Игорь Плугатарёв Заявления начальника Генерального штаба ВС РФ генерал-полковника Юрия Балуевского о нанесении превентивных ударов по базам террористов за рубежом были встречены скептически многими серьезными военными экспертами. Но подобные удары практиковались во время войны в Афганистане и показали свою эффективность. Опыт той войны, к сожалению, оказался не востребован на территории Северного Кавказа. Об уроках Афганистана и ошибках нынешней борьбы с международным терроризмом корреспондент «НВО» попросил рассказать руководителя представительства Министерства обороны СССР в Республике Афганистан (1984–1989 гг.) генерала армии Валентина Варенникова.
– Валентин Иванович, чем, прежде всего с военной точки зрения, вы объяснили бы всплеск терроризма в России в последние месяцы?
– Это попытка реванша за неудавшуюся в 1999 году попытку незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики «всколыхнуть» Северный Кавказ посредством нападения на Дагестан. Это буквально осязаемые результаты подписанного генералом Александром Лебедем по поручению президента Бориса Ельцина так называемого Хасавюртовского соглашения, которое дало бандитам возможность восполнить свои ряды, извлечь уроки из допущенных ошибок и создать безотказно работающую сеть баз, каналов доставки оружия и финансовой поддержки, а также обеспечить им хорошую информацию. Не только по Чечне, но и по всем республикам Кавказа. Впрочем, сеть эта международная.
И с точки зрения оценки этих фактов я вполне разделяю слова президента Владимира Путина, что мы недооценивали эти угрозы, проявляли слабость┘
Мы должны перестать оглядываться: а что скажет ОБСЕ, а как посмотрит на нас Европа, а что подумают в Вашингтоне┘
Ведь в тех же США вот уже в течение многих лет существует – и действует! – так называемый «Комитет за мир в Чечне», который занимается исключительно разжиганием сепаратизма и агрессивности. Туда входят далеко не только чеченцы, жаждущие некоего реванша, но и, главным образом, другие давнишние злейшие враги России. Достаточно назвать только одно имя – Збигнев Бжезинский, экс-госсекретарь Соединенных Штатов, который является одним из двух сопредседателей этого «чеченского комитета».
– Кто должен нести ответственность за серию августовских и сентябрьского терактов?
– Лично для меня это вопрос неоднозначный. Нет надобности лишний раз повторять, что на том месте, где когда-то был мощный КГБ, до сих пор остаются руины. И Путин, сам разведчик, хотя бы разгреб их немножко, что-то на их месте строит. Но весь вопрос – в специалистах, а профессионалы в таких органах получаются за десятилетия работы. Бывшие профессионалы в большинстве своем все ушли в коммерческие структуры, а новых Зорге и Штирлицев еще не взрастили. Да и некому.
А ведь что такое профессионал? Вспомните памятный теракт в Каспийске 9 мая 2002 года. Месяц не могли даже напасть на след. Послали известного профессионала, которого некогда «съел» Рушайло, будучи главой МВД. И этот профессионал отыскал всех, а это с два десятка человек, вывел на чистую воду и отдал под суд.
– Как вы оцениваете заявление генерала Юрия Балуевского о нанесении превентивных ударов по базам террористов за рубежом?
– Заявление начальника Генерального штаба я полностью поддерживаю. Тем более что у России есть опыт нанесения таких ударов. Лично я этим занимался, будучи главой представительства Минобороны СССР в Афганистане с середины 1980-х и вплоть до вывода наших войск оттуда в феврале 1989-го.
– По территории какой страны наносились эти удары?
– По территории Пакистана, конечно.
– А по кому именно?
– По бандам. Которые, как мы выясняли, готовились к переброске в Афганистан. Ведь на территории Пакистана спецслужбами западных стран, и прежде всего тех же США, были созданы центры подготовки этих банд.
– Кто принимал решение о нанесении таких ударов?
– Я лично.
– С Москвой свои решения согласовывали?
– Ни разу. А как вы себе это представляете? Если бы я спрашивал: «Разрешите мне нанести удар по банде, которая засела на территории Пакистана?» Мне бы ответили: «Ты что, голубчик, в своем уме?» Да и зачем было ставить того же министра обороны в сложное положение? А если бы после какого-то удара начались межгосударственные осложнения? Тогда бы объяснял: а я, мол, министру докладывал, а он промолчал или, не дай Бог, дал разрешение┘ Зачем же мне подставлять министра? Это надо понимать. И я брал всю ответственность на себя, не спрашивал, можно, нельзя ли расчехлить «Грады» или «Смерчи», а приказывал вывести их на позиции и нанести удары.
– На какую глубину пакистанской территории наносились эти удары?
– Не более десяти километров.
– И как реагировало пакистанское руководство?
– По крайней мере о каких-либо нотах протеста по дипломатической линии мне ничего не известно┘ Пакистан молчал. И до сих пор не вспоминает┘
– Каким оружием били?
– Преимущественно установками реактивной артиллерии «Град», «Ураган», «Смерч» и другими артиллерийскими средствами.
– В какой ситуации вами принималось решение на упреждающий удар?
– Когда мне докладывали, что вблизи того или иного горного перехода готовится прорыв.
– Какой численности должна была быть такая банда?
