Денис Бояринов
Так, согласно коммуникационной теории Йоко Оно, подается сигнал «Я люблю вас».
Фото Александра Лепешкина
После открытия в ЦУМе своей выставки «Одиссея таракана» почетная гостья Второй московской биеннале американская художница Йоко Оно согласилась на предложение фонда «Русский век» и провела мастер-класс для молодых художников. Он состоял из серии перформансов-притч и больше был похож на сеанс групповой психотерапии.
– А я люблю бренд Lacoste, – сказал юноша в рубашке-поло.
– Да ладно тебе – Lacoste. Посмотри на себя, зачем тебе Lacoste? Ты же молодой еще, – возразила ему спутница в розовом топе.
– Ну┘ одежда Merc мне еще нравится, и Ben Sherman.
– Вот Merc тебе подходит.
Заправские модники и, возможно, будущие художники, парень и девушка, устроившиеся на одном из последних рядов в зале на четвертом этаже нового помещения ЦУМа, явно скучали, лениво перекидываясь названиями любимых марок одежды.
Мастер-класс Йоко-Оно, художницы-концептуалистки, дальней родственницы русской художницы Варвары Бубновой, композитора и певицы и все же более известной как вдова Джона Леннона, японки Йоко Оно сильно задерживался. Как выяснилось позднее, потому что художница решила непременно снимать свое выступление перед московской публикой на видео, а съемочная группа слишком долго настраивала оборудование.
Принаряженные студенты художественных вузов (так организаторы условно обозначили публику, которой был адресован мастер-класс) прервали свой треп о брендах лишь тогда, когда на сцену взошел комиссар Московской биеннале Иосиф Бакштейн.
Он сказал, что госпожа Оно любезно приняла предложение фонда и биеннале выступить перед зрителями, но предупредил, что Йоко собралась показать не совсем обычный мастер-класс, скорее перформанс, поэтому, мол, ничему не удивляйтесь и будьте готовы ко всему. «Раздеваться будет», – цинично предположил влюбленный в Lacoste юноша. Его собеседница негромко хохотнула.
Скепсис по отношению к персоне Оно испытывала не только собравшаяся на мастер-классе молодежь, которой свойственно не доверять людям намного старше себя. Даже часть взрослой публики, считающей себя продвинутой, почему-то полагает хорошим тоном рассуждать о выставке Оно «Одиссея таракана», в которой история XX века показана историей человеческого насилия, с прохладцей и саркастической ухмылкой. Мол, видели мы все это уже сотню раз – чему она нас может научить? Впрочем, это неудивительно: еще Джон Леннон называл свою жену самым неизвестным известным художником на свете, в том смысле, что имя Йоко Оно куда известней ее идей и работ – оно-то глаза людям и застит. Со времени этого высказывания прошло больше 30 лет, и за последние 27 из них прекрасно воспитанной и высокообразованной японке неоднократно приходилось показывать клыки и когти в борьбе за увековечивание имени Леннона в коллективной памяти. Возможно, по этой причине Йоко Оно нередко воспринимают со снобской издевкой, как какую-то выжившую из ума старушенцию, на людях без остановки твердящую о былом.
Когда после многозначительного предупреждения Иосифа Бакштейна в зал вошла Йоко Оно, окруженная тремя охранниками, публика весьма ощутимо напряглась. Взойдя на сцену, крохотная художница, одетая в строгий брючный костюм, лихую шляпу и темные очки с дужками кислотного цвета, незамедлительно объявила в микрофон, что первая часть ее мастер-класса называется «Память крови»┘ И тут же начала танцевать (!) под видеопроекцию клипа на свою знаменитую песню Walk On The Thin Ice, склеенного из хроники жизни Джона и Йоко в Нью-Йорке тридцатилетней давности. Зал недоуменно наблюдал за непрофессиональными телодвижениями 74-летней женщины. По рядам пошел ироничный шепоток: «Во дает!» На экране тем временем появились откровенные кадры – обнаженные Джон и Йоко лежат в постели, обнимаются, целуются и шепчут друг другу что-то нежное. Тихий гул ошарашенного зала сменился смущенным молчанием, а Йоко продолжала танцевать, временами копируя движения той необычной японки из прошлого с остро скошенными скулами и волосами, забранными в хвост. Затем музыка сменилась на более агрессивную, и почти без паузы на экране возникли крупные цветовые пятна, за которыми угадывалась искаженная спецэффектами видеосъемка каких-то уличных акций, вероятно, Леннона и Оно. А Йоко распласталась на подмостках – перешла, так сказать, к упражнениям лежа.
