Спикировать на царский автомобиль

Зенитное орудие на позициях под Царским Селом. Снимок 1916 года.
Фото из книги «Автомобили русской императорской армии»

В 4 часа утра 23 мая 1881 года на площади Коннетабля рядом с гатчинским дворцом со страшным грохотом рухнул огромный обелиск. Судя по всему, в медный шар, венчавший обелиск, ударила молния. Однако в Петербурге все – от министров до лавочников – были уверены, что обелиск был уничтожен бомбой, сброшенной народовольцами с аэростата. Александра Викторовна Богданович – жена генерала от инфантерии, товарища министра внутренних дел Богдановича, записала в дневнике: «Не дай Бог, что б это была правда, но от нигилистов всего можно ожидать, они до всего дойдут».

ТЕРРОРИСТЫ ИДУТ В НОГУ С ПРОГРЕССОМ

Действительно, народовольцы устроили восемь покушений на Александра II. Они взорвали царскую столовую в Зимнем дворце, пытались взорвать царский поезд (но по ошибке уничтожили поезд сопровождения) и, наконец, 1 марта 1881 года на Екатерининском канале двумя бомбами убили императора Александра II.

Его сын, Александр III, не рискнул жить в Зимнем дворце и вообще в Петербурге, а отправился в Гатчину, оцепленную тысячами солдат, полицейских и личной охраной царя. И революционеры, и сановники рассказывали анекдоты о «гатчинском пленнике революции». Всех интересовало, каким способом злодеи решат достать Александра, и, как видим, уже тогда публика считала, что лучший способ – это удар с воздуха.

Однако организацией первого в истории воздушного теракта занялся в 1906 году руководитель боевой организации эсеров Евно Азеф. Замечу, что он по совместительству работал в «охранке», но это не помешало Евно Фишелевичу отправить к праотцам двух своих непосредственных начальников – министров внутренних дел Плеве и Сипягина, дядю царя великого князя Сергея Александровича и ряд других высокопоставленных персон.

Проектированием самолета, который должен был бомбить царскую резиденцию, занялся инженер Сергей Иванович Бухало. Он эмигрировал из России и жил в Мюнхене. О своем детище Бухало сообщил эсерам минимум сведений – аппарат должен лететь со скоростью аж 140 верст в час и поднимать большой груз. На строительство аэроплана Бухало запросил у Азефа 20 тыс. руб. – огромную по тем временам сумму.

В кассе боевой организации таких денег не оказалось, и Евно Фишелевич обратился к эсеру Гершуни, жившему в США, с просьбой набрать там необходимую сумму. Тот немедленно согласился: «У меня голова кружится от этого дела, это такой грандиозный план».

Если верить мемуарам Бориса Савинкова, он высказал свои сомнения Евно Фишелевичу: «Я слушал слова Азефа, как сказку. Я знал об опытах Фармана, Делагранжа и Блерио, знал и о том, что в Америке братья Райт достигли в воздухоплавании крупных успехов. Но аппарат, развивающий скорость в 140 километров в час и подымающий на любую высоту большой груз, казался мне несбыточной мечтой. Я спросил: «Ты сам проверял чертежи?» Азеф ответил, что он в последнее время специально изучал вопрос о воздухоплавании и сам проверил все формулы Бухало.

Тогда я сказал: «Ты веришь в это открытие?» Азеф ответил: «Я не знаю, сумеет ли Бухало построить свой аппарат, но задача, повторяю, в теории решена верно»...

Я посетил Бухало в его мастерской, в Моссахе около Мюнхена. За токарным станком я нашел еще не старого человека лет 40, в очках, из-под которых блестели серые умные глаза. Бухало был влюблен в свою работу: он затратил на нее уже много лет своей жизни. Он принял меня очень радушно и с любовью стал показывать мне свои чертежи и машины. Подойдя к небольшому мотору завода Антуанетт, он сказал, хлопая рукой по цилиндрам:

– Привезли его. Я обрадовался. Думал, у него душа. А теперь пожил с ним, вижу – просто болван. Придется его переточить у себя... От каждого его слова веяло верой в свой аппарат и упорной настойчивостью. О революции он говорил мало, с пренебрежением отзывался о нелегальной литературе и отмечал многие, по его мнению, ошибки в тактике партии. Зато террор он считал единственным верным средством вырвать победу из рук правительства. Уезжая из Мюнхена, я уносил с собой если не веру в ценность его открытия, то полное доверие к нему».

