Такой вот Веничка

Памятник персонажу поэмы «Москва–Петушки» на площади Борьбы. Фото Евгения Лесина

Вот подошел еще один юбилей – писателю Венедикту Ерофееву исполнилось 24 октября 85 лет. При жизни он был тихий и малозаметный, написал мало, умер тихо. Но правда, памятник ему все-таки поставили. И книгу его главную читают и спустя 50 с лишним лет. И спектакли по его книге «Москва–Петушки» ставили неоднократно. А спектакли по его пьесе «Вальпургиева ночь» идут и сейчас. И даже пытались делать мистификации с его якобы найденным литературным наследием.

Слава к нему пришла лишь под конец его не очень долгой жизни. Ну это уж как водится. В 70-х и 80-х годах ходили по рукам вручную сброшюрованные слепые перепечатки, и люди восхищались рецептами коктейлей «Слеза комсомолки», «Поцелуй тети Клавы» и «Сучий потрох». Из них наиболее возможен к употреблению «Поцелуй тети Клавы». Цитируем: «Объяснить вам, что значит «поцелуй»? А «поцелуй» значит: смешанное в любой пропорции пополам-напополам любое красное вино с любой водкой. Допустим: сухое виноградное вино плюс «перцовка» или «кубанская» – это «первый поцелуй». Смесь самогона с 33-м портвейном – это «поцелуй, насильно данный», или проще, «поцелуй без любви», или еще проще, «Инесса Арманд». Да мало ли разных «поцелуев»! Чтобы не так тошнило от всех этих «поцелуев», к ним надо привыкнуть с детства».

Цитировать цитируем, но пробовать не рекомендуем: это все-таки не рецепт, а скорее пародия на него. Хотя дело, разумеется, ваше.

* * *

Сухие факты биографии. Родился в Кандалакше, часть детства провел в детском доме в Кировске. Отец его был в 1945–1951 годах в лагерях за антисоветскую пропаганду. Однако школу Ерофеев окончил с золотой медалью. И некоторое время учился на филологическом факультете МГУ (1955–1957), а потом в педагогических институтах – Орехово-Зуевском, Владимирском и Коломенском (всюду отчисляли, так высшего образования он и не получил).

Есть версия, что отчислили его из МГУ не за прогулы, а по представлению военной кафедры. Вот цитата из интервью Ерофеева журналу «Континент»: «Я этому подонку майору, который, когда мы стояли более или менее навытяжку, ходил и распинался, что выправка в человеке – это самое главное, сказал: «Это – фраза Германа Геринга: «Самое главное в человеке – это выправка».

Работал писатель много и разнообразно: разнорабочим, грузчиком, бурильщиком, кочегаром, сторожем в вытрезвителе, рабочим на кирпичном заводе, грузчиком на мясокомбинате, каменщиком, монтажником кабельных линий связи, библиотекарем, лаборантом паразитологической экспедиции и даже стрелком ВОХР. Несмотря на это (а может быть, благодаря этому), литературный бомонд отчасти его принимал. Ему посвятила стихи Белла Ахмадулина:

... Что б ни случилось, не кляну,

а лишь благословляю легкость:

твоей печали мимолетность,

моей кончины тишину.

С другой стороны, он и не очень стремился в этот бомонд, ему и не надо было. Он был сам по себе.

Еще факты биографии. Отличался незаурядной эрудицией и любовью к литературному слову. В 17 лет (это бывший детдомовец, выросший практически без родителей) начал писать что-то типа повести «Записки психопата» (произведение считалось утерянным, но потом его все же опубликовали, уже после смерти). Чуть позже написал небольшую повесть «Благая весть»...

* * *

В 1970 году Ерофеев (в возрасте 32 лет) закончил поэму в прозе «Москва–Петушки». Ее стали перепечатывать в самиздате. Можно написать рассказ о том, как это произведение переправляли за рубеж (впрочем, как и многие другие не вписывавшиеся в социалистическую реальность литературные произведения).

Переправили. В 1973 году поэма была опубликована в Иерусалиме. В СССР – только уже на закате СССР – в 1988 году (к тому моменту писатель уж три года был болен раком горла). В исходном виде – без вычеркнутых слов и многоточий опубликовали в 1989-м. А в 1990 году Венедикт Ерофеев умер.

Что еще?

Кроме «Записок психопата» и «Москвы–Петушков» Ерофеев написал пьесу «Вальпургиева ночь, или Шаги командора», эссе о Василии Розанове, эссе о Саше Черном, уже упомянутую «Благую весть», а также подборку цитат из Владимира Ленина «Моя маленькая лениниана».

