Виктора Литовкин В никем пока непризнанной Нагорно-Карабахской Республике все по-взрослому, как в настоящем государстве. Есть даже свое Министерство иностранных дел, где каждый приезжий из-за границы должен зарегистрироваться и получить аккредитационную карточку. Получил ее и я. Официальной бумагой с подписью и печатью консульской службы, где надписи идут одна за другой – сначала на армянском, потом на русском и только в конце на английском, – мне было разрешено «пребывание в нижеследующих пунктах НКР – город Степанакерт, Мартакерт, Аскеран, Гадрут». Предписывалось также «передвижение по территории НКР только по внутренним дорогам НКР». И полужирным шрифтом специально подчеркивалось – «исключая передовую линию фронта».
Правда, с аккредитацией меня, как журналиста, вышла какая-то заминка. Сотрудница консульского отдела МИДа бегала из одного кабинета в другой, а потом сообщила, что эта аккредитация будет мне предоставлена позже. Когда «позже», она уточнить не смогла.
Но отсутствие профессиональной аккредитации не стало проблемой. Хотя я приехал в Карабах, конечно же, не для того, чтобы колесить по его петляющим между вершинами гор дорогам, по их крутым серпантинам над отвесными скалами и многометровыми обрывами. И, к сожалению, не для того, чтобы любоваться его очаровательной в это время года красочной осенней природой, старинными городами и древними храмами, хотя этому, конечно, нужно было посвятить хотя бы какую-то частичку своего времени. Не исключено, сделаю это как-нибудь в другой раз. Просто в те несколько дней передо мной стояла задача побывать в армии Нагорного Карабаха, о которой мало кто из наших читателей знает, познакомиться с людьми, которые в ней служат, и потому мне, военному журналисту, не поехать на передовую было просто невозможно. Ибо войска непризнанной республики вот уже шестнадцать лет находится именно в окопах, на линии фронта, где траншеи, выкопанные и оборудованные по полному профилю, служат не границей, а, если серьезно, разделяют войну и мир. После поездки туда мне и сегодня такое утверждение не кажется преувеличенным.
И, естественно, поехал туда я не сам по себе, не фрилансером.
ГОРОД-ПРИЗРАК
От «Бабушки и Дедушки» (знаменитого памятника на окраине Степанакерта, который официально называется «Мы и наши горы», а в народе так, как я уже сказал, – он встречает и провожает всех на дороге по направлению на Аскеран) мы мчимся мимо старинной городской крепости в сторону Агдама, известного когда-то в Союзе своим портвейном за рубль с небольшим.
Он, если кто-то помнит, был противно сладким и сбивающим с ног после первой же бутылки. Сейчас этот город, давший ему название, уже просто призрак. Он лежит в развалинах после войны начала 90-х годов прошлого века. Собственно и развалин-то почти нет, только груды осыпавшихся камней, глины, цемента среди одичавших кустов граната и поникших инжировых деревьев, а еще какой-то ржавой арматуры – то ли остовов чугунных печек, то ли чьих-то металлических кроватей. Я попросил на минутку остановить машину, чтобы сфотографировать развалины. Сопровождающий меня офицер предупредил, чтобы я не отходил далеко от обочины, – могут быть мины, – и удивился:
– Зачем вам такие снимки?
– Это же следы войны, – отвечаю.
Он молча соглашается.
Мы проезжаем заброшенное и заросшее терновником старое мусульманское кладбище. Оно не разрушено, не закатано в асфальт, через него никто не стал прокладывать дорогу, на могилах не строил дома. Хотя и им, чувствуется, крепко досталось. Кое-где до сих пор зияют воронки от артиллерийских разрывов и покосившиеся в разные стороны памятники, продырявленный снарядом склеп тоже напоминают о проходивших тут жестоких боях.
За кладбищем попадаются скелеты разбитых многоэтажек. Видна в стороне и старая мечеть с двумя полуразрушенными минаретами, выложенные израсцами с сурами корана.
– Хотели пригласить иранских специалистов, – говорит спутник, – пытались отремонтировать ее. Но получили протест со стороны Баку. Так она и стоит, разрушается, сумели только прикрыть жестью минареты, чтобы в них не затекала вода.
Отсюда, от минаретов и шлагбаума, возле которого в каске и бронежилете с автоматом на плече стоит постовой, въезжаем на передовую.