Разоблачение Азефа в самом начале 1909 года вынудило руководство боевой организации задуматься над дальнейшей судьбой аппарата Бухало. В конце концов решили перенести его мастерскую из Мюнхена в окрестности Штутгарта, подстраховавшись таким образом на случай выдачи Азефом ее местоположения жандармам и последующего захвата ее германской полицией. Раскрытие же самого плана авиаудара эсеров не беспокоило, поскольку реальных средств защиты у полиции тогда не было.

В начале 1910 года Бухало приступил к сборке аэроплана, но вскоре дело застопорилось – денег потребовалось гораздо больше, нежели планировалось. Эсеры же давать новые средства отказались, хотя касса их в 1910–1912 годах вовсе не пустовала. В итоге Бухало продал документацию на свой аэроплан немецкому заводчику. В августе 1913 года Бухало с горечью писал Савинкову: «Работал для России, получит Пруссия; работал для мира, получит военное ведомство».

Любопытно, что и «охранка» тщательно следила за успехами в воздухоплавании. Так, жандармский генерал Алексей Герасимов летом 1909 года писал своему агенту эсеру Петрову: «Читал в газетах, что в первых числах октября в Париже будет какой-то конкурс аэронавтики, и мне пришла в голову мысль – не воспользуется ли наша братия этим новым изобретением для своих высоких целей? Как Вы думаете – сообщите».

ГЕНЕРАЛЫ ПРОТИВ ЦАРЯ

В 1915 году идеей авиационного теракта заинтересовались военные. Дело в том, что еще Русско-японская война показала полнейшую неспособность Николая II управлять империей. А в 1914 году целый ряд прозорливых людей из всех сфер общества указывали на неизбежность краха монархии и революции в России в случае начала войны с Германией. Среди них были министр внутренних дел Петр Николаевич Дурново, великий князь Николай Михайлович и другие. Ну а поражения 1915 года, министерская чехарда и многое другое заставили прийти к аналогичным выводам сотням, если не тысячам русских генералов и офицеров.

Ну а у думающих военных, как известно, застольные разговоры о любви к отечеству автоматически приводят к вопросам: «почему все так плохо?», «кто виноват?», «что делать?» и «с чего начать?».

Уже в конце 1915 года военные заговорщики разработали два варианта устранения императора – «железнодорожный» и «авиационный».

На железнодорожном варианте я останавливаться не буду, поскольку он был успешно реализован командующим Северным фронтом генералом Рузским. 1 марта 1917 года царский и свитский поезда прибыли на станцию Псков. По приказу генерала оба поезда были загнаны в глухой тупик и блокированы.

Дальнейший ход событий общеизвестен.

Ну а вот история «авиационного варианта» покрыта тайной. Керенский в книге «Россия на историческом повороте» писал, что в 1915 году одну из версий «авиационного варианта» предложил летчик-истребитель капитан Костенко. О том же глухо упоминают и другие авторы.

Как мне удалось установить, Николай Михайлович Костенко в 1904 году окончил Николаевское инженерное училище и через три года был зачислен в состав Брест-Литовского воздухоплавательного отделения. Дело в том, что с конца XIX века при больших крепостях начали создать воздухоплавательные отделения, а с 1910–1911 годов – авиационные отряды. Где-то в это время Костенко и перевелся в авиационный отряд при Брестской крепости. Замечу, что в 1912 году Инженерное ведомство заставили построить подземные бетонные ангары для этого отряда.

Если верить воспоминаниям современников, было два основных способа реализации «авиационного варианта» – разбомбить императорский автомобиль с горизонтального полета на сверхнизкой высоте или сбросить бомбу из пикирующего самолета. В последнем случае не было ясно, сумеет ли летчик вывести аппарат из пике. Скорей всего он в этом случае стал бы камикадзе.

Однако по неизвестным мне причинам авиационный вариант реализован не был, сам ; Костенко в 1918 подался к гетману Скоропадскому.

Возникает естественный вопрос, а почему историки так мало знают об «авиационном варианте»?

В Англии есть пословица: «У победы множество отцов, а поражение всегда сирота». С февральским переворотом 1917 года все вышло совсем наоборот. Все заговорщики после свержения самодержавия стали отказываться от своего участия в перевороте и сквозь зубы признавать очевидные факты – захват царя в Пскове, убийство Распутина и т.д. Но и в последних случаях современники тщательно скрывали любопытные детали.

