Игорь Атаманенко
То самое место на Комсомольском проспекте сегодня.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
Способ реализации принципа незабвенного капитана Жеглова «вор должен сидеть в тюрьме» отрицается мягкотелыми кабинетными правоведами, а в среде юридически безграмотных граждан вызывает жаркие дебаты. А между тем в скрытом противоборстве спецслужб этот, казалось бы, неразрешимый вопрос давно переведен из области теоретических дискуссий в практическую плоскость и решается отнюдь не в духе рыцарских турниров, а в соответствии с установкой известного мастера шпионажа Аллена Даллеса (1893–1969).
«Разведка и контрразведка, – писал экс-директор ЦРУ США, – взывают к самым низменным страстям и устремлениям и успешно ими используются. В этом – их высший разум. На войне как на войне – для достижения результата все средства хороши, когда они наносят урон противнику, даже если на первый взгляд выгладят неэстетичными...»
НЕПРИСТУПНЫЙ ОБЪЕКТ
Где-то через полгода после того, как японский разведчик, капитан 3 ранга Кэндзи Миядзаки прибыл в Советский Союз и уютно устроился «под корягой» – то есть под прикрытием главы корпункта ряда ведущих газет Страны восходящего солнца в Москве, сотрудники КГБ СССР предприняли первую попытку «потрогать его за вымя» – выяснить уровень профессиональной подготовки, настроение, привязанности, сильные и слабые стороны, чтобы определить возможность использовать его в наших интересах.
Начали с того, что подвели к Миядзаки «ласточку», которой была поставлена одна задача: совратить! Ловкий японец сделал вид, что готов забраться в капкан, но в итоге в него угодила сама обольстительница, да так, что потребовались усилия целой службы Лубянки, чтобы ее оттуда вытащить.
Вслед за «ласточкой» на горизонте объекта появился «голубь сизокрылый» – смазливый мальчонка нетрадиционной сексуальной ориентации. И опять промашка.
Впервые обкатанный десятилетиями механизм стал давать сбои. А ведь на женщинах и на голубых ломали и неподкупных аристократов-англичан, и бесшабашных французов, а тут все наоборот. То ли культура другая, то ли выучка не та...
Зашли с другой стороны. Однако и на операциях с валютой и антиквариатом подловить Миядзаки не удалось, как ни пытались. На них горели и арабы, и турки, и африканцы, а тут вдруг никак...
Использовались все традиционные чекистские наработки, которые бы толкнули любого другого иностранца в объятия советской контрразведки, но к японцу они оказались неприменимы. Он доказал, что у него иная шкала ценностей, да и вообще иное отношение к пребыванию на государственной службе.
Первое время после всех «наездов» контрразведки Миядзаки затаился, выжидал, а затем сам перешел к активным действиям, продемонстрировав, что прибыл в Союз отнюдь не для того, чтобы стать добычей вербовочных устремлений КГБ. Он – охотник и сам не прочь побродить по московским «угодьям» в надежде разжиться «добычей» – завербовать кого-нибудь. И, надо сказать, японец преуспел. Вскоре среди его платных информаторов были выявлены высокопоставленный чиновник Министерства внешней торговли СССР и сотрудник одного сверхсекретного НИИ. После чего на Лубянке приняли решение разделаться с «журналистом» раз и навсегда с помощью компромата.
О том, чтобы добыть порочащие Миядзаки материалы в тиши какого-нибудь ведомственного алькова под недреманным оком оперативных видеокамер, и думать не приходилось. После первой неудачной попытки совратить японца идея заманить его в постель и заснять в объятиях белогрудой славянки выглядела по крайней мере наивной. Наученный горьким опытом объект демонстрировал полное равнодушие ко всем москвичкам сразу. Более того, он отвергал их заранее, заделавшись рьяным женоненавистником.
Требовалось нечто неординарное. По замыслу инициатора оперативной разработки полковника Кудрявцева, надо было организовать публичный скандал, вслед за которым вопрос о пребывании Миядзаки в Москве решался бы не в кабинетах его родной спецслужбы, где все события расценили бы как происки русской контрразведки (и правильно сделали бы!), а на уровне двух министерств иностранных дел: СССР и Японии. Однако быстро сказка сказывается...
