Алексей Ростовцев
Встречи с секретными агентами удобно назначать в парке на лавочке. Фото Льва Исраеляна
Я проработал в ГДР более 15 лет, из них около 10 лет – в городе Галле, столице земли Саксония-Ангальт. Десятки восточных немцев побывали у меня на связи. Одних привлек к сотрудничеству сам, другие достались «по наследству». Некоторые сотрудничали с нами лет по 20–30 и уже не представляли свою жизнь без этого.
Один из моих умудренных опытом оперативной работы коллег как-то заметил: «Каждый немец родился агентом спецслужб. Если его не завербуем мы, то это сделает наш противник, и он станет работать против нас». В этом довольно циничном высказывании есть большая доля истины. Немцы относятся к неофициальному сотрудничеству очень серьезно. Я бы даже сказал, что оно им по душе.
ПАВЕЛ, ПОЧТИ КОРЧАГИН
Мне приходилось работать с разными людьми. Были среди них бабники, любители выпить, даже нечистые на руку. Но дураков и бездарей среди них не было. Две последние категории человеческой особи для агентурной работы вообще не пригодны. С особой теплотой вспоминаю агента «Павла». (Псевдонимы помощников, а также их установочные данные изменены по понятным причинам). Это был человек интеллигентный, тонкий, очень артистичный во всем, за что бы он ни брался. Звали его Манфредом. «Павлом» он окрестил себя сам в честь Павки Корчагина. Учитель истории по образованию, он долго работал в МГБ ГДР, пока его не вытурили за связь с женщиной-осведомителем. Свое увольнение, как и свою несчастную любовь, он глубоко переживал. На одной из первых встреч с «Павлом» я обратил внимание на его понурый вид и поинтересовался, что с ним.
– Слушай, Арнольд, – обратился он ко мне по моему псевдониму, – давай съездим на улицу Лафонтена и посмотрим на Аниту.
– Что за Анита?
– Это та самая женщина, из-за которой со мной приключились все мои несчастья. Она сейчас моет окна своей квартиры, ее можно с мостовой увидеть всю.
– Ну что ж, поедем, – согласился я.
Мы несколько раз проехали мимо дома Аниты, и я смог в деталях рассмотреть ее со всех сторон. Женщина оказалась очень хороша собой. О таких говорят: «Штучная работа».
– У тебя неплохой вкус, – похвалил я Манфреда.
– Правда?! – оживился он. – Вот ты первый сказал мне по этому поводу человеческие слова. До сих пор меня только колошматили, чистили и песочили. Все подряд: шеф, начальник отдела кадров, секретарь парткома. А ведь у каждого из них есть своя любовница.
Манфред не врал. В ГДР, как и у нас, всегда уживались рядышком две морали – одна для начальства, другая для подчиненных. Здесь, как говаривал старик Оруэлл, все были равны, но одни были более равны, чем другие. Как-то поздним вечером я заглянул на огонек в партком друзей и застал секретаря парткома и его референтку в позах, мягко говоря, эротических. Тихонько прикрыл дверь и ушел. На другой день секретарь отловил меня в коридоре управления МГБ, и между нами состоялся такой разговор:
– Ты вчера застукал меня с Лианой.
– Да. Ну и что?
– Не надо никому об этом говорить. Некоторые могут неправильно это истолковать.
Ох, что-то отвлекся я от «заданной» темы. Продолжу о Манфреде. Он всегда поражал меня своей пунктуальностью, дисциплинированностью, обязательностью. Как-то он позвонил и, захлебываясь в плаче, сообщил, что внезапно умер его двухлетний сынишка, что в этой связи он не сможет выполнить моего задания. Выразил ему свои искренние соболезнования и отправился на доклад к начальству. Срывалось важнейшее мероприятие, в котором Манфреду отводилась ключевая роль. Мы судили-рядили, что в этой ситуации можно предпринять, но так и не смогли придумать ничего путного. И тут снова позвонил Манфред. Он уже не плакал. Сказал, что в положенное время явится на встречу.
Он пришел – в черном галстуке, потемневший от свалившегося на него горя, и сделал все как надо. Манфред был мужественным человеком, не дрейфил и в смертельно опасной ситуации принимал единственно правильное решение. Как-то накануне Рождества Манфред и мой коллега Женя Чекмарев ехали из Цайца в Галле. В Цайце они проводили встречу с агентом-западником. Женя вел машину, а Манфред сидел рядом и читал полученные от агента материалы. Вдруг со встречной полосы вылетел занесенный на гололеде фольксваген и «клюнул» их в бок. Они полетели с крутого косогора сквозь редкий подлесок и при этом умудрились не опрокинуться. Женя был классным водителем. Проехали четыреста метров, остановились, молча закурили.
– А где бумаги, Манфред?