РУКА ГОСПОДА
Вспоминаю, накануне поездки на фронт мы побывали в селе Ванк и возвышающемся над ним на горе Гандзасарском монастыре, построенном здесь еще в 1238 году и названном «душой армянского народа». Тут, в фундаменте церкви Святого Иоанна Крестителя, как утверждают его служители, со времен Крестовых походов хранятся мощи святого, его голова. Собор, говорил мне настоятель монастыря отец Григор (Маркосян), едва не пострадал в годы борьбы за независимость Карабаха. По крайней мере, стены его были сильно повреждены, в одной из них до сих пор торчит стабилизатор НУРСа.
Мы сидим в келье настоятеля. Отец Григор угощает меня тутовой водкой и негромко рассказывает:
– Позиции азербайджанцев были недалеко от нас – в пяти километрах, на том хребте. Их артиллерия обстреливала монастырь практически ежедневно. Они очень хотели его уничтожить. Но единственное, что удалось, это разрушить старое здание, в котором мы сейчас с вами сидим. Остальные снаряды летели мимо. Рука Господа их отводила. Ни один не перелетел внутрь через забор, сложенный из хачкаров (камни, на которых вырезан христианский крест. – В.Л.). Никто из наших воинов, находившихся за стеной не пострадал, хотя они тоже вели огонь по противнику. Они хранили церковь, церковь хранила их.
У настоятеля Гандзасарского монастыря интересная судьба. Он родился в семье музыкантов, играл на скрипке и на народных инструментах. Работал в Ереванском оперном театре, преподавал в школе и параллельно служил в церкви псаломщиком, потом стал дьяконом. В начале 90-х приехал в Нагорный Карабах, да тут и остался. Взял в руки оружие, защищал эту землю от тех, кто хотел изгнать с нее армян. Говорит, что в священники его рукоположил предстоятель Арцахской епархии Армянской апостольской церкви архиепископ Паргев. Это было недалеко от села Куткашен. Владыка сказал:
– Сила креста больше, чем сила атомной бомбы. С крестом мы победим.
И они вместе пошли в бой, освобождать от противника захваченное им армянское село.
Отец Григор стал первым капелланом армии Карабаха, служил на этом посту до наступления перемирия в мае 1994 года, потом стал настоятелем Шушинского монастыря и с 2004 по 2007 год опять вернулся в армейские капелланы. Последние три года он – настоятель Гандзасарского монастыря. Главное, что делал на посту капеллана, рассказывал мне отец Григор, крестил ребят, которые идут в бой, внушал им уверенность в победе.
– Дух победителя, – это самое важное, что должно быть в бойце, – говорит священник. – Человек защищает свою землю, он должен быть готов даже к самопожертвованию ради победы, непреклонно верить в нее. Быть убежденным, что сумеет это сделать, и он это делает. Несмотря ни на что.
МЫ ВЫНУЖДЕНЫ ЗАЩИЩАТЬСЯ
Об этой вере в победу мне рассказывал в окопах за Агдамом заместитель командира оборонительного района подполковник Карен Абрамян. Окопы здесь, кстати, оказались, как и предупреждал меня перед поездкой на передовую министр обороны НКР генерал-лейтенант Мовсес Акопян, уникальными. Министр сказал, что «они даже лучше, чем в сорок первом под Москвой». Вырытые по полному профилю, со всеми необходимыми атрибутами – колючей проволокой и развешанными на ней пустыми консервными банками, с минными заграждениями, надолбами, эскарпами и контрэскарпами перед передним краем, ротными и взводными опорными пунктами, основными и запасными позициями, включая и отсечные, с разветвленными ходами сообщений, перекрытыми несколькими накатами блиндажами, командными пунктами, ячейками для автоматчиков, пулеметчиков и гранатометчиков┘ А главное – траншеи выложены по стенам и по земле бетонными столбиками от виноградных плантаций. И потому там всегда сухо и чисто, как в операционной.
– Не опасно ли иметь такую «защиту»? – спросил я у подполковника. – При минометном или артиллерийском обстреле от бетонных стен будут лететь осколки. Они станут дополнительными поражающими элементами.
– Нет, – возразил он. – Мы проверяли. Этот бетон при попадании мины или снаряда не рикошетит, – только крошится. И тем самым, наоборот, гасит силу взрыва.
