Рольф Моэтт-Ларссен
Как бы то ни было, ЦРУ – это не орден "рыцарей плаща и кинжала", а обычная спецслужба.
Фото Reuters
«Я бы хотел произнести тост. Я думаю, что вы все хорошо осведомлены о моем прошлом и моих взглядах ветерана холодной войны. Если я и войду в историю как первый директор центральной разведки США, которому довелось приехать в Москву с целью установить связи между разведками США и России, то не по своей воле. Честно говоря, я испытываю дискомфорт при мысли, что мой визит может быть преподнесен как некое действие, которое может способствовать легитимизации роли КГБ в демократической России. Я приехал сюда не для этого.
Я нахожусь здесь сегодня потому, что этого требуют отношения между нашими двумя странами, для развития которых необходимо сотрудничество наших разведывательных ведомств в тех областях, которые представляют взаимный интерес для обеих сторон. Пришла пора перевернуть страницу нашей истории во имя борьбы с теми угрозами, перед лицом которых мы оказались в этой новой эре, не забывая о наших прежних и нынешних разногласиях. Я предлагаю тост за безопасность и будущее наших двух народов».
Не ручаюсь, что я запомнил этот тост дословно, но осмелюсь высказать предположение о том, что примерно этими словами тогдашний директор центральной разведки США Роберт Гейтс в 1992 году открыл новую главу в неспокойной истории до того момента враждовавших разведок США и России. Визит в Москву, который Гейтс совершил в сентябре 1992 года и в ходе которого он встретился с тогдашними главой СВР России Евгением Примаковым и заместителем Министра безопасности Сергеем Степашиным, вовсе не был неким политическим спектаклем. Не был этот визит и неким мероприятием с участием наивных людей, игнорирующих горькие реалии конфронтации.
В Москве директора ЦРУ принимали и внимательно выслушивали. По крайней мере, такая отзывчивость ощущалось во время его встреч с высокопоставленными представителями спецслужб и правительства России. Было ясно, что политическое руководство обеих стран потребовало от разведок продемонстрировать хотя бы малую толику стремления к сотрудничеству. Со своей стороны, директор ЦРУ Гейтс привез небольшой список предложений, требовавших сотрудничества на высоком уровне. С помощью этих предложений Гейтс намеревался проверить, могут ли американские и российские разведчики засучив рукава приняться за реальную совместную работу. Во главе его списка стояло предложение восполнить пробелы в разведывательной информации по ядерной оружейной программе Северной Кореи. Гейтс предложил организовать беспрецедентную совместную операцию, в рамках которой можно было бы эффективно использовать высокотехнологичные средства ведения разведки, имевшиеся у американской стороны, и доступ, которым обладала российская сторона, для того, чтобы непосредственно на месте собрать разведданные, которые позволили бы определить состояние северокорейской ядерной программы. Гейтс также запросил у российской стороны информацию о степени насыщенности нового, еще незаселенного комплекса зданий не территории американской дипломатической миссии в Москве российскими средствами технической разведки. Этот запрос являлся своего рода тестом для принимающей стороны, с помощью которого Гейтс хотел понять, считает ли российская разведка Соединенные Штаты перспективным союзником или же после распада СССР и разделения КГБ на отдельные ведомства США по-прежнему остаются для России главным противником.
Выступая с этими предложениями, Гейтс рассчитывал на то, что, если обеим сторонам удастся предпринять конкретные действия, направленные на решение нескольких наиболее заметных проблем, стоявших перед двумя разведками, то подобный успех, возможно, позволит обосновать необходимость установления формальных, официальных отношений. Со своей стороны, руководство российских спецслужб в лице Примакова и Степашина сразу же разглядело потенциальные выгоды от подобного сотрудничества для России. Они ясно представляли себе и перспективы, и цели, а поэтому были готовы пойти на просчитанный риск для продвижения сотрудничества. Поэтому они подключились к переговорам и представили свои предложения. В итоге даже сегодня, спустя 20 лет, та встреча в Москве предстает как историческое событие, как одно из наиболее значительных достижений покрытого тайнами сотрудничества между Россией и США в области разведки за весь истекший с момента окончания холодной войны период.