– Я засунул их на дно портфеля, пока мы летели вниз, – ответил он. – Если бы мы разбились, полиция не так легко бы их нашла…
Манфред, в отличие от других друзей, никогда не дарил мне на день рождения пивных кружек. В память о нем у меня остались книги и пластинки с классической музыкой. Однажды он подарил мне фото, наклеенное на картон и вставленное в рамочку под стекло. На фото – чудесный вид города Штольберга, в котором жил Манфред. Город-сказка, город музей. На картонке надпись: «В знак памяти о совместной работе. Павел». Сейчас, когда я пишу эти строки, подарок Манфреда висит рядом, на стене моей московской квартиры. «Павел» сделал нам несколько очень ценных вербовок. Немецкие друзья об этом узнали и решили забрать его назад, в МГБ. Как говорится, такая корова нужна самому. Манфред ушел от нас в тот день, когда я навсегда покидал Галле.
БЕЗОТКАЗНЫЙ КОНИ И СТАРУШКА ЭЛЕН
Не могу не вспомнить «Кони», бывшего шахтера, бывшего инженера, бывшего майора МГБ, изгнанного из органов за пьянство. Это был умнейший и обаятельнейший человек, к тому же абсолютно безотказный. Его можно было поднять в любое время дня и ночи и ехать с ним хоть на край света. Он сделал для нас много полезного, однако его неоднократно приходилось выпутывать из разных неприятных ситуаций.
– Дитер, что это у тебя за шишка на лбу?
– Вчера вечером повстречались с фонарным столбом.
В другой раз он сокрушался по поводу того, что полицейские не дали ему отдохнуть в трамвае. Я пять раз проехал туда-сюда от Аммендорфа до Троты и уже почти проспался, но тут легавые вытащили меня из вагона и увезли в ревир.
Из этого полицайревира мне и пришлось его вытаскивать при помощи своих друзей в городской полиции.
Приятели Дитера были все сплошь выпивохи и бабники, но, как правило, люди чрезвычайно одаренные во многих отношениях. Дитер их вербовал и передавал нам на связь
Один из них через много лет добыл нам ценнейшую информацию по линии НТР. Я сам отнес этому человеку 40 тыс. марок ФРГ для передачи агенту-западнику. Такие премиальные советская разведка платила нечасто. Мы решили обмыть свой успех на квартире у нашего помощника вместе с женами. А заодно и встретить Новый год. Следует заметить, что жены немцев-агентов обычно знают о сотрудничестве своих мужей с той или иной спецслужбой и добросовестно им помогают.
Была новогодняя ночь. Помню, как мой помощник, задумчиво глядя на сполохи праздничного фейерверка, озарявшего готические шпили древнего города, вполголоса произнес: «Если бы каждая баба, с которой я переспал в этом городе, выпустила сейчас по ракете, то получилось бы зрелище похлеще этого».
Однажды Дитер заболел. Ему сделали операцию по поводу геморроя. После такой операции нельзя пить, даже пива. Я принес ему в палату полную сумку бутылок с минералкой и соками. Палата была большая. В ней лежали рабочие химкомбината «Буна» с открытыми переломами и другими тяжелейшими травмами, полученными в основном из-за «злоупотребления». Дитер оказался среди них единственным ходячим больным. Он как мог помогал своим товарищам по несчастью. Тем не менее они пожаловались мне на него, заодно высказав свою просьбу:
– Скажи своему приятелю, чтобы он не отбирал у нас водку, которую приносят друзья и родные. Она нам – вроде наркоза и снотворного.
– Ты в самом деле отбираешь у них водку? – удивился я. – Тебе же нельзя пить!
– Да, я забираю у них водку и сливаю ее в унитаз.
– Для чего?
– Больница – не место для распития спиртного, – огрызнулся Дитер, мрачнея.
Я понял, что водку он изничтожает из одной лишь зависти.
Для чего я все это рассказываю? А для того, чтобы мой читатель понял, что немцы – точно такие же люди, как и мы с вами, схожего в нас гораздо больше, чем различного.
После «катастройки» Дитер – через десятые руки – передал мне большое письмо, отпечатанное на машинке. Скажу только, что документ сей был трагического содержания, пересказывать его я не берусь.
Все чекисты, работавшие в Галле с 1945 по 1989 год, помнят старушку Элен, дочь коммуниста-тельмановца, еще до войны помогавшую отцу в его борьбе за всеобщую справедливость. Элен работала в профсоюзах и участвовала в женском движении. Была она одинока и жила с любимым попугаем в однокомнатной квартирке. Нам отдавала все свое свободное время. За безотказность мы прозвали ее боевой подругой галльской разведгруппы. По вечерам и выходным дням Элен колесила с нами по дорогам Галльского округа, мерзла на сырых ветрах, мокла под холодными дождями, отогреваясь в придорожных харчевнях горячим кофе или грогом.
Используя «крышу» своей официальной деятельности, она успешно вела разработки женщин-западниц. Мы были ею предовольны, но вот однажды… Элен решила выйти замуж, устроить, так сказать, свою судьбу. Ее избранником оказался бургомистр небольшого местечка неподалеку от Галле. Я поздравил Элен и закручинился. Когда женщина-агент выходит замуж, можно ставить на ней крест как на агенте. Элен, почувствовав мой негативный настрой, принялась утешать и ободрять меня, а в итоге внесла очень дельное предложение:
– Арнольд, давай привлечем к сотрудничеству с нами и моего мужа!
