Екатерина Бершачевская Это случилось в конце 80-х прошлого века, когда в воздухе советской страны повеяло демократией. Вике позвонил незнакомый мужчина и представился Джорджем Соросом. Вторую фразу на английском она тоже поняла – звонивший передавал привет от ее израильской подруги. Но дальше трубку пришлось передать мужу, который через минуту сказал, что американец хотел бы с ней встретиться.
Сороса они принимали на кухне, любимом месте дискуссий советской интеллигенции. Оказалось, что о Вике, как о надежном работнике и возможном соратнике, миллионеру рассказали сразу несколько человек, живущих в разных странах, занимающихся изучением жизни в СССР.
Как известно, Сорос в свое время бежал из коммунистической Венгрии в свободные Штаты, где он не только сильно разбогател, но и понял, какая ценность важнее и сильнее всех денег мира. Поэтому, узнав вкус свободы, Сорос хотел дать его попробовать всем.
Так он добрался до Москвы с идеей создания фонда, который мог бы с помощью различных гражданских институтов способствовать формированию в людях демократических ценностей, правового сознания, развивать различные социальные инициативы.
Тогда политическая атмосфера в стране еще не была такой, что любое сотрудничество подобного рода могло обеспечить Вике статус иностранного агента. Это позже самого Сороса объявят агентом ЦРУ и заподозрят во всех смертных грехах. А тогда он был богатым чудаком, приехавшим помочь России. Но человек, начавший компьютеризировать российскую глубинку, вызывал у «патриотов» тревогу.
Нам же важно другое: «А при чем здесь Вика?»
…Она родилась зимой 1950 года в одной из тюрем Калининградской области. Тогда попасть в места не столь отдаленные, будучи беременной, можно было только за то, что муж сидел по политической статье. Интересно, что среди тех, кто рожал в тюрьмах, очень популярным было давать младенцам имена Виктор и Виктория.
С тех времен у нее осталось только несколько фото девочки с нелепым бантом на лысой голове. С огромными испуганными глазами.
Первые два года детства прошли в тюремных бараках (так называемый лагерь мамочек). Затем случилась первая в ее жизни захватывающая история.
Старшая 16-летняя сестра приехала в место, где их содержали с матерью, и выкупила маленькую Вику за две бутылки водки у местных надзирателей. Несколько лет до освобождения мамы она была вынуждена прятаться по шкафам и квартирам родственников, так как шестнадцатилетняя сестра не могла быть ее опекуном.
Ее лучшими игрушками были бабушкины портсигар и именной револьвер времен революции. Самой вкусной едой – жареный лук. А вершиной блаженства – вымоченный в молоке белый хлеб.
Школьное детство прошло бурно. За Викой шлейфом тянулась слава справедливой заступницы слабых и строгой блюстительницы справедливости. Хулиганство, праведные драки, безмерные шалости над учителями – все это сопровождало ее юные годы.
К концу школы встал известный выбор – где учиться дальше. Пыталась поступить в МГУ на юридический – не получилось. Захотелось работать в детской комнате милиции. Она знала эту проблему, но таких, как она, туда не брали.
Ей удалось найти место референта в НИИ советского законодательства. Оттуда она поступила в юридический институт (ныне МГЮА имени Кутафина). Но так началась не столько юридическая карьера, сколько диссидентская молодость.
В то время думающие люди читали запрещенную литературу, передавалась она из рук в руки и, как правило, на одну ночь. У Викиного мужа был шикарный чешский увеличитель. Они эти книги фотографировали, печатали и пускали по рукам.
Однажды подошла к ней соседка: «Сегодня люди приходили, сказали, что из налоговой. Про всех спрашивали, но про тебя особенно. Интересовались, занимаешься ли ты фотографией, есть ли дома увеличитель, ничего ли запрещенного ты не делаешь. Ну, я им сказала, что увеличитель есть и что фотографией занимаешься. Вон, внучку мою фотографировала, а денег ни копейки не взяла».
Вика обмерла: в то время они печатали «Чонкина» Владимира Войновича.
…В следующий приезд Сороса на их весьма просторной кухне было полно народу, образованного, критически мыслящего. Это они, ее друзья-единомышленники, помогали сформировать направления работы и развития фонда. И так получалось, что Вика оказалась у истоков создания в России фонда Сороса «Культурная инициатива».
Сегодня не все знают, как в те годы страну покидали ученые, а те, кто оставался, – нищенствовали. И только Сорос, для того чтобы сохранить научные структуры в России, начал платить нуждающимся по 500 долл. (по тем-то временам!) на то, чтобы ученые могли оставаться в стенах своих институтов, чтобы деятели культуры и искусства могли продолжать свое существование и творить. И никто не требовал результатов работ на экспертизу, отчета за эти деньги и передачи какой-либо информации. Все оставалось в стране.
Кстати, Сорос никогда не диктовал, что и как делать, кому давать гранты, а кому нет. То есть он ей верил. Вика говорит, что никогда не забудет, как однажды зашел ее товарищ и спросил: «Вика, на что там деньги сейчас дают? Чего писать-то?». Сейчас она говорит, что ей стало стыдно уже за то, что такой вопрос мог быть обсуждаемым.
Еще Вика вспоминает, как в конце 80-х годов около месяца была со старшей дочерью в Америке. Девочка ходила в американскую школу, Вика читала лекции о России. Когда надо было уезжать, директор школы предложил оставить способную девочку в США.
Вика не могла принять такое решение и спросила у самой дочери.
Девочка сказала, что поедет домой. Потому что проблемы и возможности есть у любой страны. Только в России они свои, а в Америке чужие.
Всю дальнейшую жизнь Вика жила с идеями демократизации своей страны. Она член самой старой и авторитетной правозащитной организации. Воспитала пять дочерей, каждой дала высшее образование и сейчас помогает растить пятерых внуков.
Как назвал ее Владимир Войнович – «многодетная и многодружная».
Вика – это моя мама.
