Владимир Меднис Недавно в одном из книжных магазинов мое внимание привлекла пестрая обложка. Фамилия автора и название книги показались знакомыми. Анатолий Максимов. "Операция "Турнир". Записки чернорабочего разведки". Раскрыв ее и начав читать, я поразился тому, насколько изложенные в ней обстоятельства хорошо известной мне оперативной игры, начатой советской внешней разведкой в 1971 г. в Канаде, оказались далеки от действительности. Что же происходило на самом деле?
КАНДИДАТУРА ДЛЯ ВЕРБОВКИ
Летом 1971 г. в Центр поступила информация о том, что сотрудник резидентуры КГБ в Монреале Анатолий Максимов, действовавший под прикрытием филиала коммерческого бюро при посольстве СССР, оказался в компрометирующей ситуации, которую спецслужбы Канады намерены использовать для его вербовки. Управлению безопасности и разведки (УБР) Королевской канадской конной полиции (КККП) принадлежность Максимова к советской разведке была известна. Поводом к тому послужила отнюдь не его активность как разведчика. Тут канадцы терялись в догадках относительно причин бездеятельности. Выдавало поведение, которым он резко отличался от коллег по прикрытию. Демонстративно игнорировал указания руководителя филиала, всячески подчеркивая свою независимость от него и пренебрегая работой по прикрытию, в служебное время пропадал в магазинах или оставался дома и т.п.
Канадские контрразведчики обратили также внимание на прижимистость и алчность Максимова, питавшего болезненную склонность к подаркам и угощениям "на халяву". Не остались незамеченными и конфликты в связи с присвоением им представительских подарков и промышленных образцов, адресованных сослуживцам.
УБР рассматривала его как перспективную кандидатуру для вербовки. Все деловые связи Максимова контролировались. Среди них особым его доверием пользовался Джеффри Вильямс - вице-президент скромной консалтинговой фирмы, проходивший в оперативной переписке с Центром под кличкой "Дрозд". По заданию контрразведки "Дрозд" предложил Максимову, художнику-любителю, 100 долларов за небольшой написанный им пейзаж. Тот, не колеблясь, клюнул на наживку, получил деньги и о сделке в резидентуру не сообщил. Тогда "Дрозд" по указанию УБР сделал очередной ход, предложив Максимову нарисовать рождественскую открытку для последующего ее издания массовым тиражом. В качестве гонорара он обещал выплатить за нее 25 тыс. долл. на условиях сохранения полной анонимности автора. Максимов не отверг это предложение, обещал подумать и, как и в предыдущем случае, не доложил о нем.
Заместитель начальника Управления "Т" КГБ (научно-техническая разведка), курировавший работу по Северной Америке, которого я ознакомил с поступившей информацией, поведал любопытные детали прежней деятельности Максимова. Оказалось, что за неоднократные нарушения служебной дисциплины он был досрочно откомандирован из Японии, не пробыв там и года. Затем дважды выезжал в короткие командировки. Несмотря на отрицательные характеристики, его направили в Канаду. Три с лишним года в стране он практически бездействовал, напоминая о себе пачками рекламных проспектов, которые в Центре отправляли в мусорную корзину.
По мнению моего собеседника, офицер разведки, польстившийся на 100-долларовую купюру и оказавшийся в скандальной ситуации, подлежал безусловному и немедленному откомандированию из страны. Тут же, в моем присутствии, он дал указание подготовить соответствующие документы.
УСЛОВИЯ ТОРГА
Однако дело Максимова имело свои особенности. Если Управление "Т" могло убрать его из Канады без ущерба для интересов службы, то с точки зрения контрразведки ПГУ, основной задачей которой являлось агентурное проникновение в спецслужбы противника, такое решение могло привести в данном случае к нежелательным последствиям. Дело в том, что в течение непродолжительного времени нам удалось сорвать целую серию вербовочных и иных акций, проводившихся УБР совместно с ЦРУ США. Принятые меры к тому, чтобы все это выглядело как рутинные неудачи, не дали результатов. Над нашим канадским источником, сыгравшим в информировании основную роль, нависла реальная угроза разоблачения. Устранить ее стало делом чести и профессионального долга.
