Юрий Юдин
В романе Михаила Булгакова братья Турбины – на одной стороне, только никак не поймут на какой. Кадр из сериала «Белая гвардия», 2012
Против трактовки Гражданской войны как братоубийственной регулярно возражают. Скажем, историк Александр Широкорад, наш постоянный автор, согласен с большевиками, которые считали эту войну классовой. А определение «братоубийственная», дескать, выдумали эмигранты и либеральные профессора («Не братоубийство, а Гражданская война», «НВО», см. от 24.11.22).
«Никакая гражданская война невозможна без предваряющей ее потери национального чувства единства, взаимной любви и ощущения ценности национальной целостности и мировоззренческой идентичности», – цитирует Широкорад консервативного публициста Михаила Смолина. И откровенно глумится над его концепцией: ну да, ведь «русские аристократы в течение 500 лет считали крестьян своими братьями». Бояре и дворяне «по-братски 500 лет жили за счет крестьян, секли их, насиловали их жен и дочерей».
Но если мы вспомним, что в Гражданской войне за все абсолютно стороны (за белых и красных, за зеленых и жовто-блакитных, не говоря о всяческих басмачах, мусаватистах и прочих мятежниках с национальных окраин) воевали в основном крестьяне, селяне и дехкане, мнение Широкорада покажется не вполне основательным.
Интересы крестьянства на Украине, скажем, пытались выражать и петлюровцы, и махновцы, и прочие разноцветные повстанцы. И большевики, которые даже приняли скопом в ряды РКП(б) всю партию украинских эсеров-боротьбистов, чтобы расширить свою социальную базу. Да и Белое движение очень скоро перестало быть добровольческим: с конца 1918 года в его войсках преобладал крестьянский контингент.
Все это больше похоже на войну внутри одного класса. Или, по-старорежимному, внутри одного сословия. Которое усиленно растаскивают по разным политическим квартирам. А дальше верх берет логика вооруженной борьбы: кто не с нами, тот против нас; в борьбе обретешь ты право свое; бей своих, чтоб чужие боялись.
ДВЕ МОДЕЛИ – ДВЕ ЭПОХИ
На самом деле братоубийство (Каин и Авель, Ромул и Рем) – такая же архетипическая ситуация, как отцеубийство (Уран и Кронос, Эдип и Лай) или сыноубийство (Авраам и Исаак). А казус Каина и Авеля – первое смертоубийство в библейской истории вообще.
Я уже как-то писал о двух моделях раннесоветского социума («Советская литература как семейное предприятие», «НГ», см. от 13.12.21). Повторю основные тезисы вкратце. Антропологи выделяют два типа организации семьи: вдоль горизонтальной оси (дети одних родителей, двоюродные и троюродные родственники и т. п.) либо вдоль вертикальной (поколения). Если смотреть горизонтально, в России круг родни шире, чем на Западе (молочные братья, приемыши, свекровь и теща, братья во Христе и пр.). А вот вертикальная ось у русских, напротив, менее значима. То-то у нас мало кто помнит хотя бы отчество своего прадеда.
Можно обозначить две модели устройства раннесоветского общества.
Первая модель – «братская» и горизонтальная – восходит к монашеским и рыцарским орденам, ремесленным цехам, купеческим гильдиям, религиозным сектам. Для нее важны горизонтальные связи и корпоративные подразделения.
В СССР 1920-х годов эта модель вызывает расцвет группировок в литературе и искусстве. Рабочее самоуправление на заводах и коммуны в деревне. Проповедь свободной любви и свободного брака. Из «братской» модели вытекает и основной конфликт эпохи. Братоубийственные распри в ходе Гражданской войны и послевоенных реформ изображаются в книгах Михаила Шолохова, Бориса Лавренева, Константина Федина, Леонида Леонова, Юрия Олеши, Аркадия Гайдара и многих других писателей.
Политическое продолжение этого конфликта – борьба фракций внутри ВКП(б) после смерти Ленина. Она отодвигает на задний план даже классовую борьбу. И Сталину приходится в ходе коллективизации искусственно выделять из массы крестьян класс кулаков и «подкулачников». И объявлять ему войну, чтобы вернуть ситуацию в догматические рамки.
