Владимир Забалуев
Попробуйте меня не бояться! Я – ваш страх.
Фото Reuters
Те из нас, кто читал в детстве книги Александра Волкова, помнят, кем изначально был Страшила Мудрый. Торчал на шесте, водил дружбу с местной вороной, мечтал о карьере интеллектуала, из рук вон скверно исполнял обязанности штатного секьюрити. Но Великий и Ужасный Гудвин назначил его своим преемником, и результат налицо – запредельно высокий рейтинг у населения, пышные титулы, присвоенные подданными, и амбициозная риторика на фоне целой череды провалов во внутренней и внешней политике, когда от полного краха спасало лишь вмешательство извне.
Больше доверия в детстве внушал Железный Дровосек с его рыцарским кодексом чести, целомудрием и сентиментальностью в духе Пьеро. Но герой этот не вошел в фольклор. Зато «пугало огородное» по-прежнему прячется где-то в потаенных уголках массового сознания, время от времени являясь публике в первозданной красе, как это произошло в маленьком ивановском городке Южа, где только что объявили об открытии первого в России музея огородных пугал.
Места эти до сих пор были известны преимущественно лаковой миниатюрой из села Холуй да изобилием дач, принадлежащих москвичам. Южанам – а именно так следует называть жителей Южи – захотелось привлечь в свой край туристов. Идея заманивать тем, что вроде бы призвано отпугивать, показалась достаточно парадоксальной, чтобы стать коммерчески успешной.
В итоге в южском доме культуры собрали почти семьдесят пугал, по которым можно составить довольно полный реестр наших сегодняшних фобий. Здесь оборотень в погонах (впрочем, если присмотреться поближе, одетый в парадку солдата Советской Армии). Здесь два зэка в черных фуфайках с нашитой на груди биркой и один вертухай, почему-то в противогазе, – присланные с зоны строгого режима из поселка Талицы, иначе именуемого «Тюрьмоградом». Здесь «чучело-наркомучело», создатели которого (судя по табличке, работники детского сада села Преображение) снабдили свое детище стихотворным посланием-предостережением: «Жесток, опасен наркоман. В душе оставит он изъян». Новые русские чучела – Колян и Вован соревнуются друг с другом в толщине цепочки на шее и в грациозности распальцовки.
Самый жуткий и самый ожидаемый экспонат – пугало шахидки. Круглая голова в черном платке. Вместо глаза – дыра. Пояс смертницы. В одной руке – пистолет, другой держит за волосы маленькую детскую куклу, перепачканную краской-кровью. Первый шок от увиденного – словно от кадров, отснятых на Дубровке сразу после штурма.
Есть тут и дань архаике: пугало с лицом Гитлера, Кощей Бессмертный, Баба Яга и Джеймс Бонд. Характерно, что заходящие на выставку дети рядом с этими героями не задерживаются, зато подолгу стоят возле шахидки, вполголоса что-то обсуждая. Женщины средних лет живо реагируют на мадам Брошкину, не имеющую портретного сходства с Аллой Борисовной, и на кудлатого Филю, чье тело сделано из виниловых пластинок.
Первыми пугалами на заре истории человечества были фигуры, сплетенные из колосьев урожая, в которых воплощалась растительная сила природы.
В римских садах стояли деревянные статуи Приапа – «вместо солнечных часов или фонтана, нагло и весомо, в ярком солнечном свете», как утверждал Честертон, ссылаясь на латинскую поэзию. Обнаженный фаллос (их могло быть и три у одной статуи) зримо доказывал, что мужская сила – на страже урожая.
В средневековье преследование языческих культов христианской церковью сопровождалось уничтожением идолов и запретами поклоняться старым богам. Утилитарные функции пугала – отгонять от садов, виноградников, огородов и пашен птиц – сохранились, доказательством чему известная миниатюра братьев Лимбург «Октябрь» к часослову герцога Беррийского (в советские времена она украшала обложку учебника по истории средних веков).
Желание иметь перед глазами конкретный образ охранителя привело к возникновению культов местночтимых святых, призванных оберегать урожай от разного рода бедствий, в которых люди усматривали дьявольские козни. Если же святые манкировали своими обязанностями, изображения небесных патронов подвергали физическим наказаниям: их топили в воде или бросали в грязь, как это было в Южной Германии со святым Урбаном и святым Элигием.
Русское пугало (пугалище, пужало, пужалище, страшило, страшилище), подобно своему западноевропейскому собрату, утратив сакральность, стало, согласно Далю, просто «чучелом, выставляемым в садах и огородах, для отгона птиц». У него нет мистического ореола, о нем не повествуют рассказчики страшилок и быличек, его облик ближе к Сельскому Ротозею, чем к Злобному Стражу.
Впрочем, современное российское пугало может появиться не только в музейных залах. Само хронологическое совпадение презентации южского проекта с предвыборной кампанией слишком многозначительно, чтобы оказаться простой случайностью. Поместите пугало в социокультурный контекст, спроецируйте на него страхи и ожидания масс, не разорвавших пуповину, которая связывает их с родной землицей, с детскими ощущениями сладостного, необъяснимого ужаса от темной фигуры с раскинутыми руками на фоне вечерней зари, – и вы получите новый миф, чьи корни будут уходить в дремучую древность, а вершина – цвести и ветвиться во всемирной Сети.
