Александр Кантор
Вот каков подлинно коммерческий секс. И никакой романтики...
Эдвин Лонг, «Обессиленные наложницы», 1885 г.
Проституцию относят к одной из наиболее массовых сексуальных перверсий, то есть извращений, отклонений от нормативного поведения, наряду с транссексуализмом, эксгибиционизмом, вуайеризмом и т.д. Однако еще Зигмунд Фрейд писал об изначальной перверсивности человека, практически всегда прибегающего к опосредованным формам сексуальности.
Проституция, как, впрочем, горячительные напитки, табакокурение и многое другое, всегда и везде безоговорочно осуждалась. Но также повсеместно имела место быть. И даже заслужила звание древнейшей (или первой древнейшей) профессии. А ныне получила политкорректное именование – «коммерческий секс».
Заметим, что, несмотря на всяческую эмансипацию, проституция остается по преимуществу женским занятием. То есть человечество остается до сих пор патриархальным, мужским обществом. Поэтому неудивительно, что даже такой документ, как резолюция ООН (1951 г.), лишь осуждает организацию и наживу на проституции, но не запрещает ее как таковую.
Субкультура проституции издавна привлекала творческих личностей – поэтов, художников, композиторов; личностей, как правило, истероидных, нарциссических, склонных к фантазиям и магическому мышлению. А еще мир криминала – также носителя грез о «роскошной», то есть вседозволенной жизни.
«И странной близостью закованный,/ гляжу за темную вуаль,/ и вижу берег очарованный/ и очарованную даль┘» (Александр Блок, «Незнакомка»). Прототипами блоковских стихов были даже не «дамы полусвета», а проститутки более низкого пошиба из пригородных ресторанов Санкт-Петербурга. Именно они столь романтически выглядели: в вуалях, «дыша духами и туманами», «и веют древними поверьями┘ упругие шелка, и шляпа с траурными перьями, и в кольцах узкая рука...» (там же).
Воистину, это мир «волшебной» мечты о женщине, где мужчина кажется самому себе идеальным героем, победителем. Сексуальная мужская фантазия творит немыслимо совершенную женщину, подчиненную абсолютным желаниям мужчины: «красавица – в гостях, хозяйка – на кухне, распутница – в спальне». Неудивительно, что значительный контингент клиентов проституток составляют женатые мужчины, в наибольшей степени ограниченные повседневными реальностями брачных отношений.
Таков женский идеал мужчины-властителя. Того, что по-английски дословно называется «упасть в любовь» – to fall in love, а по-французски «небольшая настоящая смерть» – la petite mort.
Не отсюда ли ревностная подозрительность коммунистического режима к интиму рядовых граждан, жаждущих независимых от партии удовольствий? И тем более не гарантированных ею в «светлом будущем» – коммунизме┘
Ничто иное, считают психоаналитики, так не дает человеку почувствовать, что он жив, нежели сексуальные побуждения. Многие из переживших ужасы фашистских концлагерей сразу после освобождения устремлялись на поиски женщин. Психоанализ также указывает на родство глубоких любовных переживаний с периодом симбиотической близости матери и младенца, когда мать является безусловным, удовлетворяющим любые потребности ребенка объектом.
Своя, пусть и небезопасная, романтика данной профессии для проституток существует. Скажем, надежда выйти замуж за «хорошего» клиента (мечта об «идеальном» мужчине). Нечто в духе фильма Феллини «Ночи Кабирии». Есть поверье, что из проституток получаются «хорошие» жены в силу перенесенных ими страданий от неустроенности. Наконец, среди них встречаются и вполне устроенные женщины, ищущие в проституции остроту ощущений. Проституция – как род досуга или спорта наряду с шейпингом, шопингом и отдыхом за границей. И вообще, даже устроившись (купив жилье, машину и порой выйдя замуж), наверное, трудно отказаться от денег, которых у станка не заработаешь.
Но так ли уж одиозно это явление? Этим словом часто клеймят журналистов («вторая древнейшая») и политиков («третья»). А общее, безусловно, есть. Это прежде всего декларируемая ими профессиональная «любовь к народу» (Родине, избирателям, идеям и пр.). Подобно настоящей любви, ей сопутствуют текстовой и политический оргазмы – пламенные заказные статьи и речи, телесные вибрации, наблюдаемые на трибунах... Вот каков подлинно коммерческий секс. И никакой романтики...