В сложившейся ситуации досрочный отъезд Максимова и провал еще одной вербовочной акции только укрепил бы возникшие подозрения. Необходимо было срочно что-то предпринять.
Интерес, проявленный УБР к Максимову как объекту вербовки, в моем представлении можно было обернуть нам на пользу, начав оперативную игру с КККП в Канаде с последующим переносом ее в Союз. Имевшиеся агентурные возможности сводили риск с нашей стороны к минимуму.
Одной из проблем, что неизбежно возникала в ходе оперативных игр, был подбор информации для передачи противнику. В данной ситуации я предполагал использовать для этого сведения о личном составе и некоторых операциях наших резидентур в различных странах, ставшие известными противнику и потому не представляющие секрета. После некоторой "доработки" они могли успешно "скармливаться" канадцам.
Единственное, что вызывало тревогу, были личные качества Максимова. Но я надеялся на возможность контроля за его поведением после возвращения из Канады. Тем более что ни о каких его зарубежных поездках в период участия в оперативной игре, как я полагал тогда, не могло быть и речи.
Замысел операции, которой я дал наименование "Турнир", сводился к следующему. Максимов остается в Канаде до окончания срока командировки. Как и другие сотрудники резидентуры, он предупреждается о возможном вербовочном подходе, объясняемом резкой активизацией деятельности спецслужб Запада против сотрудников наших загранучреждений. В случае обращения к нему представителей УБР с предложением о сотрудничестве следует сыграть роль нерешительного, но интересующегося материальной выгодой человека. Затем начать выдвигать свои условия. Сначала потребовать предоставить в качестве гарантии личной безопасности официальный документ за подписью премьер-министра Канады, в котором должно содержаться обязательство оформить в законном порядке канадское гражданство ему и членам его семьи, а также паспорта и прочие документы. Все это надлежит получить на руки с тем, чтобы в последующем иметь возможность использовать для разоблачения участия высших государственных чиновников Канады в шпионских интригах против нашей страны.
Затем, в качестве еще одного условия сотрудничества, он должен был получить право самостоятельно определять объем и содержание информации для передачи канадцам. Это позволило бы нам сохранять за собой инициативу на протяжении всей игры.
Как представлялось, эти требования должны были: во-первых, убедить службу безопасности канадской полиции в серьезности намерений Максимова и, во-вторых, дать ему возможность "торговаться" с тем, чтобы до отъезда из Канады не связывать себя никакими конкретными обязательствами перед другой стороной. Такая неопределенность должна была вынудить достаточно "раскочегаренных" нами канадцев, а там и ЦРУ США, попытаться "дожать" Максимова в Москве и с этой целью направить к нему своих людей.
Планом намечалось завершить первый, канадский, этап "Турнира" к отъезду Максимова в СССР в мае 1972 г. Естественно, наши агентурные возможности контролировать действия УРБ на этом этапе, а также и в дальнейшем, перед ним не раскрывались.
С РЕЗОЛЮЦИЕЙ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ
Все последующие мероприятия "Турнира" должны были проводиться исключительно на территории Советского Союза с целью выявления сотрудников и агентуры западных спецслужб, действовавших в нашей стране. Для этого предполагалось предоставить Максимову должность в центральном аппарате ПГУ, где он должен был работать и, ничего не предпринимая со своей стороны, ожидать выхода на связь с ним "гостей" из УБР. Дальнейшие наши действия зависели от того, как и когда это произойдет.
План не встретил возражений и был поддержан на всех уровнях. Спустя 3 дня он вернулся с резолюцией Юрия Андропова: "Согласен".
Вскоре задание, составленное на основе плана, было с дипломатической почтой направлено в резидентуру, и Максимова, наряду с другими сотрудниками, ознакомили с ним под расписку. Но проходил месяц за месяцем, а канадцы, похоже, утратили к нему всякий интерес. Судьба "Турнира" повисла в воздухе.