Другую модель, восходящую к патриархальной семье и абсолютной монархии, назовем моделью «отцов и детей». Здесь сильнее вертикальные связи и важнее роль традиции. Поколения проникнуты чувством взаимной ответственности, хотя именно между ними возникают главные конфликты. Эта модель становится актуальной в 1930-е годы. В деревне на смену добровольным коммунам приходят крепостнические колхозы. В промышленности управление жестко централизуется. Поощряется крепкая советская семья, преследуется «половая распущенность».
Политические дискуссии прекращены: оппоненты просто уничтожаются. А классовая борьба обостряется в 1930-е годы прямо по Сталину (искусственно или закономерно – это уже другой вопрос). Кулаков убивают либо ссылают с конфискацией всего имущества. «Лишенцев» (остатки прежних господствующих классов) планомерно лишают средств существования и жизненных перспектив. Старая интеллигенция после серии показательных процессов абсолютно деморализована.
А примеры Павлика Морозова и его многочисленных подражателей (было целое движение пионеров-«дозорников», их доносы широко освещались в печати – см. «Тимур-воевода дозором», «НГ-Exlibris», от 14.07.21) показывают, что конфликт «отцов и детей» становится основным и в колхозной деревне. И действительно, большевики в ходе коллективизации опирались в деревне не столько на крестьянскую бедноту, сколько на сельскую молодежь – скороспелых комсомольцев.
Примерно тогда же в Советском Союзе оформляются культ Отца народов и миф о сталинской Большой семье. Это сложносочиненное, но вполне патриархальное семейство. Кроме Отца народов, в каждой сфере есть свои отцы-корифеи. В словесности – Горький. В театре – Станиславский. На железной дороге – нарком Каганович. В биологии – академик Павлов. В армии – нарком Ворошилов. В авиации – Чкалов и т.п.
СТРАННОЕ СОЖИТЕЛЬСТВО
Почему в 1920-е годы так важна «братская» модель? Революционное общество резко порвало с «проклятым прошлым», зазор между поколениями стал слишком велик. Зато актуализировались понятия духовного родства и партийной чести, братства по оружию и братства по классу.
Обратимся к роману Булгакова «Белая гвардия». Здесь изображено вроде бы вполне консервативное киевское семейство с развесистыми старорежимными традициями (рождественская елка, кремовые шторы, уютная печь-голландка как символ семейного очага).
Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что это счастливое семейство состоит из двух братьев и сестры, приблудного кузена из Житомира и целого небольшого гарнизона офицеров-приживалов.
Вот уж действительно экспериментальная семья нового типа – практически коммуна Чернышевского. Разница лишь в том, что герои Булгакова заняты не эмансипацией женщин и самоусовершенствованием через спанье на гвоздях, а службой в декоративной армии несостоявшейся державы, которую сами же именуют опереточной.
БРАТЬЯ-КРЕСТЬЯНЕ
Одним из видных красных военачальников считался Павел Дыбенко. Сейчас его поминают в основном как мужа Александры Коллонтай (как раз и проповедовавшей в Советской России свободную любовь, а позднее избравшей дипломатическое поприще).
Павел Дыбенко происходил из крестьянской семьи, из села Людково Черниговской губернии (ныне Брянской области). Служил матросом на Балтфлоте. Участник Октябрьского переворота. Летом 1918 года был направлен на подпольную работу в Одессу, но угодил в тюрьму в Севастополе. С ноября в Украинской советской армии – командует полком, затем 1-й Заднепровской дивизией, вобравшей крупные отряды махновцев и григорьевцев. Поначалу Дыбенко и Махно дружили, но скоро стали врагами.
В апреле 1919 года войска Дыбенко захватили Перекопский перешеек, затем почти весь Крым. Дыбенко командует Крымской советской армией, но ей приходится очистить полуостров под натиском белых. Позднее Дыбенко воюет на Северном Кавказе, участвует в подавлении Кронштадтского мятежа и Тамбовского крестьянского восстания. В 1930-е годы Павел Дыбенко командовал военными округами. В 1938-м его расстреляли, объявив сподвижником Тухачевского и американским шпионом.