Пьеса «Вальпургиева ночь, или Шаги командора» – единственное драматическое произведение Венедикта Ерофеева. Однако эта его единственная пьеса была поставлена в студенческом театре МОСТ, шла много лет, идет и сейчас. А кроме этого, идет в МХТ им. Чехова и Ленкоме. Можно сходить. Приведем лишь список действующих лиц:

«Врач приемного покоя психбольницы

Две его ассистентки-консультантши. Одна – в очках, поджарая и дробненькая. И больше секретарша, чем ассистентка. Другая – Зинаида Николаевна, багровая и безмерная

Старший врач Игорь Львович Ранинсон

Прохоров – староста 3-й палаты и диктатор 2-й

Гуревич

Алеха по кличке Диссидент, оруженосец Прохорова

Вова – меланхолический старичок из деревни

Сережа Клейнмихель – тихоня и прожектер

Витя

Стасик – декламатор и цветовод

Коля

Комсорг 3-й палаты Пашка Еремин

Контр-адмирал Михалыч

Медсестра Люси

Медсестра Натали

Медсестра-санитарка Тамарочка

Медбрат Боренька, по кличке Мордоворот

Xохуля – сексуальный мистик и сатанист

Толстые санитары с носилками, в последнем акте уносящие трупы».

Думаем, что перечня действующих лиц уже достаточно, чтобы понять, что это за пьеса. Последняя строчка – очевидный намек на Шекспира, на финал «Гамлета» (в переводе Пастернака):

Пусть Гамлета к помосту

отнесут,

Как воина, четыре капитана.

Будь он в живых, он стал

бы королем

Заслуженно. Переносите тело

С военной музыкой,

по всем статьям

Церемоньяла. Уберите трупы.

А что такое «Моя маленькая лениниана»? Это попросту цитаты (с небольшими комменатриями), собранные Ерофеевым, из наследия Ленина и его ближайшего окружения – Надежды Крупской, Марии Ульяновой, Инессы Арманд. Вот, например, (отобранные Ерофеевым) записки Ленина 1915 года о будущем вожде СССР:

«Тов Зиновьеву: «Не помните ли фамилию Кобы? Привет,

Ульянов». (3 августа 1915).

Тов. Карпинскому: «Большая просьба: узнайте фамилию Кобы»

(9 ноября 1915)».

А вот что подобрал Ерофеев из эпистолярного наследия Ленина после 1917 года: «Повсюду надо подавить беспощадно этих жалких и истеричных авантюристов» (7 июля 1918) (…) В Пензенский губисполком: «Необходимо произвести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев. Сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города. Телеграфируйте об исполнении». (9 августа 1918)». Так что же, выходит, что Венедикт Ерофеев был еще и историк? Нет, просто внимательный читатель.

Однако вернемся к поэме «Москва–Петушки». Восхищались произведением не все. В самом деле. Открываешь вожделенную перепечатку. А там: «Мне это нравится. Мне нравится, что у народа моей страны глаза такие пустые и выпуклые. Это вселяет в меня чувство законной гордости…» Или: «Наше завтра светлее, чем наше вчера и наше сегодня. Но кто поручится, что наше послезавтра не будет хуже нашего позавчера?»

Многие пьющие люди считали, что и они так могут – что, мол, тут сложного? Едет алкоголик в электричке. И мы в электричке катались, и у нас было похмелье, какая здесь поэма? Непьющие (не все, разумеется) просто не понимали и не принимали подобное: «Поди, Веничка, и напейся. Встань и поди напейся, как сука». Так говорило мое прекрасное сердце. А мой рассудок? – он брюзжал и упорствовал: «ты не встанешь, Ерофеев, ты никуда не пойдешь и ни капли не выпьешь». А сердце на это: «ну ладно, Веничка, ладно. Много пить не надо, не надо напиваться, как сука, а выпей четыреста граммов и завязывай».

Это уже потом, после смерти Ерофеева, произведение «Москва–Петушки» стали называть поэмой всерьез. И сравнивать с Гоголем. И восхищаться поэтичностью слога. Такой вот Веничка.

* * *

Однако памятники ему стоят и мемориальные доски висят. Есть памятник на площади Борьбы. Хотя это не совсем памятник Ерофееву. Это памятник персонажам поэмы «Москва–Петушки». И состоит он из двух частей, двух фигур. Это лирический герой – Веничка и его возлюбленная «с косой от затылка до попы». В 1998 году фигуру Венички хотели поставить на Курском вокзале (именно оттуда электрички отправляются из Москвы в Петушки). А фигуру девушки – в Петушках. В день 60-летия со дня рождения Ерофеева установили гипсовые макеты. Стартовал специальный поезд, было шумно и весело. Но не получилось, не срослось. В 2000 году скульптурной композиции все-таки нашли место. На площади Борьбы. Красивое, уютное место, рядом трамвайный круг и больница.

И стояли они рядом, мужчина и женщина. Теперь все немного иначе. Фигуры находятся в разных концах сквера. Между ними что-то, напоминающее железную дорогу. Как бы рельсы и как бы шпалы. А рядом – и это особенно трогательно – столики и стулья. Но не для того, чтобы выпивать, не подумайте. На столах – шахматные доски. Играйте, товарищи, в шашки, шахматы и чапаевцы. Если вы (лучше это делать не афишируя, конечно) что-нибудь еще и выпьете – чай, к примеру, или кисель, кто же вас осудит?

А еще есть мемориальная доска в Кировске на здании школы, которую окончил писатель. Есть мемориальная доска на здании филологического факультета педагогического института (ныне университета) в городе Владимире. Есть небольшой музей в Петушках, есть музей в Кировске.