В иной ситуации я бы предоставил событиям идти своим чередом, независимо от того, как поступят наши противники. Но в данном случае санкция Юрия Андропова обязывала довести дело до конца. Требовалось найти способ реанимировать интерес к Максимову. Решение о том, как вновь привлечь внимание флегматичных канадцев к Максимову, пришло мне во сне. Быть может, сказанное у кого-то вызовет ироническую улыбку. Но что было, то было. Именно во сне я мысленно проиграл несколько вариантов поведения Максимова и остановился на одном.
В сентябре 1971 г. в резидентуру была направлена ценная икона XVIII века, которую я под честное слово одолжил у родственницы. К ней прилагалось утвержденное начальником ПГУ задание, содержавшее детальное описание последовательности действий Максимова. Ему надлежало обратиться к "Дрозду" с просьбой оценить икону в каком-либо солидном антикварном салоне. Если тот поинтересуется, не желает ли Максимов продать ее, уклониться от прямого ответа и объяснить, будто он хотел бы ограничиться оценкой вещи, но не решается сделать это сам, опасаясь неприятностей по службе. После проведенной "Дроздом" оценки вернуть икону в резидентуру.
Мой расчет строился на том, что "Дрозд" доложит в УБР о попытке Максимова сбыть икону, ввезенную в страну заведомо нелегальным путем, и это подтолкнет канадцев к действиям в столь долго ожидаемом нами направлении.
ПОЛЬСТИЛСЯ НА ИКОНУ
Задание руководства ПГУ подлежало безусловному и точному выполнению. Но Максимов и тут остался верен себе. Как художник-любитель он неплохо разбирался в иконах и сразу понял, какая ценная вещь неожиданно оказалась у него в руках. Без колебаний он присвоил ее себе и начал слоняться по антикварным лавочкам сомнительного пошиба, предлагая купить ее за 2 тысячи долларов. Поскольку такой цены ему никто не давал, попытался сбыть икону настоятелю Русской Православной Церкви в Монреале, но и там потерпел фиаско.
В конце октября 1971 г. я прибыл в Монреаль в качестве резидента и констатировал, что с момента получения задания Максимов даже не приступал к его выполнению. Он вцепился в икону мертвой хваткой и не желал расставаться с ней. Только в феврале 1972 г., когда до отъезда в Союз осталось менее 3-х месяцев, мне удалось, преодолев множество различных отговорок, под угрозой досрочного откомандирования за злостное уклонение от выполнения заданий руководства КГБ, заставить Максимова обратиться к "Дрозду" и произвести оценку иконы. Сумма, предложенная за нее солидным антикваром, оказалась весьма значительной, и это еще больше разожгло алчность Максимова.
Я знал, что пока икона находится у него, канадцы не станут ничего предпринимать. Между тем он продолжал удерживать ее у себя, явно намереваясь присвоить и увезти с собой. На мои неоднократные требования вернуть икону в резидентуру не реагировал. Когда до его отъезда осталось две недели, пришлось в категорической форме потребовать вернуть икону немедленно. Максимов жил в 10 минутах езды, но отсутствовал более 3-х часов. Видимо он уже успел упаковать ее в багаж.
Как только икона исчезла из поля зрения канадцев, они сразу приступили к делу.
24 апреля, когда Максимов поездом ехал в Оттаву для оформления документов, в вагоне к нему подсел начальник монреальского отдела УБР д"Этремонт и провел вербовочную беседу. Как и ожидалось, в качестве средства нажима он использовал сделку с иконой, которую канадцы считали свершившимся фактом. Максимову были предложены несколько тысяч долларов за информацию о личном составе и разведывательных операциях наших резидентур в Канаде. Он не дал определенного ответа и от согласия на дальнейшие встречи уклонился. Затем, нарушив категорический запрет на посещение посольства, прямо с поезда направился именно туда и провел там более 4-х часов. Сначала в УБР решили, что он доложил о случившемся в резидентуру, но поскольку со стороны посольства никаких представлений в МИД Канады не последовало, успокоились и решили не терять надежды. Уж очень хотелось приобрести своего агента в КГБ.
