Валерий Захаров В ходе развернувшейся в печати дискуссии о мерах по устранению в армии так называемых неуставных отношений высказываются порой очень дельные мысли (см., например, статью Андрея Шитова в «НВО» № 17 за 2006 год). Однако, увы, все предлагаемые меры в основном направлены на борьбу с проявлениями пресловутой дедовщиной. Но не с устранением ее первопричины. А ее, как «священную корову», никто, похоже, трогать не собирается.
ЧТО АРМИЯ, ЧТО ТЮРЬМА...
А первопричина заключается в том, что молодой человек без всякой с его стороны вины перед обществом попадает в места лишения свободы. Да, именно так, воинская часть – место лишения всех гражданских, трудовых прав, место, где гражданина РФ безнаказанно могут унижать, лишать элементарных прав, включая возможность выспаться, поесть досыта, не мерзнуть на ветру и в непогоду. Потому что принято считать: армия – это непременно и обязательно полное бесправие «нижних чинов». Иначе, мол, никакой дисциплины не будет.
В армии, как и в тюрьме, попавший туда не по своей воле парень сам себе уже не принадлежит, с его мнением ни по какому вопросу никто не считается, ему может быть поручена любая, самая неквалифицированная и унизительная работа. Более того, считается упущением, если солдат постоянно не занят какими-либо хозяйственными делами. Ведь бесплатная рабочая сила не должна простаивать.
Вот и придумывают, чем занять солдата. В тюрьме по крайней мере определено, сколько спать и сколько работать заключенному. («Продолжительность рабочего времени осужденных к лишению свободы, правила охраны труда, техники безопасности и производственной санитарии устанавливаются в соответствии с законодательством Российской Федерации о труде». «Осужденные к лишению свободы имеют право на оплату труда в соответствии с законодательством Российской Федерации о труде». Это статьи 104 и 105 Уголовно-исполнительного кодекса РФ.) К сожалению в отличие от уголовников на доблестных защитников Родины, проходящих службу по призыву, законодательство о труде не распространяется. О чем прямо говорится в статье 225 Устава внутренней службы ВС РФ. Поэтому «рабочее время» солдата «не нормировано»: после тяжелого рабочего дня могут заставить (и регулярно заставляют) мыть полы в казарме, таскать воду в противопожарные бочки и выполнять иную работу, которую выполняли и днем, но для «порядка», пусть наводят глянец и ночью!
К прискорбию, сравнение тюрьмы и армии будет не в пользу последней. Всего-то «трудовых» прав солдата в Уставе внутренней службы – время для личных потребностей военнослужащих (не менее 2 часов), 8 часов для сна, промежутки между приемами пищи не должны превышать 7 часов, после обеда в течение не менее 30 минут не должны проводиться занятия или работы (статья 227 Устава внутренней службы). Но каждый, кто служил по призыву, подтвердит, что по крайней мере на первом году службы ночей, когда удавалось поспать 8 часов, много меньше, чем тех, когда это правило нарушалось. И нарушение этого правила – совсем не ЧП, а общая практика, в норме вещей армейской жизни.
Еще одно право солдата, закрепленное в уставе, звучит просто издевательски, так как никогда и никому не предоставлялось: «Военнослужащим, проходящим военную службу по призыву, предоставляется не менее одних суток отдыха еженедельно» (статья 225 Устава внутренней службы). Покажите-ка мне хоть одного человека, кто в период срочной службы получал раз в неделю увольнительную на сутки?
Вот основная причина того, что в армии процветают тюремные нравы и обычаи. Нравы прежде всего задаются не воспитателями, а условиями жизни. И чего удивляться, что в схожих условиях царят схожие нравы?
ПЕРЕМЕНЫ ТОЛЬКО К ХУДШЕМУ
Чтобы было понятно, какие меры я хочу предложить для искоренения неуставных отношений, хочу описать, как проходила моя собственная служба. Конечно, я был призван в армию давно, в 1972 году. Но уверен, что за прошедшее время в армии мало что изменилось. Особенно в отношении к рядовому.
Итак, нас, человек полтораста москвичей, после трех дней содержания в каком-то здании у водонапорной башни (спали на полу, вповалку, ели то, что взяли с собой) погрузили в самолет и отправили на Чукотку. Мы попали в мотострелковый полк, расположенный в поселке Угольные Копи. Это вроде как пригород города Анадырь. Только на другом берегу лимана (залива). Я и еще человек двадцать из нашей партии были направлены в мотострелковый батальон.