Родной брат командарма Федор Дыбенко был двумя годами младше. Он также участвовал в Первой мировой, причем выслужился из рядовых и закончил войну поручиком. С мая 1918 года служил в войсках Украинской державы (то есть гетмана Скоропадского). То есть был некоторым образом соратником поручика Мышлаевского и гвардии поручика Шервинского из «Белой гвардии».
Кстати говоря, почти весь русский офицерский корпус к концу Первой мировой из таких офицеров как Федор Дыбенко и состоял. Не обязательно крестьянского происхождения – их набирали из телеграфистов, техников, земских учителей, наскоро обучали и посылали на фронт. Потому что кадровые офицеры были выбиты в первые годы войны. Виктор Шкловский, сам офицер военного времени, пишет в книге «Революция и фронт»:
«Интеллигенция – в самом примитивном смысле слова, то есть все имеющие какое-нибудь образование, хоть два класса гимназии, – была произведена в офицеры и вела себя… не лучше, а может быть, хуже кадрового офицерства; прапорщик был не популярен, особенно тыловой, зубами вцепившийся в запасный батальон... Из этих людей многие виноваты лишь в том, что слишком легко поддались великолепно поставленной муштровке военных училищ».
Так что поручик Голицын и корнет Оболенский из душещипательного белогвардейского романса – вполне мифические фигуры. И замечательный Мышлаевский – шляхтич, кадровый артиллерист и дельный офицер, которым любуются старшие командиры, – в 1918 году уже редкая птица.
С ноября 1918 года младший Дыбенко служит в Украинской Красной армии, с декабря – комбриг 3-й повстанческой дивизии. В отличие от старшего брата, Федор Дыбенко называл себя анархо-коммунистом (и, конечно, также испытывал симпатии к Махно). Поначалу это не мешало его военно-революционной карьере. Вскоре он дослужился до командира дивизии.
Но 31 марта 1919 года близ станции Дебальцево Федор Дыбенко был убит бойцами своей же дивизии – за своеволие и самочинные расстрелы.
|
|
Боевое братство 1-й Конной армии дало интересный отложенный эффект: из нее вышло около десятка будущих советских маршалов. Фото 1919 года с сайта www.goskatalog.ru |
А были еще два брата Мироновых. Филипп – командующий 2-й Конной армией, личный враг Троцкого, Ворошилова и Буденного. И Феофан – видный махновец.
Оба родились на хуторе близ станицы Усть-Медведицкая. Филипп закончил казачье юнкерское училище, участвовал в Русско-японской и Первой мировой, дослужился до звания войскового старшины, то есть подполковника. Карьера его в РККА при советской власти замалчивалась, но позднее неоднократно описывалась. Достаточно упомянуть, что он командовал 2-й Конной армией, за которой числится немало славных побед – но боевой путь ее известен гораздо меньше, чем деяния 1-й Конной Буденного и Ворошилова.
Погиб Филипп Миронов в апреле 1921 года в Бутырской тюрьме при неясных обстоятельствах. Он стал прототипом командарма Мигулина – героя романа Юрия Трифонова «Старик».
Биография младшего брата Феофана известна плохо. С 1918 года он воевал в повстанческом красном отряде. С июня 1919-го в армии Махно, тогда же вступил в группу анархистов-коммунистов. Командовал полком, был начальником штаба двух разных корпусов махновской армии – впрочем, эти формирования были недолговечными. Арестовывался ЧК, сидел в тюрьме в Саратовской губернии, но избежал расстрела и был отпущен. Послевоенная его судьба неизвестна.
БРАТЬЯ-ПРОЛЕТАРИИ
Еще один знаменитый красный военный деятель Александр Пархоменко родился в селе Макаров Яр Славяносербского уезда (ныне село Пархоменко Краснодонского района в ЛНР). Происходил из казацкого рода, известного с Запорожской Сечи и Гетманщины, по украинским меркам аристократического. Но род был бедным и захудалым, и трудовую биографию Александр Пархоменко начал в 1900 года рабочим на заводах Луганска. Вскоре стал профессиональным революционером, участником событий 1905–1907 годов.
В Первую мировую Пархоменко как рабочего-металлурга не призвали, но после крупных забастовок 1916 года все же отправили на фронт. Но в 1917-м Пархоменко уже снова в Донбассе: возглавляет штаб Красной гвардии Луганска, формирует рабоче-крестьянскую милицию, сражается с казаками атамана Каледина и германскими оккупантами.