Подполковник Абрамян, выпускник юридического факультета Ереванского менеджерского университета, в 1986–1988 годах служил сержантом в строительных частях Дальневосточного военного округа. В поселке Чегдомын Верхнебурейского района. Вернувшись домой, в Гадрутский район Нагорного Карабаха, работал в совхозе, а в годы войны за независимость стал начальником районного штаба гражданской обороны. В армии НКР с 1992 года. Награжден орденом «Боевого креста», медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «Маршал Баграмян». У него две дочери и два сына. Один из них уже тоже служит в армии, в другом оборонительном районе. Второй встанет в боевой строй через год.
Друзья Карена рассказали мне, за что он был награжден орденом. Это случилось в 1993 году под Джебраилом. Абрамян вместе со своими товарищами-ополченцами защищал армянское село от, как записано в военных документах, «превосходящих сил противника». На них наступали какие-то бойцы, непохожие на азербайджанцев. Стреляли из автоматов, пулеметов, гранатометов, но бросилось в глаза, что это были не хорошо известные армянам русские гранатометы – разрывы снарядов оказались совсем другими. Потом выяснилось, что это были афганские моджахеды. Как они оказались здесь, непонятно. Но времени обсуждать это не было. Танки, которые обещали прислать на помощь обороняющимся, почему-то не появились. И Карен, который был командиром роты, с несколькими своими товарищами пытался остановить афганцев. Не получалось. К тому же его здорово ранило в ногу. Он приказал роте отойти, а сам остался прикрывать ее отход.
Его взяли под перекрестный огонь, и две группы моджахедов начали обходить его позицию справа и слева, чтобы взять Карена в плен. Он увидел это и по рации вызвал на себя артиллерию. Правда, орудия ударили чуть впереди него, а товарищи, которым он приказал отходить, вернулись и вытащили его из-под огня.
Спрашиваю подполковника: как сейчас обстановка в районе их ответственности?
– Сложная, – отвечает он. – Стреляют. Из снайперских винтовок, из автоматов, часто нарушают условия перемирия.
– Как часто? Раз в день, раз в два дня?
– Нет, много чаще, – говорит Карен. – В этом месяце, слава богу, у нас нет раненых, а в прошлом было двое. Одного ранили в шею, другого – в спину.
– А вы что делаете? Отвечаете огнем на огонь?
– Да, – говорит он. – Мы вынуждены это делать. Мы не воюем, мы просто обороняемся, защищаем свой дом, свою землю. За нас этого не сделает никто другой.
Министр обороны Мовсес Акопян говорил мне, что в нынешнем году противник тридцать раз предпринимал попытки проникнуть на их территорию своими разведывательно-диверсионными группами. Двадцать девять раз эти попытки провалились. Один раз противнику удалось убить четырех карабахских солдат, еще четырех ранить. Правда, диверсанты были затем уничтожены. Но этот факт заставляет воинов непризнанной республики быть очень бдительными.
УНИКАЛЬНАЯ ВОЕННАЯ СТРУКТУРА
«Армия Нагорного Карабаха, – рассказывал мне генерал-лейтенант Мовсес Акопян, – уникальная военная структура. Она отличается от всех других в первую очередь способом комплектования вооруженных сил». «У нас в начале девяностых, когда нас пытались изгнать с родной земли, создавались не роты и батальоны, а отряды самообороны добровольцев, – говорил он. – Двора, села, района. В этом было наше коренное преимущество. И когда азербайджанская армия пыталась нас уничтожить, весь народ встал на защиту родной республики. У нас не было другого выбора. Или погибнуть, или победить. Мы победили. И хотя заключили перемирие, понимаем, что оно бесконечно продолжаться не может. Тем более что противник постоянно устраивает провокации на линии разъединения, закупает самое современное оружие и боевую технику, готовится к реваншу».
«Я говорил и буду говорить, – подчеркивает министр, – что перемирие на этой земле существует только благодаря армии Нагорного Карабаха. Мы уважаем Минскую группу ОБСЕ, других посредников, их усилия по поиску выхода из конфликта, но надежда у нас только на свои вооруженные силы. Потому что, если противник решит использовать армию в достижении своих целей, он это сделает. И мы это прекрасно понимаем».