НОВАЯ СТРАНИЦА
Эффект, достигнутый во время визита Гейтса, был усилен в ходе поездки в Москву в октябре 1993 года пришедшего ему на смену на пост директора ЦРУ Джеймса Вулси. Эти две встречи на высоком уровне в Москве, вкупе с консультациями, которые директор СВР Примаков провел в Вашингтоне в июле того же года, явились поистине поворотными событиями, которые настолько вовлекли руководителей спецслужб двух стран в сотрудничество, что они положили начало целой серии продуктивных обменов разведданными по постоянно расширявшемуся перечню сфер взаимодействия. При этом приоритет отдавался транснациональным угрозам. Эксперты встречались на регулярной основе в столицах двух стран, чтобы обменяться информацией и аналитикой по терроризму, распространению ОМУ, наркотикам и организованной преступности. Под эгидой комиссии Гор–Черномырдин происходили обмены информацией даже по глобальному потеплению, хотя, конечно, вид заслуженных офицеров российской и американской разведок, рассуждающих об окружающей среде, немало веселил лукавых ветеранов ЦРУ и КГБ.
В те «добрые времена» относительно продуктивного и конструктивного взаимодействия ни та, ни другая сторона не питала иллюзий насчет возможности потери их контрагентами аппетита в таком вопросе, как осуществление шпионажа за противоположной стороной, когда такая возможность предоставлялась. Ведь шпионаж ценился больше и приводил к большим последствиям, чем те ограниченные выгоды, которые можно было получить от сотрудничества. Следует признать и то, что позиции сторон резко отличались по большинству вопросов. В частности, мы склонялись к тому, чтобы не соглашаться друг с другом по такому вопросу, как роль разведки в обеспечении деятельности политического руководства страны. Мы были продуктами противоположных культур, и это сказывалось на наших подходах к аналитическим методам разведывательной работы, методам оперативной работы и принципам, которыми следует руководствоваться при поддержании связи с другими ведомствами.
Тем не менее, и это можно поставить в заслугу обеим сторонам, мы никогда не пытались замаскировать те разногласия, которые у нас были. И хотя в этом трудно было признаваться, но именно обмен резко отличающимися мнениями по той или иной проблеме приводил к лучшему пониманию этой проблемы, чем то, которое можно было достичь по отдельности друг от друга. Евгений Примаков понимал, какой нереализованный потенциал кроется в новаторских методах объединения усилий для решения конкретных проблем. Например, вот как он рассуждал на одной из встреч о том, какие новаторские приемы можно применить для того, чтобы побудить офицеров СВР и ЦРУ более плотно работать вместе. «Мои офицеры не хотят работать с офицерами ЦРУ по совместным операциям, – признал Примаков, – потому, что это их запятнает и негативно скажется на их карьерах.» Поэтому, размышляя вслух, глава российской разведки предложил, чтобы «офицеры СВР и ЦРУ вели работу по параллельным каналам для продвижения к одной общей цели». «Мы задействуем наши источники и методы, вы задействуете ваши средства доступа, а затем мы сравним результаты наших усилий и определимся, каким путем лучше всего идти дальше». Выслушав его соображения, я спросил Евгения Максимовича, не имел ли он в виду какую-либо конкретную цель или задачу. Примаков задумался, сделав паузу, а затем сказал следующее: «Ну, это не является официальным предложением, но, возможно, мы могли бы постараться сделать так, чтобы лидер Палестины Ясир Арафат и руководитель Израиля Ицхак Рабин остались живы».
К сожалению, эта идея показалось слишком смелой, а может, и слишком оригинальной на вкус для руководства ЦРУ в Лэнгли. Были и встречи, в ходе которых и российская сторона скептически отнеслась к предложению американской стороны начать продвигать сотрудничество двух разведок по нехоженым ранее маршрутам. И все же, несмотря на нежелание спецслужб двух стран сотрудничать без оглядки, время от времени обеим сторонам было очевидно, что по отдельным вопросам, решение которых было в собственных интересах и американских, и российских ведомств, и в Москве, и в Вашингтоне могли бы добиться лучших результатов, работая не по раздельности, а вместе.
НА ПЕРЕЛОМЕ
Необычный случай для подобной совместной работы предоставился весной 1993 года, когда так называемый инициативщик зашел в одно из посольств США (расположенных вне территории бывшего Советского Союза). Этот человек представился членом группы чеченцев, сформированной для покушения на жизнь президента Ельцина. По его словам, группа планировала убить президента России во время предстоящего выступления в Кремле.