МЕДОВАЯ ЗАВИСИМОСТЬ
Казалось, Миядзаки неуязвим. Но ведь недаром говорят, что у каждого человека в шкафу – свой скелет. Найти его – вот в чем вопрос. И нашли ведь! Обложив японца, как волка флажками, круглосуточным наружным наблюдением, отыскали брешь, даже не брешь – щелочку. Лжекорреспондент имел патологическую тягу к... русскому меду. Возможно, у него были неполадки в эндокринной системе, а может, что-то на генетическом уровне. Все это – гипотезы, в которых контрразведчикам недосуг было разбираться. Фактом являлись регулярные набеги японца в магазин «Дары природы», что на Комсомольском проспекте (ныне закрытый, магазин находился почти напротив Московского дворца молодежи), где он закупал сразу целый бочоночек сладкого вещества – благо в середине 1970-х в Москве еще можно было найти экологически чистые продукты.
Судя по всему, эту свою страсть Миядзаки тщательно скрывал от сослуживцев. Подтверждением служило то обстоятельство, что кинжальный марш-бросок к магазину за очередной порцией меда он всегда совершал в одиночестве. Было доподлинно известно, что, опасаясь провокаций, японец никогда не появляется в общественных местах без коллег-журналистов, а тут... Что ж, все правильно: свои слабости надо прятать от окружающих. От наружки – тем более, ибо всякий раз, намереваясь посетить «Дары природы», капитан 3 ранга предпринимал отчаянные попытки оторваться от хвоста. Напрасно. Узнав о невинном пристрастии своего подопечного, Кудрявцев стал думать, как бы поудачнее использовать его в своих планах. И придумал.
...16 июня в японском посольстве намечался прием по случаю дня рождения сына императора. И полковника осенило: на торжество он пошлет свою блистательную «ласточку» Эдиту» – агентессу экстра-класса. На приеме от нее требовалось лишь одно: подойти к неприступному японцу с бокалом шампанского в руке, взять его под руку и, пожелав наследнику престола долгие лета, выпить. Не будет же Миядзаки шарахаться от женщины, находясь в окружении своих.
Остальное доделают технари. Скрытыми камерами они отснимут несколько кадров на память. Если это удастся, можно будет приступать к ключевой мизансцене выживания несгибаемого японского разведчика из Москвы. По прикидкам Кудрявцева, дня через два после приема у Миядзаки должны были иссякнуть запасы меда. Поэтому при входе в «Дары природы» ему предстояло «случайно» столкнуться нос к носу с агентессой.
«Ну не отказывайся, Миядзаки-сан, соединить кубок вина с русской женщиной во здравие наследника императора Всея Японии, – приговаривал полковник Кудрявцев, следуя на явку с Эдитой. – Она поди не в постель тебя затаскивает. Нам ведь известно, что это бесполезно – ты ж у нас парень-кремень! Ну подумаешь, пару раз чокнешься с красавицей – от тебя не убудет...»
Так оно и вышло: чокнулся, не отказался. А дальше произошло вот что.
«КАРФАГЕН ПАЛ!»
...Узнав женщину, которая на приеме буквально не давала ему прохода, Миядзаки опешил от неожиданности, но уже в следующее мгновение во весь опор мчался к оставленной на боковой дорожке автомашине. Не тут-то было! С криком: «Кэндзи-сан, дорогой, остановись, куда же ты!» Эдита ринулась вдогонку.
Любопытство замедливших шаг прохожих было вознаграждено сполна: рослая пышнотелая красавица, будто сошедшая с полотен Кустодиева, гналась за воровато оглядывающимся мужичком с ноготок. Едва только он юркнул в автомобиль и включил зажигание, как был буквально вдавлен в сидение вспрыгнувшей к нему на колени женщиной.
– Кэндзи, я полюбила тебя с первого взгляда, а ты убегаешь от меня... Может, ты девственник?!! – донеслось из салона машины.
Полку любопытствующих бездельников прибыло. Невесть откуда появился репортер всесоюзной молодежной газеты и направил объектив фотокамеры на распахнутую дверцу.
Попытки разведчика вытолкнуть бесстыдницу из автомобиля натолкнулись на яростное сопротивление. Он почти справился с рехнувшейся от страсти нимфоманкой и сбросил ее с колен, как вдруг она случайно нажала педаль газа. Взревев, «Тойота» помчалась вперед и, преодолев бордюр, выскочила на тротуар. В последний момент японцу удалось дотянуться до баранки и он судорожно вращал ею, пытаясь свернуть на проезжую часть улицы.
