «готовых к употреблению», плюс около 2000 боезарядов, ожидающих разборки и утилизации – всего примерно 4000 единиц. По максимальным независимым оценкам, у России в хранилищах разного типа есть примерно 4800 ядерных боезарядов всех видов. Иными словами, разница между США и Россией по «неразвернутым» ядерным боеприпасам не так уж велика. Все складированные изделия одинаковы в плане проверяемого ограничения, но сложности его поистине беспримерны.

Любой потолок на такие боезаряды предполагает учет и контроль непосредственно в хранилищах, на предзаводских складах заводов – изготовителей серийных боеприпасов, в секретных конструкторских лабораториях и даже на объектах хранения извлеченных из боеприпасов урана и плутония. Инспекторам другой стороны пришлось бы постоянно там жить, причем в России – в закрытых административно-территориальных образованиях (ЗАТО), где им, кстати, потребуются новые дома. Такой режим контроля предполагает изрядные затраты, режимные хлопоты и гораздо большую степень ядерной открытости, чем была даже в 1990-е годы.

Тем не менее начать можно с политически обязывающих заявлений обеих держав не наращивать общее количество их ядерных боеприпасов в любом месте пребывания и при любом режиме хранения (тем более что они и так сокращают свои запасы). Затем можно было бы договориться о постепенном перемещении всех средств ТЯО с передовых войсковых баз вглубь национальных территорий на крупные объекты централизованного хранения для снижения риска их быстрого вовлечения в вооруженный конфликт.

СОПУТСТВУЮЩИЕ ТЕМЫ

По теме ПРО в экспертном сообществе администрации Байдена призывают к большей гибкости. Эту проблему лучше обсуждать на отдельной группе переговоров по СНВ, как было в диалоге о ДСНВ-1. Для повышения эффективности своей дипломатии России следовало бы наконец публично сформулировать ясные предложения по решению проблемы. Тем более что она развивает мощную национальную систему Воздушно-космической обороны. А космическое оружие и вопросы кибервойны ввиду их эзотерической взаимосвязи со стратегическими вооружениями целесообразно обсуждать параллельно с переговорами по СНВ, чтобы не завести их в многолетний тупик.

Предсказуемые трудности предстоящих переговоров открывают широкие возможности для бюрократического саботажа и политического противодействия. Но в истории стратегических переговоров так было всегда. Как показал полувековой опыт, преодоление этих препятствий требует политической воли, мудрости и последовательности государственных руководителей, высокого профессионализма и упорного труда гражданских и военных специалистов. Сегодня потребность в таких инвестициях велика как никогда.