Юрий Борисов По просьбе «НГ-сценариев» журналист Юрий Борисов побеседовал с Сергеем Медведевым, кандидатом исторических наук, профессором НИИ ВШЭ. Поводом для беседы стал один вопрос, на который историк и политолог не ответил в предыдущем интервью «НГ».
– Сергей Александрович, вы тогда обронили: «Пропаганда – это пустая форма». Потом беседа пошла в иную сторону. Что вы имели в виду?
– Наверное, я хотел сказать, что это пустая форма, которая заполняется определенным содержанием, потому что я подхожу к этому с точки зрения социального конструктивизма. Пропаганда по этой теории – это такие психологические форматы, которые объяснил в ХХ веке Эдвард Бернейс, исследовавший методы убеждения масс, основанные не на разуме, а на стимуляции подсознательных чувствований и импульсов.
В эти форматы каждый раз заливается определенным режимом с помощью определенных машин нужное содержание. Так что пропаганда формирует наше мировоззрение, которое в ХХ веке усердно обогащалось самой лучшей и единственно верной – коммунистической идеологией. Поэтому у нас пропаганда традиционно связана прежде всего с этой политической теорией и, разумеется, практикой. Но жизнь шире отдельных догм. Бывает, скажем, идеология гламура. А это уже дискутируемая проблема, потому что если идеологию рассматривать как набор неких смысловых клише, подвигающих людей к политическим действиям, – это одно. Но есть клише, стимулирующие еще большее число граждан к рыночному действию, к достижению какого-то определенного общественного статуса или лучшего образа жизни. Назовем это идеологией карьерного или социального роста.
Еще сильнее обнаруживает себя пропаганда потребления, которая у нас сильно развивалась в течение десятилетий и которая хорошо сочетается с политической пропагандой. Поэтому пропаганда, реклама, пиар в нынешнем веке демонстрируют высокую эффективность воздействия как на сознательное, так и на бессознательное поведение индивидуума. Эта триада работает с потребителями, предлагая им политическую идеологию, товары, продукты, модели поведения, социального продвижения и т.д. Все это направлено как на отдельно человека, так и на корпорации.
Интересно, что способы воздействия в данном случае почти одинаковы. И в этом смысле пропаганда – это действительно форма, которая каждый раз заполняется разным содержанием. Грубо говоря, это ракетоноситель, который может доставить все, что требуется потребляющему или платящему за такую доставку. Поэтому пропаганда одинаково работает как с религиозной, так и с политической, потребительской идеологией. Тем более что они в наше время употребляются, как говорится, в одном флаконе.
– Какую роль здесь играет психология человека потребляющего?
– Несомненно, важную. Видимо, люди сильно зависят от пропаганды, потому что им все доставляется в готовой упаковке, в том числе жизненные рецепты и способы освоения реальности. Таким образом, пропаганда выполняет многие социальные, коммуникативные функции. Если говорить о подсознании, пропаганда действительно апеллирует к каким-то низовым слоям сознания и подсознания: к инстинктам, страху смерти, стремлению к выживанию, либидо, сексуальным образам и т.д.
Здесь мы вспоминаем работы Фрейда и того же Бернейса, который, кстати, придумал основные принципы рекламы и пиара. Как и в целом – основные принципы воздействия на массовое сознание. То есть в значительной степени пропаганда работает на базовых подсознательных инстинктах. Играя на этих клавишах, она делает человека манипулируемым, открытым даже такой идеологии, которую без этих манипуляций он бы никогда не принял.
– Марксизм определял идеологию как форму ложного сознания. Сейчас это уже не имеет значения?
– Мне это кажется скорее неким гегельянским идеалистическим воззрением. Думаю, что уже Ленин, как хороший политтехнолог, это все опроверг. И в современном миропонимании, я считаю, уже нет такого устойчивого деления на «истинное» и «ложное». Поэтому все, что можно сконструировать таким образом, чтобы оно стало сознанием масс, как раз и становится реальным, или, как говорили марксисты, «материальной силой».
– Может быть, этот вопрос к психологам, но как вы считаете: бывает ли при этом некое содержание пропаганды, которое отторгается человеческой натурой и на сознательном, и на подсознательном уровне?
– Я думаю, что при правильной упаковке и подаче продать можно любую идею. Можно даже добиться веры в том, что Путин – это воплощение бога на Земле. Лет десять назад над этим можно было бы посмеяться. Но такие пропагандистские успехи в истории имели место.
Еще проще за пару недель превратить любого человека или даже целую страну из друга во врага. Поэтому нет такой задачи, которую не могли бы решить современные политтехнологии. Вопрос лишь в доступе к средствам массовой информации, бюджетам, ресурсам и т.д.
– Дальнейшее развитие этих технологий – во что оно может вылиться? Не наступит некий коллапс общественного сознания?
– Мне кажется, есть какие-то естественные пределы и в западных обществах, как более развитых и рефлексирующих. Есть же определенное насыщение и пропагандой тоже. Хотя, с другой стороны, мы, например, не знаем, как работает запрещенное в России «Исламское государство», как работала фашистская пропаганда.
В условиях угнетенного, подавленного, разорванного массового сознания при определенных социоэкономических обстоятельствах, скажем, при неудавшейся модернизации в арабском мире, экономическом кризисе в Германии 30-х годов, мы видим, что пределов политической пропаганде нет, она становится материальной силой и начинает уже конструировать мировую реальность.
– А решения об ограничении пропаганды – какими обстоятельствами вызываются они?
– В условиях конкуренции, плюрализма мнений, открытой общественной дискуссии и открытого общества вообще пропаганда не может быть эффективной. Весь вопрос в том, на какие общества накладывается та или иная пропаганда. Одно дело кризисное общество, другое – развивающееся и идущее вперед. Влияют многие факторы. Например, в транзитных обществах Восточной Европы мы обнаруживаем сегодня активные проявления ксенофобии, расизма. Но по мере того как растет уровень экономики, пространство публичной дискуссии, прозрачность политики, начинают работать ограничители пропаганды идеологий, претендующих на монополию.
– Если вернуться к «Исламскому государству» с его высокой технологической оснащенностью – это миру сделало вызов его прошлое или скорее будущее?
– Думаю, что это прошлое, одновременно ставшее будущим. С одной стороны средневековая, совершенно чудовищная идеология. С другой, она вооружена постсовременными методами мобилизации, пропаганды…
У Владимира Сорокина в книге «Теллурия» изображено 55 вариантов идеологии будущего, которые через несколько десятков лет завладели земным шаром. И, вы знаете, мы как ни крути живем и идем по сценарию этой книги. Там часть Европы захватывают салафиты, Россия распадается на множество удельных княжеств. Есть какие-то сталинистские республики на Урале. Москва огорожена стеной, где царствует высокотехнологичное православие.
Это новое средневековье, скажу я вам, впечатляет…
Дарья Гармоненко 