Вероника Гудкова
Этот сверхзвуковой гигант стоит теперь в музее полка дальней авиации.
Фото автора
В Рязани легко заблудиться. Как и во многих старых, допетровских городах, позднейшие перепланировки все-таки не смогли до конца уничтожить нелогичную путаницу улиц провинциального губернского города. Пусть теперь эти улицы застроены домами в скучном советском духе, но само их расположение хранит память о былых временах.
В Рязани нет кремля. В теперешней Рязани. Точнее, нет кремля в традиционном понимании этого слова – твердыни, окруженной массивной стеной. Есть остатки земляного вала, несколько красивых соборов разного времени. Один, например, немного похож на мечеть – или на торт с верхушкой из бланманже и прочими кондитерскими украшениями. Есть большой двухэтажный терем XVII века – теперь там музей. А вот стен нет.
Стены были у Старой Рязани – первого крупного города Древней Руси, попавшего под удар Батыева войска. Процветающая столица удельного княжества с мощными деревянными укреплениями и каменными соборами за несколько дней превратилась в выморочное пепелище. Сейчас туда, на городище за полсотни верст от нынешней Рязани, ездят туристы и археологи. Но рязанцы так просто не сдаются. В здешних лесах собрал свою «добровольческую армию» первый из известных русских партизан Евпатий Коловрат. Места «дислокации» и планы его отрядов хранились в строгой военной тайне от татарских соглядатаев, да и вряд ли у последних была охота рыскать по заваленным снегом рязанским чащобам.
От тех времен осталось не так уж много: несколько драгоценных золотых колтов с перегородчатой эмалью и наконечники стрел под музейным стеклом, остатки земляного вала на городище Старой Рязани, короткие абзацы полууставом в летописях – и, может быть, то, что принято называть «боевым народным духом». С первых лет советской власти у рязанок нет недостатка в женихах. В городе несколько военных учебных заведений – например, прославленное в среде брутально-патриотических российских юношей училище Воздушно-десантных войск.
При училище – музей в здании когда-то разогнанной духовной семинарии. Среди особо драгоценных экспонатов – нож-стропорез, принадлежавший Гагарину, несколько золотых (они и в самом деле из золота) звезд Героев Советского Союза и России, погибших в интересах родины в Афганистане и Чечне, портрет чернокожего выпускника училища, ныне президента Мали, и кубки, выигранные десантниками на чемпионатах мира по парашютному спорту. Тут же рядышком – стенды про подвиги десантников в Венгрии в 1956 году, Праге в 1968-м, Прибалтике и Тбилиси в начале 90-х. Музейные работники из отставных десантников не любят вопросов про эти подвиги. «Мы выполняли приказ, и не учите нас родину любить».
Окрест Рязани дислоцируются армейские части, и не какие-нибудь, а привилегированные: полк дальней авиации, например. На КПП при въезде на территорию воинской части – трогательный лозунг «На всей земле считают цветом нации/ Кто был, кто есть, кто будет в авиации!». Под окошком караульной будки трогательно притулился голубенький велосипед кого-то из младшего комсостава. Спрашиваем молодого солдатика, как пройти к музею. Он отмахивает рукой: «Сюда, туда и вон туда, а я вас не провожу, вон генерал идет, еще нарвусь на неприятности». И скорым шагом удаляется.
В музее свет на темноватую лестницу пробивается через стеклянного Ильича: вождь мирового пролетариата представлен в виде витража. Старенький экскурсовод рассказывает обстоятельно, слегка суконным языком. На этой картине первый полет кузнеца Кузьмы с колокольни, а вот так во время Первой мировой проводили бомбометание: брали бомбы руками и метали за борт┘ Указка обводит серебристый самолетик на подставке: «Стоял на столе у самого авиаконструктора Ильюшина. Он, когда нам его дарил, еще сказал, что только от уважения к дальней авиации с ним расстается!»
А дальнюю авиацию и впрямь есть за что уважать. Именно дальние авиаторы совершили знаменитые перелеты через Северный полюс на Аляску, а потом и облетели полземного шара. Встречающие американцы в нью-йоркском аэропорту восторженно размахивали советскими флагами – до холодной войны было еще лет десять и Вторая мировая. Целая вечность.
В дальних авиаторах служили Чкалов и не менее прославленный женский экипаж самолета «Родина» – Герои Советского Союза Гризодубова, Раскова и Осипенко. Гризодубова провоевала до Победы, командовала полком, потом пользовалась заслуженными ветеранскими почестями и покинула этот мир совсем недавно. Раскова погибла на войне, а Осипенко – еще до войны, во время тренировочного полета вместе с другим Героем – Анатолием Серовым, первым мужем знаменитой актрисы.
Тех, древних дальних бомбардировщиков, на которых летали Гризодубова и Раскова, в музее нет. На аэродроме, на открытой площадке, стоят сверхзвуковые гиганты, которые были шедеврами военно-технической мысли середины прошлого века. Такая «стальная птица» с полусотметровым размахом крыла могла поднять на тринадцатикилометровую высоту восемнадцать тонн бомб и ракет. Я – с разрешения музейного старца – взбираюсь на крыло огромного самолета, шагаю по нему к фюзеляжу и думаю – как легко восемнадцатью тоннами бомб разнести пол-Европы и сделать хаос необратимым. Подобные апокалиптические мысли, впрочем, в голове не задерживаются: поодаль от музейной выставочной площадки на аэродроме идет обычная, будничная, хлопотливая военная работа: солдатики копают какую-то канаву, офицеры поднимаются на диспетчерский пункт, а вдали стоят современные самолеты, которые меня попросили не фотографировать: военная тайна. В сущности, со времен Евпатия Коловрата мало что изменилось.