О случившемся доложили президенту Клинтону, который тут же распорядился передать эту информацию президенту Ельцину. После того как информация поступила к Ельцину, была организована встреча офицеров ЦРУ и ФСБ в штаб-квартире ФСБ на Лубянке. Там, под пристальным взглядом портрета Юрия Андропова, они обсудили детали совместной операции по противодействию угрозе. На основе достигнутых на той встрече договоренностей смешанная группа из офицеров ЦРУ и ФСБ осуществила поездку под прикрытием из столицы России в третью страну для того, чтобы провести сбор и анализ разведывательной информации по угрозе. В ходе интенсивных действий группы было установлено, что информация источника об угрозе является вымышленной.
Конечно же, то, что угроза оказалась ненастоящей, было воспринято с облегчением. Но подобный результат совместной операции ни в коей мере не умаляет значимость того, что было достигнуто в ходе этой работы. ЦРУ и ФСБ продемонстрировали, что они могут работать вместе в быстро меняющейся и неясной ситуации. Офицеры продемонстрировали высокий уровень профессионализма в совместной работе по нейтрализации того, что им представлялось возможной угрозой жизни президенту.
В последовавшие месяцы выражение «шаг за шагом» стало девизом офицеров, отвечавших за связи между спецслужбами и усердно работавших для продвижения совместных усилий по определению сфер, представлявших интерес для обеих сторон. Не доверие, а профессиональное уважение друга друга отдельными офицерами стало одним из важнейших слагаемых тех скромных успехов, которые принесли эти усилия по получению конкретных результатов от поддержания связей между спецслужбами. Эти неоднозначные результаты были подвергнуты испытанию в напряженные часы, предшествовавшие попытке путча, которая была предпринята сторонниками жесткого курса во главе с Русланом Хасбулатовым и Александром Руцким в октябре 1993 года и которая была направлена против президента Ельцина.
Одним прекрасным осенним днем мой домашний телефон зазвонил. Звонил генерал ФСБ Валентин Клименко, являвшийся одним из основных на тот моментом офицеров связи своего ведомства с резидентурой ЦРУ в Москве. Настроение у него было мрачное. Мне пришлось напрячься, чтобы расслышать его слова. Генерал спокойным тоном сказал мне: «Рольф, я должен тебя немедленно видеть. Приезжай один, но не заходи на Лубянку. Езжай на метро. Встретимся на углу остановки метро на площади Дзержинского». Сказав это, Клименко вздохнул и добавил: «И, пожалуйста, приезжай один». Прежде чем отправиться на встречу, я предпринял необычные меры предосторожности – сообщил нашему послу Томасу Пикерингу о моем предстоящем рандеву с ФСБ на тот случай, если я не вернусь. А про себя я подумал: «На чей же стороне КГБ?»
Я вышел из метро на Лубянке. При этом наружка следовала за мной по пятам. «Какой поворот судьбы», – хмыкнул я, подумав о том, что сотрудники службы народного наблюдения были, по всей видимости, даже больше озабочены и озадачены, чем я. Валентин и его коллега поровнялись со мной еще до того, как я дошел до места встречи. Рукопожатие генерала было твердым. «У нас проблема, – начал Валентин. – Когда президент выслушал сегодня утренний доклад, то он спросил нас (ФСБ), почему офицеры ЦРУ встречаются с путчистами в (российском) Белом доме». Посмотрев мне в глаза, Клименко продолжил: «Мы ответили, что не знаем. В ответ на это президент поинтересовался: «А на чьей стороне ЦРУ? Соединенные Штаты за меня или против?» Сказав это, ветеран контрразведки сделал паузу для пущего эффекта, прежде чем спросить меня: «Что же нам сказать ему? Нам нужен ваш ответ на этот вопрос прямо сейчас».