Пока Миядзаки был занят проблемой, как уйти от столкновения с пешеходами, Эдита стащила с себя платье, а японцу разорвала ширинку на брюках.
Кульминация всей операции: агентесса зубами впилась в крайнюю плоть водителя! Брызнула кровь, раздался нечеловеческий вопль, а «Тойота» врезалась в стоящий на обочине грузовик.
Подбежавшим сыщикам наружки, загримированным под алкашей (они сначала стояли у входа в магазин, а затем гнались за потерявшей управление иномаркой), едва удалось отодрать женщину от обезумевшего от боли иностранца. При этом они не могли отказать себе в удовольствии и отвесили этому влиятельному лицу пару хлестких оплеух по его ставшей отнюдь не влиятельной физиономии. Отлились объекту слезы наружки, сдерживаемые в течение двух лет.
В милицейском протоколе, однако, было зафиксировано совсем другое: японский журналист, пытаясь изнасиловать гражданку Иванову, вошел в раж и в припадке садистского наслаждения детородным членом разорвал губы жертве своей патологической страсти. Вот до чего доводит импортный секс!
Когда Миядзаки и женщину выволокли из машины, затвор фотокамеры репортера из молодежного издания продолжал методично щелкать, а прохожим предстояло стать зрителями бесплатного экстравагантного шоу.
Солидный пожилой господин, явно неславянской внешности, с залысинами и в галстуке стоял посреди улицы с приспущенными окровавленными штанами, слезно умоляя оградить его от посягательств сумасшедшей и оказать медицинскую помощь. Он уже не обращал внимание на Эдиту. Совершенно нагая, она одной рукой вытирала перепачканные кровью губы, а второй обнимала корчившегося от боли «партнера», приговаривая:
– Ну с кем не бывает, Кэндзи-сан... Сегодня не смог – не беда, завтра все у тебя получится!
...Лихих наездников доставили на 2-ю Фрунзенскую улицу в 107-е отделении милиции. Миядзаки предъявил свою аккредитационную карточку журналиста и потребовал вызвать консула. Заявил, что на него совершено разбойное нападение.
– Как то есть нападение? – возмутился дежурный лейтенант. – Вы что, господин, хотите сказать, что наши женщины вот так вот, среди бела дня, в центре Москвы бросаются на иностранных журналистов? Может, они еще и сами раздеваются? – с этими словами милиционер указал на Эдиту, которая подбоченившись, стояла в одних туфлях в центре дежурной комнаты.
– Да-да, именно так и есть! Я не знать этот женщина, я первый раз видеть ее...
– Нет, вы только полюбуйтесь на этого негодяя! – закричала агентесса. – Позавчера он обещал жениться на мне, назначил свидание, а теперь, когда ему не удалось меня прилюдно изнасиловать, он уже меня не знает! Это что ж такое творится в Москве, товарищ лейтенант?!
Женщина щелкнула замком случайно оказавшейся при ней сумочки и швырнула на стол две фотографии.
Это были снимки, сделанные во время приема скрытой камерой. Прижавшись друг к другу, улыбающиеся Миядзаки и Эдита свели бокалы, наполненные пенящимся шампанским. На фото маленького формата, окружающих не было видно, создавалось впечатление, что двое влюбленных увлеченно воркуют, даже не замечая присутствия фотографа...
– И вы, господин журналист, после этого утверждаете, что впервые видите эту гражданку? Не ожидал, не ожидал я от вас такого... Будем составлять протокол!
Миядзаки все понял: плутни русской контрразведки. В его глазах застыла мольба поверженного гладиатора и до приезда консула он не проронил ни звука.
...Через день разведчик улетел из Москвы. Неизвестно, какие аргументы офицер представил в оправдание своему начальству, но в Союз он больше не вернулся.
Не последнюю роль в компрометации лжежурналиста сыграли и фотографии, сделанные репортером. Вместе с мидовским протестом они были вручены послу Японии в Москве...
Кудрявцев торжествовал: Карфаген пал – японский разведчик за аморалку выдворен из СССР!