Дело в том, что после прихода большевиков к власти почти все военные заговорщики оказалась в белых армиях или в эмиграции. А там рассказывать о своем участии в заговоре против царя стало не только дурным тоном, но и опасно для жизни.

Зато в серьезности «авиационного варианта» нас убеждают беспрецедентные приказы Николая II. Основная северная резиденция Николая II в течение всего его правления – Царское Село – была еще в 1894–1896 годах превращена в неприступную крепость. Замечу, что Николай II, равно как и его отец, никогда не ночевал в Петербурге. Большую часть времени он проводил в Ливадийском дворце в Крыму, чуть меньше – в Александровском дворце в Царском Селе, а остальное время – в шхерах Финского залива на яхте «Штандарт», на охоте в Беловежской пуще и т.д. С началом же войны единственным местом пребывания царской семьи стал Александровский дворец.

ЗЕНИТКИ ДЛЯ «ОБОЖАЕМОГО МОНАРХА»

К 1914 году русские армия и флот в отличие от германских не имели зенитных орудий. В результате в 1914–1916 годах были созданы десятки кустарных «самоделок на коленке» – приспособлений для стрельбы по самолетам из состоявших на вооружении орудий – из 76-мм полевых пушек обр. 1900 и 1902 годов, 75-мм морских пушек Кане, 57-мм капонирных пушек Норденфельда и даже из 122-мм гаубиц. А поручик Рекалов создал 76-мм зенитную установку на базе паровой молотилки.

И вот уже в апреле 1915 года была сформирована Отдельная батарея для воздушной охраны императорской резиденции в Царском Селе. Она состояла из трех полубатарей с двенадцатью 76-мм полевыми пушками образца 1900 года на неподвижных кустарных установках системы генерала Розенберга и автомобильной полубатареи с четырьмя пушками образца 1914 года, а также пулеметной команды. Пушка образца 1914 года – это первый образец 76-мм пушек конструкции Лендера – первого отечественного специального зенитного орудия.

К этому времени Царское Село отстояло от линии фронта на расстояние свыше 700 верст и никаких аэропланов, способных долететь туда даже в один конец, у немцев не было. Чисто теоретически можно было предположить налет «Цеппелинов». Но какой резон кайзеру было бомбить Александру Федоровну и Распутина? Вспомним манифест царя Фердинанда в октябре 1915 года о вступлении Болгарии в войну: «Клика Распутина объявила нам войну». Перефразируя Вольтера, можно сказать, что если бы Александры Федоровны и Распутина не существовало, Вильгельму II их следовало выдумать.

Так что, если бы что и стали немцы бомбить, так это Обуховский завод – крупнейший артиллерийский завод России и единственный, где производилась морская артиллерия и артиллерия большой и особой мощности. Но до февраля 1917 года ни Обуховский, ни Путиловский, ни Адмиралтейский, ни другие военные заводы Петрограда не имели ни одной зенитной пушки прикрытия.

В Царском же зенитчики готовились к встрече┘ собственных самолетов. Соответственно зенитная батарея была непосредственно подчинена Дворцовому коменданту, форма одежды прислуги установлена походная «по образцу гвардейской легкой артиллерии».

76-мм пушки Лендера были установлены на бронированных автомобилях, которые для «самообороны» были оснащены 7,62-мм пулеметами «максим». Вот от кого «самооборона»? От парашютистов кайзера? Кроме того, в батарее было четыре броневика, игравших роль зарядных ящиков. В каждый из них перевозилось по 96 трехдюймовых шрапнельных выстрелов и 330 кг бензина и масла.

Руководство дворцовой охраны понимало, что скорее всего заговорщики будут бомбить с малых или сверхмалых высот, когда действие 76-мм зенитных орудий неэффективно. Поэтому еще 5 октября 1914 года был выдан заказ на изготовление в США 40-мм автоматов типа Виккерс. Причем Морское министерство заказало автоматы на тумбовых станинах, а Военное ведомство – 16 зенитных автоматов, установленных на бронеавтомобилях и 4 автомата на полевых колесных лафетах системы Депора. Общая стоимость заказа Военного ведомства составила 319,2 тыс. руб.

Однако с началом Февральской революции личный состав батарей, равно как и дворцовая охрана, без всякого сопротивления перешел на сторону революционных солдат. Сделали они это, разумеется, не из идейных соображений, а из-за нежелания проливать кровь за безнадежное дело династии Романовых. На этом деятельность сильнейшей в России системы ПВО закончилась. В начале лета 1917 года все эти зенитные орудия и их расчеты находились уже на фронте.