– Так вопрос не стоял – банда есть банда. Они там были разные: от 15 до 20–30 человек и от 100 до 150. Именно такими подразделениями они вторгались на территорию Афганистана.
– Какова была степень вашей уверенности, что это именно банда, а не мирные дехкане?
– Полная. В плане информированности я чувствовал себя в Афганистане вообще очень уверенно. Наша разведка работала отлично и обеспечивала меня всеми необходимыми данными. Это была и наша, армейская, разведка, и внешняя разведка тогдашнего КГБ.
– И какая применялась тактика?
– Ну, например, тактика уничтожения лидеров бандформирований.
– Однако, как известно, главный тогдашний лидер, Ахмад Шах Масуд, так и не был уничтожен.
– Действительно. На этом настаивал президент Афганистана Наджибула. Он выходил на тогдашнего руководителя 1-го Главного управления госбезопасности Владимира Крючкова, тот на министра обороны Дмитрия Язова, а тот дал мне команду уничтожить Ахмад Шаха.
А я ему сказал, что этого делать нельзя. Я ему доказывал на основе документов – и одно из своих донесений 1988 года по этому поводу я привожу в своей книге, – что Ахмад Шах Масуд в отличие от других руководителей – это совершенно другая фигура, это государственник. За ним идет народ, народ в него верит, он пользуется колоссальным авторитетом на севере страны, где проживают таджики. И он не зашоренный, не озлобленный, с ним можно нормально говорить и договариваться. Я также писал министру обороны, что в будущем со временем мы будем опираться на Ахмад Шаха. Как в воду глядел, так оно потом и было┘ Я хотел с ним встретиться, но не получилось. В Москве в то время была какая-то обостренная обстановка, Язов, зная мою убежденность в отношении афганского лидера, даже перестал мне звонить и звонил напрямую командующему 40-й армией Борису Громову, но тот, зная мою позицию, тоже отбивался от этих указаний и «не принимал мер» к поиску и уничтожению.
– То есть к ликвидации главарей прибегали не всегда?
– Начинали с ними, как правило, с диалога, поиска компромиссов. Я тогда встречался со многими лидерами бандформирований, особенно под Кандагаром. Были встречи и на территории Пакистана. В отношении одних, исходя из собственных впечатлений, а также из данных разведки, я приходил к выводу, что в чем-то убедить их невозможно, их необходимо уничтожать. Разведка их отыскивала то ли на территории Афганистана, то ли Пакистана, если это, конечно, было близко (специфика все же такова, что отыскать лидера в глубине этой страны было невозможно), и┘
– И какой эффект это давало?
– После уничтожения главаря банда рассыпалась: либо ее члены, спрятав оружие, расходились по кишлакам, растворялись в народе, либо примыкали к другим вооруженным формированиям.
Если же я чувствовал, что можно договориться, то я ехал на встречу, которую обеспечивала опять же разведка. Разведчики выходили на главарей и доводили до них, что генерал хочет встретиться и договориться о принципах, так сказать, режима взаимоотношений в данном районе. Обговаривались условия встречи. Не раз я приезжал на них только с переводчиком.
Однажды в районе Герата мы собрали человек 12 главарей. Они приехали на джипах, каждый взял с собой охрану от 50 до 100 человек. Я прилетел в этот район на вертолете, подогнали из стоящей там дивизии «газик», и на нем подъехал к месту проведения встречи. Я был в генеральской камуфляжной форме┘ Доставал из кармана в шелковом платке Коран, расстилал платок, клал на него Коран, на Коран – ладонь и, хоть сам православный, говорил: «Над нами Аллах, он все видит и слышит. Давайте будем честными и будем договариваться». Для меня ведь что было главное? Чтобы они не убивали, чтобы сохранить жизни наших солдат и офицеров. Говорю, например: «Давайте вот этот участок будем охранять вместе с нашими заставами, вот этот – охраняйте сами. Я обязуюсь закрывать глаза на все, что вы делаете в плане торговли с Ираном». А они тогда возили туда не только рис или хлопок, но и наркотики. «Но, – говорю, – если на каком-то участке будет расстрел наших колонн или колонн правительственных войск, я приму против вас самые жесточайшие меры». Мой характер и что я с ними могу сделать, они к тому времени уже хорошо изучили┘
И так мы договаривались. От Кушки до Герата и Кандагара это где-то 1200 километров, и с начала 1987 года здесь не слышалось практически ни одного выстрела. Только в Кандагаре пришлось проводить тяжелые операции, обстановка там была переломлена в 1988-м┘
– Почему нельзя договариваться с Масхадовым, как это уже не раз заявляла власть?
– У Масхадова был шанс остаться человеком в 1999-м, когда головорезы Хаттаба и Басаева пытались развязать войну на Северном Кавказе, напав на Дагестан. Он сделал другой выбор. В пользу «политики» Басаева. Поэтому и он, и Басаев – это уже как раз та категория главарей, с которыми нельзя договориться, их надо уничтожать.
Как должны быть уничтожены и отдельные личности в лице прежде всего главарей бандформирований. Как был уничтожен Зелимхан Яндарбиев. Полагаю, что та же участь должна постигнуть и «политических беженцев» и «вынужденных эмигрантов» Ильяса Ахмадова, Мовлади Удугова, Ахмеда Закаева и им подобных. Если кара их настигнет, люди будут видеть: да, возмездие неотвратимо.