– Давай! – согласился я. – Ты организуй мне встречу с ним. Проведу предварительную беседу, а там решим, что делать.
Когда в обусловленный час я пришел домой к Элен, ее супруг был уже там. Оба они стояли у накрытого стола и чему-то смеялись. Я вручил молодым цветы и поздравил их с законным браком. И тут Элен, с места в карьер, объявила, что ее муж завербован ею на идейной основе для сотрудничества с советской разведкой. Супруг, радостно улыбаясь, подтвердил факт своей вербовки. Мне ничего не оставалось, как поднять бокал за здоровье нового агента великой и непобедимой советской разведки. Оба они еще много-много лет работали с нами рука об руку.
МЫ УДАЧНО ДОПОЛНЯЕМ
ДРУГ ДРУГА
Журналист Франк, маленький юркий веселый человечек, который, как говорится, без мыла мог пролезть в любую щель, не слыл ни бабником, ни выпивохой, но, тем не менее, однажды «подзалетел». Поехал на какой-то семинар в Берлин, познакомился там с прекрасной дамой, переспал с ней и подцепил триппер.
– Позор! – кричал он, размахивая руками. – Ведь она же – член СЕПГ! Как она посмела заразить триппером товарища по партии?!
Внимание, читатель! Такую тираду может произнести только немец, и никто более.
А во всем остальном Франк был таким же человеком, как и любой из нас. Однажды мы отправились с ним в Берлин на дело. Поехали поездом: автобан был весь в наледи. Время коротали в вагон-ресторане. Нашим соседом по столику оказался словоохотливый житель Западного Берлина. Франк быстренько выудил из него максимум необходимых сведений личного плана и толкнул меня под столом ногой: смотри-ка, Арнольд, какой интересный тип! Я активно подключился к разговору, и через два часа, на подъезде к Берлину, мы с западником пили уже на брудершафт, а Франк обменялся с ним адресами и договорился о встрече. В итоге мы получили неплохой источник информации на Западе. Были у нас с Франком и другие удачные разработки…
Старик Альтман жил на окраине шахтерского городка Айслебен. У него был большой дом и огромный яблоневый сад. Он потчевал меня превосходными яблоками всякий раз, когда я навещал его. При помощи Альтмана мы завербовали одного из его родственников, проживавшего на Западе, и в дальнейшем использовали старика для поддержания связи с этим источником. Альтман был ровесником моего отца. Давным-давно, еще в начале тридцатых годов, он окончил консерваторию и почти всю жизнь преподавал музыку в разных учебных заведениях. Когда ему хотелось «уесть» меня, он садился за рояль и начинал играть. Поиграет-поиграет и спросит: «Чье это сочинение, молодой человек?» И сам же отвечает, укоризненно качая головой: «Рахманинова, мой юный друг, Рахманинова».
Были в его репертуаре и Скрябин, и Танеев, и Прокофьев… В конце концов мне его подначки надоели, и я обрушил на его голову ворох стихотворных цитат из произведений малоизвестных немецких поэтов. По специальности-то я филолог-германист. Тут Альтман и сел в калошу, после чего меня сильно зауважал, перестав докучать музыкой.
Был у него и другой пунктик: он постоянно просил, чтобы его наградили почетным знаком Общества германо-советской дружбы. Немцы очень любят подобные «цацки». Осуществить мечту Альтмана нам не позволяла одна деталь. В личном деле агента была подшита фотография, сделанная в бытность его секретарем фашистского райкома партии. Альтман, молодой и стройный, в форме штурмовика стоит на фоне портрета Гитлера, браво вскинув руку в нацистском приветствии.
Когда он довел меня до исступления своими просьбами протежировать ему значок, я положил перед ним это фото. Мы разругались, и мне в пришлось передать его на связь коллеге.
В заключение хотелось бы сказать нечто сто раз продуманное.
Германия – великая страна, а немцы – великий народ. Враги Германии и России на протяжении многих веков только тем и занимались, что сталкивали лбами немцев с русскими. И довольно часто им это удавалось. На потеху всему свету мы дрались друг с другом до озверения, доказывая, что русский и немец – лучшие в мире солдаты. Пока счет в нашу пользу: мы брали Берлин трижды, они Москву – ни разу. Однако нам, русским и немцам, двум самым мощным нациям Европы, надо бы навсегда забыть об этом.
У русских есть то, чего нет у немцев, у немцев есть то, чего нет у русских. Я имею в виду национальные характеры. Мы прекрасно дополняем друг друга, и поэтому друг другу просто необходимы. Вместе мы – неодолимая сила. Я говорю о совместном труде на благо наших народов и всего мира. Наша работа в ГДР не была напрасной. Мы доказали всем, что можем и умеем не только мирно жить, но и по-настоящему вкалывать рядом, плечо к плечу, с другими народами. Мы почувствовали взаимную симпатию и научились понимать друг друга.
Когда-то, в эпоху Петра и Екатерины, немцы оставили в России частицу своей цивилизации, в нынешнем веке мы оставили в Германии частицу своей. И это – навсегда.
Дарья Гармоненко