В первый же день, после душа и переодевания в солдатскую форму, нас собрали в клубе, и начальник политотдела части провел с нами беседу. Рассказал, куда мы попали, историю полка, как живут и трудятся чукчи – коренное население этих мест. Потом политработник сказал, что если кто-то из старослужащих будет позволять себе как-то притеснять новичков, пусть те бьют обидчиков в лоб, не задумываясь. «Это, – подчеркнул офицер, – не разрешение, а приказ. Я бы и сам такого наглеца ударил, да вам будет сподручнее». И, надо сказать, хотя старослужащие солдаты и пытались «качать права», но дальше попыток увильнуть от выполнения каких-то работ дело не заходило. По крайней мере никто никого не бил. Думаю, в этом была немалая заслуга политотдела и лично его начальника. К сожалению, за давностью лет не могу вспомнить фамилию этого замечательного человека. Но это был «человек на своем месте».
Продолжу, однако, свое повествование. Вот такой эпизод стоит перед глазами. Мы работали в парке, почистили назначенные нам машины, но до обеда было еще далеко. И тогда офицер подвел нас к куче гравия и сказал: «Разбросаете этот гравий по площадке и можете идти в расположение (в свою казарму то есть), приводить себя в порядок, готовиться к обеду».
Мы дружно взялись за совковые лопаты, да не тут-то было. Не лезет совковая лопата в кучу гравия. Ну все одно, что в кирпичную стену ее пихать. Приуныли ребята: эту кучу при всем желании не раскидать. Уж очень плотно слежался этот гравий (а может быть это был щебень – я их до сих пор не различаю). Но тут вдруг к яме с водой, которая находилась неподалеку, подъехал бульдозер. Наш сослуживец подогнал его, чтобы помыть. Мы, естественно, попросили его кучу разровнять. Это заняло у бульдозера не больше двух минут. Конечно, еще лопатами немножко гравий подровняли да и пошли лопаты сдавать.
А что офицер, давший нам задание? Он, увидев, что кучи гравия уже нет, а рядом солдат моет бульдозер, лишь вздохнул огорченно, будто совершил большую и непоправимую ошибку: «Эх, надо было бульдозер в другое место послать мыть!»
Так вот эти никому не нужные работы и были моим «священным долгом» перед Родиной? Пожалуй. Кроме ритуального эти действия никакого практического смысла не имели.
Еще из «ритуальных» работ вспоминаются наряды «на мукy». Представьте себе большой сарай-склад, одна треть которого заполнена мешками с мукой. Мешки лежат на поддонах в десять или пятнадцать рядов вверх. Как нам объясняли, это вредно для муки в тех мешках, что лежат снизу. Поэтому время от времени нас посылали, почему-то всегда в ночь, перекладывать эти мешки из одного конца сарая в другой. Чтобы те, что лежали сверху, поменялись с теми, что были снизу.
Между тем бессмысленность этого труда была очевидная. Если нельзя, чтобы на нижние мешки давил большой груз, – не кладите на них еще пятнадцать слоев, положите только пять. Все равно сарай заполнен лишь на треть. А можно и стеллажи сделать. Тогда на каждом стеллаже можно всего по два-три мешка размещать. И не нужно будет их перетаскивать постоянно. Да видно, в этих бессмысленных работах есть какая-то «сермяжная правда», не лежащая на поверхности и недоступная средним умам.
А еще одно открытие, потрясшее меня, можно сказать, до глубины души, я сделал в коридоре «учебного корпуса» – сарая, разгороженного на клетушки классов. Здесь мне попал в руки план учебной и боевой подготовки. Из него с удивлением узнал, что каждый божий день мы должны, оказывается, заниматься не хозяйственными работами, как это делалось, а совершенствовать свое тактическое мастерство, изучать материальную часть, закаляться физически и подковываться теоретически. Но все это было чистой воды очковтирательство. Наверное, для приезжающих комиссий.
Каждое утро на разводе мы узнавали, кому и какие хозяйственные работы предстоят. Что до боевой подготовки, то ее практически не было. Прослужив в мотострелковом батальоне два года, я из автомата стрелял всего три раза. Первый раз выпустил три патрона при прохождении курса молодого бойца. Еще дважды нас вывозили на стрельбище. Сколько там патронов давали – уже не помню. Во всяком случае, у кого я ни спрашивал, как пользоваться прицелом на автомате и что там риски означают, никто из сослуживцев мне объяснить не мог.
Вот какие воспоминания оставила у меня о себе доблестная Советская армия. Конечно, все это происходило более тридцати лет назад. Однако, судя по тому, что вижу в Москве или о чем читаю в газетах, положение дел если и изменилось, так только в худшую сторону. По крайней мере в семидесятых годах солдаты не просили милостыню на улицах городов.
