Игумен Иннокентий Итоговый труд замечательного исследователя Нового Завета Иоахима Иеремиаса "Провозвестие Иисуса", вышедший в свет в этом году, - важное событие в духовной жизни России текущего года. Хочется выразить глубокую благодарность инициатору издания и переводчику А. Чернявскому, добросовестно справившемуся со своей задачей, и консультанту перевода, известному специалисту в области современной новозаветной экзегезы Сергею Лезову.
Иоахим Иеремиас родился 20 сентября 1900 г. в Дрездене в благочестивой лютеранской семье. Его отец занимался библейской археологией и потому свое отрочество и раннюю юность будущий ученый провел в Палестине. Впоследствии он обучался в университетах Лейпцига и Тюбингена. Еще совсем молодым он становится доктором филологии и лиценциатом богословия. При этом его филологические интересы лежат в области семитологии, где Иеремиас проявляет себя как превосходный знаток арамейского языка, который становится для него важным инструментом исследования провозвестия Иисуса. Когда Иоахиму было всего 23 года, выходит в свет первая часть его капитального труда "Иерусалим времени Иисуса: культурно-историческое исследование новозаветной истории", рассматривающая экономическую ситуацию Палестины того времени.
Забегая вперед, скажем, что исследование "Иерусалим времени Иисуса" осталось самым обширным в творчестве Иеремиаса (426 с.) - оно наглядно демонстрирует дотошность и неспешность в работе ученого, столь необходимые для достижения высокого научного качества. В 1924 г. выходит первый раздел второй части исследования, посвященной социальным отношениям, - "Богатые и бедные". На следующий год в Лейпцигском университете происходит хабилитация Иеремиаса (присуждение степени "полного" доктора, дающее право на занятие профессорской кафедры). В 1929 г. издается начало следующего раздела исследования об Иерусалиме времени Иисуса - "Верхи и низы", посвященное тогдашнему высшему слою еврейского общества, и лишь в 1937 г. - его окончание, названное автором "Сохранение чистоты народного духа". Данный труд во многом определил будущую основную тему исследований Иеремиаса, поэтому спустя два с лишним десятилетия он вернулся к нему и издал, переработав в 1962 г. С этого издания осуществлены французский и английский переводы, изданные соответственно в 1967 и 1969 гг.
В 1928 г. Иеремиас - экстраординарный профессор Берлинского университета, на следующий год он избирается ординарным профессором в Грейфсвальде, и, наконец, с 1935 г. он - ординарный профессор кафедры Нового Завета богословского факультета Геттингенского университета. Здесь же в 1950 г. им основан Институт иудаистики, который он возглавлял до своего выхода в отставку в 1968 г. (в немецких университетах профессора обязаны это сделать до достижения 70 лет). В 1948 г. Иеремиас избирается членом Германской академии наук.
Библиография работ Иеремиаса насчитывает порядка сотни наименований, включая в себя как книги и брошюры, так и статьи в научно-богословских журналах и в "Богословском словаре Нового Завета", издающемся с 1933 г. При этом ученый порой публиковал в качестве статей разделы своих будущих книг. Так было, например, в 1966 г. с его знаменитой книгой "Абба" (371 с.), посвященной произнесению Иисусом имени Небесного Отца, указывающим на особую личную близость к Нему Его единственного Сына, верящим в Которого вместе с даром богоусыновления открылась возможность обращаться к Богу по-семейному: "Авва, Отче" (Рим. 8:15).
Характеризуя научный стиль Иеремиаса, прежде всего следует отметить, что в его трудах нет ничего лишнего, ничего того, что по существу не ведет к раскрытию рассматриваемой темы. Так, в библиографии к его работам и в ссылках на труды других ученых присутствует только то, что реально служит решению стоящей проблемы. Всесторонне рассматривая предмет своего исследования, Иеремиас, в отличие от многих своих коллег, не "грузит" читателя той информацией, которая не имеет иной цели, как выказать эрудицию автора, при этом оставаясь бесполезной для дела. Отсюда замечательная краткость многих его работ, которая воистину оказывается сестрой таланта. Достаточно сказать, что его ставшая хрестоматийной работа о молитве Господней занимает всего пятьдесят страниц.