Я вздохнул с облегчением. Ответить на вопрос Клименко был просто. Для этого не надо было истребовать инструкции из посольства или Вашингтона. «Пожалуйста, заверьте президента Ельцина в том, что США в его углу ринга. Соединенные Штаты твердо поддерживают правительство России». Я разъяснил Клименко, что встреча между сотрудниками посольства США и сторонниками жесткого курса была организована в рамках действий ЦРУ, направленных на информирование Вашингтона о быстро развивающихся событиях в Москве. «Хорошо! – воскликнул явно удовлетворенный моим ответом Валентин. – А теперь передай в Вашингтон следующее: российские военные в самом скором времени примут меры, необходимые для разрешения кризиса. Убирайте своих офицеров из Белого дома в течение двух следующих часов или же они попадут под перекрестный огонь или будут взяты в заложники путчистами».
Поездка обратно в посольство на метро, казалось, длилась вечность. Те, кто вели за мной слежку, как испарились. Я доложил послу, и мы сообщили в Вашингтон о решении Ельцина предпринять военные действия. Были приняты меры для защиты тех, кто проживал на территории посольства, в качестве меры предосторожности в связи с ожидавшимися действиями правительства по противодействию путчистам.
Как и говорил Валентин, танки въехали в город и стали занимать позиции спустя два часа. Вскоре посольство США оказалось перед перекрестным огнем российских военных и путчистов, которые заняли позиции в зданиях по периметру американского дипломатического комплекса. Когда перестрелка стала интенсивной, персонал и члены семей сотрудников посольства укрылись в подвале. Малочисленное подразделение морских пехотинцев, облаченных в боевое снаряжение, заняло позиции перед импровизированной баррикадой, сооруженной из мебели. Эти молодые ребята были единственной преградой между беззащитным персоналом посольства и внешним миром. Я хорошо запомнил их мрачные лица, их решимость биться до последнего человека в случае если путчисты, которые уже вовсю сновали по территории дипломатического комплекса, предпримут атаку на наше подземное убежище.
Позднее той ночью резидентура ЦРУ получила указание отправить офицеров в резиденцию посла в Спассо-Хаусе с целью оборудовать там альтернативный командный пункт, из которого можно было поддерживать по спутнику связь с Вашингтоном. Посольство было отрезано от внешнего мира, и его сотрудники не могли сообщать с его территории о развитии путча. Я возглавил команду из трех офицеров ЦРУ, которая вырвалась из гаража посольства на одной машине под покровом ночи. На улицах нас ожидал хаос. Только чудом нам удалось кружными путями, ведшими через едкий дым и мимо толп людей на улицах, добраться до Спассо-Хауса без приключений. Тотчас же мы отправили свою первую телеграмму, описывающую ситуацию в Москве, в Вашингтон.
 Директор СВР Примаков, президент Ельцин и члены делегации американских спецслужб. (Снимок 1993 года). Фото РИА Новости |
Ситуация в центре Москвы продолжала ухудшаться по мере того как приближался рассвет. Постепенно Спассо-Хаус стал местом сбора для сотрудников посольства, готовивших отчеты, а также для персонала из числа российских граждан, которые пришли на работу, как если бы это был обычный рабочий день. Но обычным в этот день на самом деле не было ничего. Элита российских войск вела бои со снайперами, от дома к дому, в высотных строениях, что нависали над резиденцией посла. Шальные пули стучали дождем по крыше резиденции во время внезапно вспыхивавших перестрелок. Вооруженные путчисты зашли на территорию посольства, разбив несколько стекол. Я отправил весь российский персонал по домам, где они могли бы быть в безопасности. Я также позвонил послу, чтобы сообщить ему о возможности того, что путчисты захватят командный пункт в Спассо-Хаусе и возьмут сотрудников посольства в заложники. Невозмутимый посол предложил мне сделать нечто удивительное: позвонить связному офицеру ФСБ и попросить о помощи. Казалось, что сделать подобный первый шаг можно было разве что из отчаяния, но мы прислушались к совету посла за неимением лучших идей.
Вскоре у нас зазвонил телефон. Офицер ФСБ сообщил, что его ведомство получило нашу просьбу и что он должен нам сообщить кое-что по поручению генерала Степашина. Офицер сообщил нам, что группа хорошо вооруженных сотрудников ФСБ в штатском уже выдвинулась к Спассо-Хаусу с заданием обеспечить нашу безопасность. «Однако, – продолжил он, – им поручено выполнять свое задание, а вы выполняйте ваши. Вас разделяет черта. Не пересекайте ее. Установите зрительный контакт, чтобы подтвердить добросовестность намерений. Но не более. Понятно?»