СОЛДАТСКИЕ ПРАВА
Какие же меры, на мой взгляд, могли бы изменить ситуацию и сделать армию не таким пугалом, которым она является сейчас? Вот они.
Во-первых, солдат должен быть освобожден ото всех хозяйственных работ. Для чистки картошки, мытья туалетов и подметания двора необходимо в каждой части иметь наемных гражданских работников. Мытье полов – это не ратный труд, а профанация военной службы. Устав внутренней службы различает «боевое дежурство (боевую службу) и дежурство в суточном наряде» (например, статья 230). Так вот «суточные наряды» надо отменить. Раз и навсегда. Все, что не связано с боевой подготовкой и несением боевого дежурства, нужно категорически запретить.
Кстати, такой способ повышения боеспособности армии, как освобождение солдат от несвойственных им хозяйственных работ, давно известен и опробован на практике. Увы, не в нашей армии. Организационная структура пехотной дивизии вермахта (на 1943 год) предусматривала «численность личного состава 10 708 человек и 2 005 человек вольнонаемных (вспомогательный рабочий персонал)». Другими словами, на десять солдат приходилось двое занятых чисткой картошки, наведением порядка и иными хозяйственными делами. Но в Российской армии идея широкого привлечения «вольнонаемных» поддержки не встречает. С подневольными все-таки проще.
Во-вторых, права солдата должны быть надежно защищены. Ему обязаны гарантированно предоставлять отпуск с проездом на родину (у нас из батальона в пятьсот с лишним человек за два года в отпуск ездили человека три-четыре, не больше), еженедельно разрешать увольнение в город (у нас увольнительных никому вообще не давали). От командиров надо требовать неукоснительного соблюдения времени ратного «труда» и времени отдыха.
Должно быть обеспечено право солдата отказаться от выполнения незаконных приказов. В Уголовном кодексе РФ (статья 42) говорится: «Неисполнение заведомо незаконных приказа и распоряжения исключает уголовную ответственность». Но, добавим, не исключает ответственности дисциплинарной. Ведь Устав внутренней службы гласит: «Начальник имеет право отдавать подчиненному приказы и требовать их исполнения. За действия, унижающие человеческое достоинство подчиненного, начальник несет ответственность. Подчиненный обязан беспрекословно выполнять приказы начальника. Выполнив приказ, он может подать жалобу, если считает, что по отношению к нему поступили неправильно».
Жаловаться, это, конечно, прогресс. Крепостным крестьянам было строго-настрого запрещено подавать челобитные на своих помещиков. Какие бы те зверства ни творили. А тут можно пожаловаться и ждать, что с тобою сотворит твой начальник, когда ему сообщат о твоей жалобе. Полагаю, ни у кого не возникает сомнений, на чьей стороне будет командование части?
Поэтому подчиненному должно быть предоставлено право не исполнять заведомо противозаконный приказ или приказ, унижающий его человеческое достоинство. Только в этом случае солдата не будут заставлять драить пол зубной щеткой или заниматься строевой подготовкой в противогазе.
В-третьих, должна быть создана структура, независимая от командования части, представители которой отслеживали бы соблюдение закона в отношениях между командирами и подчиненными. Сейчас жаловаться можно только «по команде», вышестоящему начальнику. Это уголовникам, находящимся в заключении, предоставлено право «обращаться с предложениями, заявлениями и жалобами к администрации учреждения или органа, исполняющего наказания, суд, органы прокуратуры, органы государственной власти и органы местного самоуправления, общественные объединения, а также в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека» (ч. 4 ст. 12 УИК РФ). Это только им гарантировано, что их «предложения, заявления и жалобы, адресованные в органы, осуществляющие контроль и надзор за деятельностью учреждений и органов, исполняющих наказания, цензуре не подлежат и не позднее одних суток (за исключением выходных и праздничных дней) направляются по принадлежности» (ч. 4 ст. 15 УИК РФ).
Пока солдаты срочной службы будут в худшем положении, чем уголовные преступники, отбывающие наказание в местах лишения свободы, до тех пор армия будет пугалом для допризывной молодежи. И никакое «патриотическое воспитание» ничего не изменит в их отношении к предстоящему призыву.
И в заключение хочу сказать, что идея перевести всю армию «на контракт» порочна. Если служба в армии не престижна для граждан, то рано или поздно в армию станут набирать неграждан, готовых служить за деньги. Полагаю, что легко и относительно недорого можно было бы укомплектовать Российскую армию контрактниками из Таджикистана, Молдавии или Китая. Но меня страшит такая перспектива. Наверное, не надо объяснять – почему?
Дарья Гармоненко 