Хотя на первый взгляд казалось, что нам все же удалось реализовать первую часть намеченного планом, в действительности это уже ничего не меняло. Время для серьезной работы было безнадежно упущено. Требуемые документы получены не были.
В течение нескольких дней, оставшихся до отплытия Максимова 29 апреля 1972 г. в Союз, д"Этремонт предпринял несколько попыток связаться с ним по телефону и назначить встречу в городе. В сложившейся ситуации не оставалось ничего другого как не реагировать на это в надежде, что канадцы продолжат свои попытки в Москве.
В сентябре 1972 г. КККП направила в Москву для встречи с Максимовым некоего Питера Стефана, прикрыв его административной должностью в канадской хоккейной команде. Казалось, удача была очевидной. Канадцы сами шли в расставленные сети. Однако после того, как Стефан связался с Максимовым по телефону и пригласил на встречу, последний ответил отказом. Из его объяснения следовало, будто он действовал в соответствии с инструкцией Минвнешторга, запрещающей встречи с иностранцами наедине. Трудно найти более абсурдное объяснение такому поступку. Стефан уехал ни с чем.
СТРАННАЯ ПАРОЧКА
Таким образом, операция с ведома Калугина, взявшего руководство на себя, оказалась под угрозой краха, еще не начавшись. Затем он изменил утвержденный Юрием Андроповым план операции, имевшей целью, как уже отмечалось, выявление иностранной агентуры и сотрудников спецслужб на нашей территории, и, по существу, провалил ценного агента, контролировавшего действия КККП и Максимова.
В течение долгих 7 лет эта парочка, "Максимов-Калугин", обманывала руководство КГБ СССР, выдавая заведомо проваленную операцию за живое дело. В результате операция "Турнир" с нашей стороны завершилась полным провалом, чего нельзя сказать о канадской полиции, разгромившей обе наши резидентуры, одержавшей победу над КГБ в турнире спецслужб.
Поскольку Калугин недавно объявил себя невозвращенцем, это придает его действиям по развалу "Турнира" предумышленный характер. Примечательно, что Калугин, никогда не страдавший избытком скромности, очевидно стараясь не привлекать внимания к своей роли в "Турнире", уделил этой операции в своей книге "Прощай, Лубянка!" всего пять коротких строчек.
В январе 1973 г. при активном участии Калугина я был снят с должности резидента КГБ в Монреале за отказ скрыть и уничтожить полученные мной агентурные материалы компрометирующего руководство КГБ СССР содержания и за попытки привлечь внимание начальства к угрожающему провалом положению в оттавской резидентуре. В Центре их расценили как дезинформацию и склоку. Последовавшие за этим события подтвердили правильность информации. Резидентура была разгромлена, а в 1981 г. в США предали гласности операцию ФБР-ЦРУ под названием "Соло", благодаря которой американская администрация несколько десятилетий была в курсе внешнеполитических решений Политбюро ЦК КПСС.
Хотя нам с Калугиным приходилось по службе общаться по несколько раз на день, он никогда не упоминал о "Турнире". Поэтому о самовольном, без согласования с Юрием Андроповым, изменении плана операции я узнал много лет спустя из книги Максимова. Поступив так, Калугин не только поставил крест на проекте выявления агентуры и сотрудников западных спецслужб, действовавших в нашей стране, но и сорвал операцию, лишив ее смысла.
Чтобы создать видимость продолжения работы по "Турниру", Калугин перенес все мероприятия за рубеж и стал направлять Максимова в бесцельные и, как впоследствии оказалось, совершенно безрезультатные командировки в страны, где агентурный контроль за его действиями отсутствовал. Большинство этих командировок превратилось в увеселительные. Затея сводилась к тому, чтобы загубленная на корню операция как можно дольше фигурировала в отчетах управления "К" ПГУ.