В Гражданскую Пархоменко делает быструю карьеру в РККА, но поначалу не полководческую, а комиссарскую: служит особоуполномоченным Реввоенсоветов разных армий и комендантом нескольких городов.
Темное пятно на его биографии – разграбление Ростова-на-Дону бойцами 1-й Конной армии. В феврале 1920 года из штаба 8-й армии РККА, преимущественно пехотной, которая вместе с армией Буденного заняла Ростов, в Москву ушла телеграмма такого содержания:
«Армия Буденного разлагается с каждым днем. Установлены грабежи, пьянство, пребывание в штабе подозрительных женщин, по слухам, были случаи убийства наиболее сознательных товарищей. Буденный перестает считаться с кем-либо. Бесчинства, творимые им на жел. дор., совершенно невероятны: непрерывные захваты топлива, паровозов, вагонов экстренных поездов, расхищение трофейного имущества. За каждой частью следует хвост вагонов, наполненных женщинами и награбленным имуществом. По заявлению тов. Миронова, число таких вагонов около 120 на дивизию».
Александр Пархоменко как раз и был красным комендантом Ростова, но не оказал никакого противодействия массовым грабежам, изнасилованиям и бесчинствам буденновцев. После этого Троцкий, наркомвоенмор и главнокомандующий войсками красных, потребовал ареста Пархоменко. Но за того заступился Сталин, который был знаком с Пархоменко со времен боев под Царицыном.
В итоге Александру Пархоменко дали под командование кавалерийскую дивизию, с которой он совершил глубокий рейд по тылам поляков. Затем он воевал в причерноморских степях против врангелевцев. Получил два ордена Красного знамени. Участвовал в подавлении махновского движения, и в итоге погиб в стычке с махновцами.
Дело было в начале 1921 года у села Бузовка Таращанского уезда Киевской губернии. Летучий отряд Махно неожиданно напал на штаб дивизии Пархоменко и после краткого боя изрубил красных вместе с начдивом.
В советской печати ходили легенды, что Александра Пархоменко застрелил лично Нестор Махно. Видный советский писатель Всеволод Иванов написал роман «Пархоменко» (1939). Вскоре его книгу экранизировали. Но все эти романтические версии имели мало общего с действительностью.
Между тем у красного командира Пахоменко был младший брат Артем, который стал… совершенно верно изволили догадаться, махновцем и анархо-коммунистом.
Артем Пахоменко поначалу не получил пролетарской закалки, но наверстал это упущение позднее. С 16 лет он трудился извозчиком в Луганске. В Первую мировую был мобилизован, тяжело ранен и комиссован. В 1917 году в Луганске вступил в боевую дружину патронного завода, а затем в 1-й социалистический отряд Ворошилова. Но вскоре подался к анархистам – вступил в группу «Набат» (идеологическую структуру махновской армии).
Артем Пархоменко был командиром роты и батальона у Махно, участвовал в махновских рейдах по территории Донбасса. Летом 1920 года командовал полком махновской армии. Позднее примкнул к восстанию Александра Антонова – эсера, предводителя крестьянского бунта – и партизанил против красных в Тамбовской губернии.
Как ни странно, при такой бурной биографии Артем Пархоменко надолго пережил своего старшего брата. В феврале 1921-го он был в Луганске на похоронах брата и сложил оружие. Остался жить в Луганске, работал на заводах. Умудрился избежать репрессий конца 1930-х. Во время Великой Отечественной был в эвакуации, затем вернулся и дожил в Луганске до 1964 года.
Правда, по другой версии Артем Пархоменко погиб от рук красных вскоре после гибели Александра Пархоменко от рук махновцев. Но эта версия лишь заостряет наш основной тезис: Гражданская война была в основе своей крестьянской.
Крестьяне, кем бы мы их ни считали, классом или сословием, воевали в этой войне сами с собой. Разумеется, под разными лозунгами, как-то оправдывавшими взаимное ожесточение и разряды накопившейся ненависти.
БРАТЬЯ-ФУТУРИСТЫ
Но что мы все о красных да о махновцах, о крестьянах да о казаках. Это уже становится однообразным. Перенесемся совсем в другую сферу – литературно-художественную.