В рассматриваемом итоговом труде автор помимо своего исследования о Иерусалиме времени Иисуса, откуда он черпает социальный и идейный фон того, что принято называть ipsissima verba (подлинными словами) Иисуса, также ссылается главным образом на свои крупные работы, такие, как "Притчи Иисуса" (1-е изд. 1947, 243 с.), "Евхаристические слова Иисуса" (1-е изд. 1935, 275 с.) и уже упомянутое исследование "Абба". Свое рассмотрение провозвестия Иисуса автор начинает с вопроса о достоверности передачи Его высказываний евангелистами-синоптиками при сопоставлении их с речами Иисуса в Четвертом Евангелии. Данная глава является прекрасным пособием по новозаветной филологии, знакомящим читателей с арамейской первоосновой логий Иисуса. Особенно интересен ее третий параграф "Признаки ipsissima vox (подлинного голоса Иисуса)", где рассматриваются идейные и стилистические особенности притчей и загадочных изречений Иисуса, Его проповеди Царства Божьего, а также использования им утверждения - Amen - и обращения к Богу - Abba - (последняя тема более подробно рассматривается в седьмом параграфе второй главы). Интересен прилагаемый к первой главе экскурс, посвященный синоптической проблеме, в котором ясно изложен сложившийся в науке взгляд на приоритет Марка и на возможные источники евангелистов.
Вторая глава "Миссия Иисуса" рассматривает целый комплекс связанных с этой темой проблем: взаимоотношения Иисуса и Иоанна Крестителя, призвание Иисуса и Его согласие на миссию, передача Им Божественного Откровения (данная тема раскрывается в форме обстоятельной экзегезы известного пассажа Мф 11:27) и, наконец, уникальность и богословский смысл обращения к Богу: "Авва!".
Русский читатель и прежде всего церковный человек много откроет для себя в третьей главе "Наступление эры спасения". По своему пастырскому опыту и опыту преподавания в духовных учебных заведениях я знаю, что одним из наиболее жгучих вопросов, с которым к духовнику или к преподавателю богословских дисциплин идут прихожане или семинаристы, является вопрос о хуле на Святого Духа, которая не простится "ни в сем веке, ни в будущем" (Мф. 12:30-32 и Лк. 12:8-10, также Мк. 3:28-29). Оказывается, данное указание Иисуса связано с тем, что в Его время в еврейской религиозной среде господствовало представление, что по грехам Израиля Дух Божий, говоривший прежде через пророков, "угас". Таким образом, если мы рассмотрим данное высказывание Иисуса в ближайшем контексте, то увидим, что неприятие Его и Его проповеди есть не просто хула на Сына Человеческого, но и именно хула на Духа, носителем Которого Он является. Четвертая глава "Отсрочка" посвящена эсхатологическим речам Иисуса, как они представлены у евангелистов-синоптиков. В связи с этим в ее центре находится тема греха, в том числе прикрытого набожностью, "разъединяющей с Богом", и покаяния, которое связано с радостью. "Покаяние означает, что прощение дает возможность жить, что можно снова стать ребенком, поэтому покаяние - радость", - завершает данную главу Иеремиас.
Очень важна самая обширная в книге пятая глава "Новый народ Божий", где рассматриваются такие темы, как вера, собирание общины спасаемых, сыновство, заповедь любви как закон жизни Царства, миссия апостолов и завершение судьбы народа Божьего. Обращаясь к современной Иисусу еврейской религиозной идее "собирания остатка", автор дает весьма важную интерпретацию такого фундаментального для христианского богословия понятия, как "церковь", объясняя, что евангельская ekklesia, соответствующая арамейскому слову eda, в устах Иисуса (Мф. 16:18) - это отнюдь не "организация наподобие той, которая сформировалась в последующие времена", а "народ Божий". "Ведь именно о новом народе Божьем, который Он собирает, постоянно говорит Иисус, используя при этом множество образов (еще одно подтверждение тому, что при изложении провозвестия Иисуса нельзя ограничиваться специальной терминологией)", - подчеркивает Иеремиас.