В армии Нагорного Карабаха служили, служат и будут служить, как сказал генерал, все мужчины республики. Ни один человек не может занять какой-либо государственный пост, если он не провел два года в рядах вооруженных сил НКР, точнее, в окопах (так, кстати, заведено и в Армении. Если не служил в армии, ты не имеешь никаких перспектив в родной стране. – В.Л.). Службу в траншеях несут вахтовым способом. Сколько времени длится «вахта», мне не сказали – это секрет, но легко согласились с тем, что армия НКР – окопная. Шестнадцать лет, со времени заключения перемирия, она «зарывается в землю». «Это тоже наш уникальный признак», – говорит генерал.
И отношение к армии здесь, в Арцахе (так называет себя Нагорный Карабах. – В.Л.) особое. В центре Степанакерта, рядом с президентским дворцом и Домом правительства на знаковом месте, где проходят военные парады, возводится Дом ветеранов Вооруженных сил. Денег на армию отпускается столько, сколько ей требуется. Лейтенант здесь получает ежемесячно как минимум эквивалент 500 долл. США. Подполковник-полковник – 700–800. Рядовой или сержант-контрактник – от 300 до 500 долл. При средней зарплате в 200 долл. В финансировании карабахских войск участвует не только государство, но и многочисленная, далеко не бедная армянская диаспора. В том числе и из дальнего зарубежья. Правда, собственные квартиры пока имеют далеко не все офицеры.
Карабахские офицеры, как правило, оканчивают военные институты в Ереване или за границей. В том числе и в России. Сам министр, выпускник Алма-Атинского высшего общевойскового военного училища 1986 года, окончил недавно российскую Военную академию Генерального штаба. Спрашиваю: в качестве гражданина какой страны он учился в Москве? Генерал уходит от прямого ответа. «Те, кто принимал меня на учебу, знали, кто я», – говорит он. Аналогичный вопрос по отношению к другим слушателям других учебных заведений, в том числе и других стран СНГ, тоже остается без ответа. «Мы находим возможность, как послать наших людей на учебу», – утверждает министр.
На вопрос, сколько военнослужащих насчитывает армия Нагорного Карабаха, если это не секретная цифра, генерал отвечает:
– Нет, это не секрет. Я могу назвать цифру. У нас служат 146 600 человек. Это все население Нагорного Карабаха.
Интересная деталь. Беседую в окопах с солдатами-призывниками рядовым Артуром Игитяном и младшим сержантом Геворгом Галустяном. Интересуюсь у них, откуда они родом? Один за другим отвечают: из Еревана и из Араратской долины Армении. Тут же подлетает сопровождавший меня офицер из Минобороны НКР и добавляет: их предки родом из Нагорного Карабаха. У одного из Гадрутского района, у второго – из Степанакерта. У третьего моего собеседника, рядового Валерия Акопяна, как выясняется, родители вообще работают в России.
– Они добровольцы, – уточняет представитель Минобороны НКР. – Сами приехали сюда к нам, выразили желание служить в нашей армии. Мы не вправе отказать.
Вспоминаю свою беседу с первым заместителем министра обороны Армении Давидом Тонояном. Спрашиваю его об официальных отношениях между Арменией и Нагорным Карабахом. Ереван все еще не признал Степанакерт независимым государством. Но как получается, что армянские юноши – не только из Армении, но даже из России служат в этой стране?
– В нашей военной доктрине и в стратегии национальной безопасности записано, – говорит Давид Тоноян, – что «Республика Армения является гарантом безопасности нагорнокарабахского народа». Со всеми вытекающими отсюда составляющими.
Вот я и думаю, как все тут по-взрослому круто замешано. Армения гарантирует безопасность Нагорного Карабаха, Россия, как военный союзник Армении, также гарантирует безопасность Армении. Что недавно во время визита в Ереван подчеркнул и президент Дмитрий Медведев, подписав с президентом Сержем Саргсяном соответствующее соглашение. А еще есть Организация Договора о коллективной безопасности, куда вместе с Россией входит и Армения. И кто теперь осмелится напасть на НКР со всеми вытекающими отсюда последствиями? Решить проблему этой непризнанной страны силовым военным путем?
P.S. А аккредитацию на осуществление своей профессиональной деятельности в Нагорно-Карабахской Республике я все-таки получил. Без каких-либо ограничений. Правда, это произошло после возвращения из командировки. Но все же. Важно, что никаких законов НКР я не нарушил.
Степанакерт-Москва