Ядро движения петербургских футуристов составляли харьковские уроженцы братья Бурлюки – Давид, Николай и Владимир.
Старший, Давид, был посредственный стихотворец, талантливый художник и видный деятель петербургского авангарда – идеолог футуристов, издатель, организатор публичных выступлений. Одним словом, человек-оркестр.
Средний брат Владимир занимался живописью, но большого успеха не добился. А младший брат Николай – поэт с проблесками гениальности, погибший в ходе Гражданской войны. Его стихи восторженно цитировал Валентин Катаев в своей поздней прозе. Например, такие: «С легким вздохом, тихим шагом,/ Через сумрак смутных дней/ По долинам и оврагам/ Древней родины моей,/ По ее глухим лесам,/ По невспаханным полям,/ По шуршащим очеретам,/ По ручьям и болотам/ Каждый вечер ходит кто-то/ Утомленный и больной,/ В голубых глазах дремота/ Греет вещей теплотой./ И в плаще ночей широком/ Плещет, плещет на реке,/ Оставляя ненароком/ След копыта на песке».
Тут важна и биографическая близость: во время Первой мировой войны Николай Бурлюк, как и Катаев, был прапорщиком на Румынском фронте. А позднее обоим пришлось послужить и белым, и красным.
Путь младшего Бурлюка был сложным и извилистым – и творческий, и жизненный. Например, начинал он как футурист. Но вскоре перешел к акмеистам, под крыло Николая Гумилева. Кстати, судьбы их тоже в чем-то схожи: Николая Бурлюка также расстреляли красные. Правда, его не обвиняли в контрреволюционном заговоре, а шлепнули просто так, за здорово живешь, в превентивных целях, как подозрительное лицо.
Братья Бурлюки родились в семье агронома Давида Бурлюка, представителя старого казачьего рода, который позднее служил управляющим в имении графа Мордвинова в Таврической губернии.
Николай Бурлюк окончил херсонскую гимназию и Петербургский университет (учился поначалу на историко-филологическом факультете, но закончил физико-математический, при котором было агрономическое отделение). Поэт Бенедикт Лившиц (участник Первой мировой, доброволец, был награжден Георгиевским крестом за храбрость) так писал нем в книге мемуаров «Полутораглазый стрелец»: «Третий сын, Николай, рослый великовозрастный юноша, был поэт. Застенчивый, красневший при каждом обращении к нему… он отличался крайней незлобивостью, сносил молча обиды, и за это братья насмешливо называли его Христом. Он только недавно начал писать, но был подлинный поэт, то есть имел свой собственный, неповторимый мир, не укладывавшийся в его рахитичные стихи... При всей своей мягкости и ласковости, от головы до ног обволакивавших собеседника, Николай был человек убежденный, верный своему внутреннему опыту, и в этом смысле более стойкий, чем Давид и Владимир… У него была привычка задумываться во время еды: выкатив глаза, хищнически устремив вперед ястребиный нос, он в сомнамбулическом трансе пищеварения настигал какую-то ускользавшую мысль; крепкими зубами перегрызая кость, он, казалось, сводил счеты с только что пойманною там, далеко от нас, добычей».
Поначалу Николай Бурлюк был членом футуристической группы «Гилея». При этом писал импрессионистскую лирическую прозу, далекую от исканий футуристов. Зато был автором нескольких теоретических статей и манифестов футуристического движения. Петербургская квартира его была одним из штабов футуристов.
В 1916 году Николай Бурлюк был мобилизован в действующую армию на правах вольноопределяющегося. Попал на Румынский фронт, служил в электротехническом батальоне, закончил школу прапорщиков, учил телеграфистов в военно-полевой школе. После Октябрьского переворота ему пришлось послужить и в Державной варте (Государственной страже) Скоропадского, и у Петлюры при Директории, и у красных, и у белых. Всякая следующая власть мобилизовала его и норовила использовать как военного специалиста.
В итоге ему это надоело. В 1919–1920 годах Бурлюк скрывался от мобилизации как в Белую армию, так и РККА. А в декабре 1920-го, решив, что Гражданская война закончена, он добровольно явился в военный комиссариат в Херсоне, чтобы встать на учет как бывший офицер. На него тут же завели дело.