«Понятно, – ответил я. – И спасибо». – «Пожалуйста». И так группа сотрудников ФСБ стала нашими молчаливыми партнерами на все время кризиса.
Мы все стали свидетелями того, как делается на самом деле история. Я тогда понял, что ничего в судьбе той или иной нации не предопределено. Я понял, что не история делает личностей, а личности делают историю. Российские политические деятели, военнослужащие и офицеры разведки, а также простые граждане предопределили будущее России посредством тех решений, которые они приняли во время того кризиса. Если бы они приняли другие решения, то события стали бы развиваться по совершенно иному пути. В тот момент истины американские и российские интересы совпали.
Если бы только история на этом и завершилась, то это могло бы стать хорошей концовкой в голливудском стиле. Но эта история об американской и российской разведках не была бы полной, если бы я не поведал вам о том, как отношения скатились к интригам, предательству и обману, которые характеризуют вторую древнейшую профессию с тех пор, как джентльмены стали читать почту друг друга несколько веков назад.
КАЗУС ЭЙМСА
Когда до Москвы дошли вести, что работника ЦРУ Олдрича Эймса арестовали 23 февраля 1994 года, то я втайне стал надеяться на то, что меня объявят персоной нон грата и мне больше не придется работать с российской разведкой. История с Эймсом стала сенсацией в Вашингтоне. На ЦРУ набросились критики, представлявшие весь спектр политической жизни в США. И решение ЦРУ прервать контакты с российской разведкой после того, как был разоблачен этот российский «крот», было вполне логичным. Как это обычно бывает в таких случаях, эмоциональные перехлесты шпионской деятельности опутали обе стороны с ног до головы. Спустя несколько дней после того, как разразился скандал, делегация из высокопоставленных сотрудников ЦРУ объявила о своем намерении посетить Москву для того, чтобы предпринять последние отчаянные усилия договориться о некотором решении, которое бы позволило предотвратить массовые взаимные высылки сотрудников, а также для того, чтобы не допустить и наихудшего варианта развития событий, коим могла бы стать тайная теневая война разведок, ведущаяся по всему миру.
Старший офицер ЦРУ Джон МакГаффин возглавил небольшой десант из сотрудников ЦРУ, высадившийся на окраине российской столицы, в Ясеневе. Обычный обмен любезностями на этот раз был сокращен до минимума, и стороны сразу перешли к сути. «Такие вещи случаются, – сказал Примаков, пожимая плечами в попытке разрядить атмосферу. – Это часть нашей профессии». МакГаффин обезоруживающе улыбнулся прежде чем ответить: «Придется невесело. И это неизбежно. Вопрос в том, как бы мы могли ограничить ущерб. Как избежать эскалации, которая может повредить нашим двухсторонним отношениям по более широкому спектру вопросов?»
Было ясно, что МакГаффин приехал в Москву не для того, чтобы требовать мира, а для того, чтобы подчеркнуть необходимость того, чтобы холодные головы возобладали и чтобы ситуация не вышла из под контроля. Было чрезвычайно важно вновь открыть канал для связей, хотя бы потому, что он помогал видеть ситуацию в перспективе в периоды, когда отношения подвергались подобным испытаниям. Из этого периода я усвоил, насколько важно не позволять личным эмоциям затуманить суждения о человеческом факторе в шпионаже. Я также стал лучше и глубже понимать, что представляет из себя та «пустыня зеркал», в которой приходится пребывать офицерам разведки и которую обессмертил американский поэт Томас Стернз Элиот в своем «Геронтионе», отрывок из которого я хотел бы привести:
После знанья такого, какое прощенье?
Подумай:
У истории много коварных путей,
запутанных троп
И безвыходных выходов, шепотком
честолюбья
Она введет в заблужденье
И уловит тщеславьем.