Шестая глава с характерным названием "Самосознание Иисуса" состоит из трех параграфов: "Несущий спасение", "Сын Человеческий" и "Страдание". Во втором из них выясняется смысл указанного титула в устах Иисуса. Как и в древнееврейской апокалиптике, он выступает здесь как terminus gloriae (термин, означающий славу). Иисус произносит его в третьем лице, тем самым указывая на различие между тем статусом, который у Него был в момент произнесения речи, и той Его славой, которой предстоит открыться. Таким образом, по мнению Иеремиаса, Он указывает на Себя как на Мессию, возвещенного пророками Израиля, и "тем самым исключает возможность прихода кого-то еще, кроме Него". В последнем параграфе весьма важен раздел "Смысл страданий", в центре которого оказываются установительные слова евхаристии. Особо ценен здесь экзегезис слов Иисуса об излиянии Его крови "за многих" (Мк. 14:24/Мф. 26:28). "Величие слов о том, что Иисус умирает за многих, - отмечает Иеремиас, - становится понятным, если помнить раввинский тезис, согласно которому для любого греха и грешника есть средство искупления, однако для народов никакого выкупа не существует. В противовес этому Иисус говорит о своей смерти, как о замещающей для многих (выделено авт. - И.П.), обреченных на смерть. Употребленное в расширительном значении слово polloi (многие) отсылает к Ис. 53 (мессианское пророчество Второ-Исайи. - И.П.). Относительно редко встречающееся в Ветхом Завете, в Ис. 53 оно повторяется не менее пяти раз; это, можно сказать, ключевое слово 53-й главы┘ Этими словами Иисус свидетельствует, что Он сознает Себя Служителем Божьим, идущим на заместительную смерть. Без Ис. 53 слова, сказанные на Тайной вечере, остаются непонятными".
Краткая седьмая глава "Пасха" рассматривает древнейшее предание о воскресении Иисуса и его же древнейшую интерпретацию. В связи с этим, раскрывая свой тезис о том, что "воскрешение Иисуса расценивалось первохристианской Церковью как божественное подтверждение Его миссии", Иеремиас так характеризует связанные с этим настроения: "Итак, ученики непосредственно пережили воскресение Иисуса, причем не как единственный в своем роде акт власти Божьей в один из моментов идущей к концу истории (как это с неизбежностью должно было представиться им вскоре), а как начало эсхатона (конца. - И.П.). Они видели Иисуса в сиянии света. Они были свидетелями Его воцарения. Это значит, что они пережили парусию (термин, которым обозначается Второе пришествие Христа. - И.П.). Не будет преувеличением сказать, что только в свете этого вывода становится понятной религиозная жизнь первохристианской Церкви. Ведь для древнейшей общины верить - значило уже здесь и теперь жить в мире, завершающем свое существование". Отметим, что этот взгляд близок известному православному богослову о. Георгию Флоровскому (1893-1981), говорившему об "инаугурированной (вступившей в действие) эсхатологии" Нового Завета.
Завершая этот обзор, следует сказать несколько слов о том историко-богословском контексте, в котором протекало многолетнее творчество Иеремиаса, что позволит лучше понять его место в новозаветной экзегетике ХХ века. Его начало пришлось на время, когда еще был жив столп протестантского либерального богословия Адольф фон Гарнак (1851-1930), говоривший о религии, как о "теле морали", а о морали, как о "душе религии". Такой подход сводил Иисуса к роли Учителя нравственности. В свою очередь, расцвет творчества Иеремиаса пришелся на время, когда Рудольф Бультман (1884-1976) провозгласил свою программу демифологизации Евангелия (1941), нашедшую свое воплощение в ряде его трудов, самым крупным из которых стало двухтомное "Богословие Нового Завета" (1948, 1953). Утверждая, что новозаветное мироощущение насквозь мифологично, Бультман при этом заявлял, что цель провозглашенной им "демифологизации" состоит не в устранении мифа, т.е. докритической картины событий веры, а в такой его интерпретации, которая позволила бы христианству предстать перед лицом "современного человека". Таким образом, эсхатологию Нового Завета, в центре которой находятся Крест и Воскресение, согласно Бультману следует рассматривать экзистенциально, как призыв к "подлинному бытию" с верой в Крест и Воскресение Христа.
У Иеремиаса именно исторический Иисус сохраняет центральное значение для христианской веры, в чем, по справедливому мнению Сергея Лезова, он оказался "значительно консервативнее Бультмана". Поэтому данные заметки хочется закончить словами Иеремиаса, завершающими его труд, а вместе с тем выражающими его кредо исследователя синоптической традиции: "Провозвестие Иисуса и веросвидетельство Церкви образуют единую до- и послепасхальную весть, их нельзя изолировать друг от друга. Но и различие между ними нельзя нивелировать. Они соотносятся одно с другим, как призыв и ответ┘ Призыв выше ответа, ибо Иисус - Господь, а Господь выше Своих вестников. Он один - начало и конец, средоточие и мерило всей христианской теологии".