Обвинительное заключение было опубликовано в 2004 году. Мы приведем его в отрывках, с частичным сохранением особенностей орфографии.
«По делу № 607/196, по обвинению БУРЛЮК Николая Давидовича в службе у белых. Я, Следователь Особотдарма 6 Рогов, рассмотрев дело, нашел:
БУРЛЮК Николай Давидович… происходит из мещан Харьковской губернии, женат, большую часть жизни проживал в Херсоне. Русский, православный, сын бывшего управляющего… беспартийный, сам имущества никакого не имеет... Служил в Электро-Техническом Баталионе и в 1917 году 15 июля кончает школу Инженерных прапорщиков… Ввиду разоружения дивизиона белыми добровольцами на ст. Сокол Бурлюк уезжает в Кишинев в Радио-Румфронта… Затем уезжает в Измаил уездным представителем Министерства земледелия Молдавской Республики, в марте месяце 18 года уходит в запас армии… Через Одессу едет на жительство в Херсон, где пристраивается чернорабочим завода Вадон, затем помощником табельщика… В ноябре месяце 18 года по объявленной мобилизации Гетманом направляется в Одессу в Радио-Дивизион, где от Гетмана переходит к Петлюре, затем к белым… Служит в Красной армии до мая 19 года, после чего переходит на службу в морскую пограничную стражу… Уезжает в Алешки для подыскания службы учителя, дабы не попасть в ряды белых… Отправляется на фронт против Махно в районе Знаменка, затем в Гуляй-Поле, показывает, что следует рядовым телефонистом... Скрывался до декабря 20 года, после чего сам является в комиссариат для учета как бывший офицер...
Полагал бы: БУРЛЮКА Николая Давидовича, 31 года, расстрелять.
Следователь: Рогов. Завследчастью: Согласен. Голуб. 25 декабря 1920.
Резолюция: Утверждается Чрезвычайной тройкой особотдела 6 армии».
27 декабря 1920 года Николай Бурлюк был расстрелян в Херсоне.
ЦИКЛОП-ЯСНОВИДЯЩИЙ
Старший брат Давид Бурлюк, несмотря на свои революционные наклонности, с красными тоже не ужился. Мобилизация ему не грозила: он был одноглазым. Глаз он потерял еще в детстве, забавляясь с игрушечной пушкою. Но опасностей в ту пору хватало и в тылу.
Он чудом избежал гибели во время разгрома анархистов в Москве. Гастролировал с Маяковским по Уралу и Сибири. В 1919-м оказался во Владивостоке и вскоре уехал в Японию. Оттуда через пару лет добрался до США и осел в Нью-Йорке. Он прожил долгую и в целом благополучную жизнь. Дважды посещал СССР по приглашению Союза писателей. Он знал о расстреле брата, но никак не афишировал этот факт – вероятно, чтобы сохранить отношения с американскими левыми кругами.
В мифических представлениях слепота или кривизна – признак нечистой силы («след копыта на песке»). С другой стороны, слепцов со времен Гомера нередко считают прорицателями или ясновидящими.
Но слепая стихия крестьянской войны не щадит никого. Даже тех, кто по неграмотности не умеет читать вывески на штабах разноцветных армий и политических органов.
Бенедикт Лившиц так заканчивает одну из глав своей книги, пытаясь передать впечатления от живописи футуристов: «И мне… рисовалась такая картина: навстречу Западу, подпираемые Востоком, в безудержном катаклизме надвигаются залитые ослепительным светом праистории атавистические пласты, дилювиальные ритмы, а впереди, размахивая копьем, мчится в облаке радужной пыли дикий всадник, скифский воин, обернувшись лицом назад и только полглаза скосив на Запад – полутораглазый стрелец!»
Можно вспомнить еще строки Маяковского «Я одинок как последний глаз / у идущего к слепым человека». Родившиеся явно не без оглядки на Давида Бурлюка. Но самый сильный образ – поле, покрытое слепыми солдатами из сна генерала Хлудова в фильме режиссеров Алова и Наумова «Бег» (1970). В первоисточнике – пьесе Булгакова этого конкретного эпизода нет. Но вся пьеса решена в стилистике сновидений. А идеалист Голубков называет Хлудова «слепым убийцей».