В последовавшие после ареста Эймса недели и месяцы американские и российские разведки вновь пребывали в состоянии войны с друг другом. Офицеры связи оказались при этом незаменимым каналом коммуникаций. При этом ведомства воспользовались опытом из 80-х, когда существовал так называемый канал Громова. Тогда русские и американские контрразведчики встречались для того, чтобы установить рамки дозволенного в своих действиях, договариваясь о некоем кодексе поведения, неписанных правилах игры. Точно так же и в период, последовавший за арестом Эймса, многие вопросы получили разъяснения, а иногда и разрешение, прежде чем они могли разрастаться до вредоносных размеров. У обеих сторон присутствовало понимание того, что покуда разведка не стала неким искусством ради искусства, она должна вестись в неких рамках, чтобы служить большему делу. Как бы плохо ни обстояли дела в взаимоотношениях американской и российской разведок, они могли бы быть гораздо хуже.
И действительно, важные инициативы компенсировали негатив от ведшихся войн ведомств, помогали повысить статус и расширить масштаб связей, установившихся между спецслужбами. Луис Фри стал первым директором ФБР, нанесшим официальный визит в Москву 4 июля 1994 года. В ходе визита он установил связи между российскими и американскими федеральными правоохранительными органами. Позитивная и целеустремленная атмосфера, которая царила во время переговоров Фри с принимавшим его директором ФСБ Степашиным, напоминала ту, что характеризовала успешный визит Гейтса двумя годами ранее. Отмечу, что и тогдашний глава Разведывательного управления Министерства обороны США также без излишнего шума наладил официальный канал связи с Главным разведывательным управлением Генерального штаба ВС РФ.
К концу 1994 года американские и российские спецслужбы находились в прямом контакте и напрямую обменивались и взглядами, и информацией по ряду вопросов, представлявших чрезвычайное значение для национальной безопасности обеих стран. В их руководстве существовал консенсус относительно того, что необходимо поддерживать процесс расширения сотрудничества в разведывательной сфере. Также было и общее понимание того, что отношения надо строить на основе неукоснительного соблюдения собственных интересов, просчитывая выгоды и риски, сопровождающие конкретные действия.
ОСТАВИТЬ ПРОШЛОЕ ПРОШЛОМУ
И все же избежать превращения в жертв нашей собственной истории было нелегко. Как заметил в разговоре со мной на приеме 4 июля 1994 года в Спассо-Хаусе с некими нотками сожаления один контрразведчик: «Может, нам было и лучше в старые добрые времена, когда мы еще так близко друг друга не знали. Ведь мифы о КГБ и ЦРУ разрослись больше реальности, не так ли?» Я ему ничего не ответил. Мне было просто нечего сказать. После отбывания двух сроков, отведенных для сотрудников работавших, в Москве, сначала в СССР, а потом в России, я был изнурен. Мне было пора возвращаться домой.
Сегодня я вспоминаю о тех благоприятных временах, я также понимаю, что обе стороны очень медленно адаптировались к реалиям мира после окончания холодной войны. Простой здравый смысл подсказывает, что обеим странам надо объединить усилия в борьбе с ядерным и биологическим терроризмом. Обе стороны сталкиваются по мере продвижения в туманное будущее лицом к лицу с ошеломляющими угрозам терроризма и распространения оружия массового поражения. Мы живем в эпоху индивидуумов, наделенных сверхвозможностями, в мире, где отдельные лица и группы стремятся к обладанию силой, которая до сих пор являлась прерогативой государств. Цели, которые ставят перед собой вредоносные актеры, не меньше, чем сделать вызов существующему мировому устройству. В XXI веке вещей, которые объединяют США и Россию, больше, чем тех, которые их разделяют. С учетом этого мне хотелось бы верить в то, что американские и российские спецслужбы направят те же навыки, целеустремленность и смекалку, которые отличала их деятельность друг против друга, на то, чтобы вместе работать над тем, чтобы мир стал более безопасным для наших детей.
Общий опыт, приобретенный в годы президентства Ельцина, показал, что такое сотрудничество не только возможно, но и желательно и необходимо, но только тогда, когда разведывательные и правоохранительные ведомства наших стран обладают и видением, и мужеством, необходимым для того, чтобы оставаться на пути, который более труден, но который позволяет им конструктивно взаимодействовать друг с другом. Какими бы фрустрациями ни сопровождался процесс достижения доверия между старыми соперниками, насколько бы ускользающей ни казалась при этом данная цель, нашим разведслужбам все равно нужно не допустить того, чтобы ухабы на пути стали удобным предлогом для того, чтобы сойти с дороги, ведущей к стратегическому партнерству между двумя странами.