РЕИНКАРНАЦИЯ ГОСПОДИНА ДЗЮБЫ
Еще в Москве перед отъездом в Канаду я изучил большое количество документов УБР. В Канаде довелось общаться и беседовать с людьми из этой организации. Это был серьезный и очень опасный противник, никак не соответствующий тому описанию, которое содержится в книге Максимова. Поэтому никогда не поверю, чтобы УБР стало всерьез воспринимать и делать ставку на Максимова, который после встреч в Канаде в 1973 г. появился в поле зрения контрразведчиков спустя год и восемь месяцев. Я с большим сомнением воспринимаю все, что написано Максимовым о якобы проделанной им работе по "Турниру" в апреле 1975 г. в США, в апреле 1976 г. в Швейцарии и в ноябре 1977 г. там же. Прежде всего потому, что выдает его вопиющее незнание всего, что относится к организации работы западных разведок с агентурой из числа советских граждан, и тем более сотрудников ПГУ.
Ограниченный объем газетной статьи не позволяет подробно рассмотреть каждую из небылиц, в изобилии встречающихся на страницах книги "Операция "Турнир", в которой автор дал полный простор своей фантазии. Остановлюсь на одном затертом до дыр эпизоде, который безжалостно эксплуатируется им с марта 1978 г.
В 1975 г. в Нью-Йорке Билл Клифф, начальник УБР, вручил Максимову пачку документов, которые тот затребовал еще в Канаде в качестве одного из условий сотрудничества. Забегая вперед, напомню, что перед расставанием этот самый Клифф, если верить Максимову, "с удивительно обаятельной улыбкой" прикарманил у него на глазах треть содержимого "объемистого конверта с долларами", предназначенными нашему герою в качестве гонорара за информацию. Где уж Максимову знать, что во избежание подобного рода обвинений служебная инструкция обязывает всех сотрудников УБР проводить встречи с агентурой, в том числе зарубежной, только в присутствии одного или нескольких коллег.
Среди полученных от Клиффа документов один ожидался в Центре с особым интересом. Это было исполненное на официальном бланке генерального прокурора Канады и подписанное им обязательство предоставить его получателю гражданство и прочие блага. Вопреки строгому указанию получить все документы на руки и доставить их в Центр Максимов вернул их Клиффу. Свой поступок он оправдал перед Центром тем, что якобы запомнил их серийные номера, а содержание письма зазубрил наизусть. Привожу его полностью по тексту, предоставленному им "Литературной газете" и опубликованному в ней 22 марта 1978 г. Орфография сохранена.
"Настоящее письмо гарантирует в соответствии с канадским законом об иммиграции 8 (1), что Майкл Дзюба является гражданином Канады со всеми вытекающими последствиями. Одновременно канадское правительство гарантирует предоставление убежища Майклу Дзюбе в любое удобное для него время. 23 сентября 1973 года".
Общеизвестно, что ни в одной стране генпрокурор не обладает правом предоставления гражданства иностранцам. Тем более оказывать такую честь Майклу Дзюбе, похороненному на одном из окрестных кладбищ. Но даже будь он реальной фигурой, зачем ему, обладателю канадского паспорта, убежище в своей стране? И почему в письме генпрокурора ни словом не упомянут Максимов, для которого оно предназначено? Добавим к этим нелепостям ссылку не на тот закон и отсутствие установочных данных Дзюбы, необходимых для столь серьезного документа, подписанного, ко всему прочему, 23 сентября 1973 г., в воскресенье, нерабочий для прокурора день. Перед нами грубая "липа", наспех сработанная автором "Операции "Турнир".