В заключение «Памяти крови» на экране появилась проекция фотографии, на которой счастливые Джон, Йоко и их сын Шон запечатлены в хороший солнечный день. Постепенно это невероятно жизнеутверждающее изображение начало растворяться в белом цвете, и, когда исчезли последние пятна зеленого, Оно издала долгий, страшный и отчаянный полукрик-полуклекот, от которого по коже поползли мурашки размером с крупных прусаков.
Теперь окончательно стало ясно, что зал совершенно напрасно аплодировал 10 минут назад – под финал Walk On The Thin Ice. Ведь не на шоу пришли. Эти странные танцы были очень искренней исповедью художника: на наших глазах Йоко Оно заново пережила самые яркие моменты своей жизни – великую любовь и жуткую боль самой большой потери.
Поменяв пиджак и шляпу, Йоко Оно перешла ко второй части своего мастер-перформанса, в которой изложила свои взгляды на способы человеческого общения.
Поначалу она разыграла мини-пьесу для человека и стула, в которой разными способами – от молотка до истерики – безуспешно пыталась спровоцировать предмет на реакцию. Потом художница пригласила на сцену куратора выставки, директора лондонского Института современного искусства Филипа Додда и объявила, что сейчас проведет беседу с умным человеком.
Этот разговор больше всего был похож на абсурдные сценки, которые когда-то показывали комики из английского телешоу «Монти Пайтон». В ответ на умные вопросы Додда о природе ее творчества Йоко производила замеры головы, рук и ног собеседника, сбивая куратора с толку выводами о его личных качествах, сделанными на основе своих измерений. Эти выводы были столь же нелепы, как и все догадки искусствоведа об источниках вдохновения художницы. Под конец Оно предложила Додду сменить способ общения и залезть под расстеленное на сцене черное покрывало.
«Боюсь, мне это не понравится», – пытался отшутиться куратор, но, уступив настойчивости Оно, немедленно стянувшей с него пиджак, под тряпку все-таки полез. Впрочем, Йоко и Филип недолго вели приватное общение и быстро вылезли наружу, сославшись на крайнюю жару.
После того как Йоко Оно дала понять, что вербальное общение между людьми бывает куда менее эффективно и содержательно, чем общение языком тела или даже детская игра, она надела белую кепку и перешла к заключительной и самой традиционной части мастер-класса, предоставив залу возможность задавать ей вопросы.
Вот здесь-то коммуникационная теория Оно получила наглядное подтверждение – беседа художницы с залом стала апофеозом взаимонепонимания (таков уж закон пресс-конференций: дорвавшись до микрофона, люди спрашивают совсем не то, что их интересует, а интервьюируемые частенько отвечают не на те вопросы, что им задают).
К чести Йоко Оно, надо заметить, она сумела ответить на самые трудные вопросы, в том числе «Где вы черпаете вдохновение?» («Мое вдохновение – это вы. Спасибо вам») и «Где вы находите силы жить без Джона Леннона?» («Я не расставалась с Джоном Ленноном. Я считаю, например, что сейчас он присутствует здесь – в этом зале»).
Пока Йоко Оно отвлекала ответами внимание собравшихся, в зале разворачивался еще один перформанс, в который теперь уже вовсю были вовлечены зрители. Помощницы Оно пустили по рядам мотки разноцветной шерсти, призывая людей по очереди связываться ими в единую цепь. Расслабившиеся слушатели, убедившиеся, что перед ними великая и мудрая женщина, а не та эгоманьячка, которой ее принято воображать, охотно принимали правила еще одной детской игры, не забывая аплодировать наиболее удачным ответам Йоко.
Процесс установки прочной связи между залом и художницей продолжился, когда, разделавшись с вопросами, Оно попросила всех воспользоваться полученными в начале мастер-класса фонариками и разом посветить, подав ей и друг другу знак «Я люблю вас».
По сигналу затемненное помещение осветилось сотней огоньков, как «Олимпийский» во время исполнения баллады. В это время Йоко читала со сцены мантру, смысл которой вкратце сводился к тому, что любовь победит все житейские невзгоды и залечит любые раны.
Финальным аккордом сеанса групповой терапии по нормализации психологического фона, устроенного художницей москвичам вместо мастер-класса, стал еще один перформанс-притча – в зал внесли поднос с красивой фарфоровой вазой и поднос с осколками.
Оно объяснила, что эти осколки были некогда точно такой же вазой, взяла один и предложила всем присутствующим разобрать остальные. «Когда я вернусь сюда через 10 лет, мы снова соберемся вместе, – говорила Йоко Оно. – Мы составим из осколков вазу в первозданном виде и склеим ее. Я обещаю».
– Хочу осколок, – вдруг протянул юноша – фанат Lacoste, Merc и Ben Sherman, впервые нарушив молчание за все время мастер-класса.
– А я фонарик, – отозвалась его подруга.