Чувствуя, что попался, Максимов начинает вносить коррективы, запутываясь еще больше. Вот как это выглядит в книжном варианте. Дата исправлена на 23 августа, а генпрокурор и вовсе не причастен к письму. Оказывается, в УБР все настолько зациклились на вербовке Максимова, что готовы выполнить любую прихоть. Один начальник бродил по кладбищам в поисках надгробия со славянской фамилией. Другой выкрал гербовый бланк из канцелярии генпрокурора, третий напечатал на нем текст письма. Четвертый подделал подпись генпрокурора. Пятый сбегал в банк и открыл счет, но не на Максимова, а на Дзюбу. Шестой изготовил фальшивый паспорт. Чтобы весь этот абсурд выглядел убедительно, следует ссылка на оттавскую газету "Ситизен". Ни один из "шести блестящих офицеров", вопреки утверждению Максимова, не поплатился за эти художества. А УБР вскоре было преобразовано в Канадскую службу безопасности и разведки (КСБР) и открыла в Москве резидентуру. Для сведения Максимова: официально Канада до этого не вела политической разведки, ограничиваясь военной.
ТЕЛЕВЕРСИЯ ТОГО ЖЕ МИФА
Столь же нелепо, как и письмо, выглядит "задание", якобы полученное в ноябре 1977 г. в Швейцарии от нового "шефа" из УБР. Как утверждает Максимов, оно было написано от руки (такого не позволит себе ни одна "приличная" разведка) и содержало сначала "длинный перечень вопросов" (так в "ЛГ"), а затем, в книге, автор урезал их до 9. Причем все они не имели никакого отношения к профилю УБР и носили чисто экономический характер. По своему служебному положению Максимов не мог выполнить такое задание. Впрочем, как и все упомянутые выше документы, никто кроме него "задания" не видел.
Весной 1976 г. афера, в которую превратили "Турнир" Калугин с Максимовым, чуть не провалилась. Кому-то из начальства пришла в голову мысль записать на пленку беседу Максимова с начальником УБР Клиффом на встрече в Швейцарии. Он сорвал это мероприятие, под предлогом заботы о судьбе "Турнира". Сошло.
Когда в феврале 1978 г. было решено предать гласности материалы "Турнира" - в порядке ответной меры на выдворение из Канады большой группы советских граждан по обвинению в шпионаже, - оказалось, что за все 7 лет участия в нем Максимов не получил ни одного документа который можно было бы использовать в качестве доказательства разведывательной деятельности Канады против СССР. Под вопросом оказались не только победные рапорта об успешном ходе операции "Турнир", которые Калугин направлял на самый "верх", но и все 4 встречи с представителями УБР, которые так красочно описал Максимов в книге. Без всяких доказательств они превратились в пустое бахвальство. Мыльный пузырь, раздувавшийся Калугиным и Максимовым 7 лет, лопнул. Владимир Крючков, в то время начальник ПГУ, представил полный провал как яркий триумф советской разведки и повод для поощрения отличившихся. Став "почетным чекистом", Максимов вскоре понял, на какую "золотую жилу" он вышел, и стал по-деловому ее разрабатывать, справедливо полагая, что ни один из тех, кто был вовлечен в эту аферу, его не выдаст.
Сначала были интервью в газетах и выступления, затем книга и, наконец, телешоу с претензией на крутой шпионский боевик с подходящим названием: "Русский "Джокер". По сюжету книги "Операция "Турнир". Он был показан 26 января 2001 г. по каналу ОРТ. Роль автора плана операции и ее руководителя, которая по книге принадлежала Калугину, теперь взял на себя его близкий друг и фаворит Юрий Перфильев, ни словом не упомянувший своего патрона и к тому же не имевший к "Турниру" никакого отношения.
Чтобы выяснить позицию СВР РФ в вопросе о популяризации в СМИ проваленной Калугиным операции "Турнир", которая подается общественности соучастником этого провала Максимовым в искаженном виде, я обратился 8 февраля 2001 г. с письмом к директору СВР Сергею Лебедеву. Изложил свои доводы и просил его поручить соответствующей службе добыть правду о ней в архиве. Надеялся, что директор уважит просьбу ветерана разведки с 47-летним стажем.
Предусмотренный законом срок для ответа давно истек, но из СВР ни звонка, ни строчки. Что бы это значило?
