Алиса в небесах

Из проекта «Алиса в Стране чудес».
Фото Владимира Клавихо-Телепнева

В Art Spaice Vinissimo, выставочном пространстве в центре Старого Арбата, не улицы, а именно района, открылась выставка фоторабот Владимира Клавихо-Телепнева «Алиса в Стране чудес». Название говорит само за себя: это серия постановочных фотографий, иллюстрировавших знаменитую книгу Льюиса Кэрролла.

Сама книга с иллюстрациями автора вышла в конце весны и осталась почти незамеченной. Может быть, из-за того, что была заслонена рекламой совершенно беспомощного фильма Тима Бертона, может быть, потому, что магазины оказались заполнены такими же беспомощными, как фильм, многочисленными переизданиями этой сказки, сделанными чудовищными художниками. Так или иначе, небольшой тираж «Алисы» с иллюстрациями Владимира Клавихо-Телепнева разлетелся быстро, и допечаток его не было. Выставка дает возможность не просто ознакомиться с этой работой, но оценить ее именно с художественной точки зрения.

Съемки длились почти десять лет, у художника начали меняться приоритеты, и он стал исподволь придавать этой английской сказке чисто русский оттенок. Алиса на его снимках начала трансформироваться и наделяться чертами, характерными скорее для русского символизма, чем для Англии конца XIX века. Получилась история, рассказывающая об эмоциях и переживаниях девочки-подростка, наделенной фантазией и повышенной чувствительностью. «Не улыбается подросток, поклонник Байрона, – он хмур┘» – писала Марина Цветаева, пронесшая через всю жизнь верность внезапным и откровенным детским эмоциям. Алиса в представлении Владимира Клавихо-Телепнева часто угрюма, сосредоточенна, иногда эмоционально взвинчена. Она по-байроновски романтична и готова отдаться первым же подлинным чувствам. Если у Бертона Алиса далеко уже не девочка, а скорее замужняя дева, то Владимиру Клавихо-Телепневу удалось передать именно девичество, почти детство своей героини, сумбурное и радостное одновременно.

В этом цикле автор отсылает нас не только к дагеротипам самого Льюиса Кэрролла второй половины XIX века, но также и к образам русской живописи (Врубель, Васнецов), не забывая об эпохе русского модерна. Он напоминает вскользь и о Набокове, первом переводчике на русский язык этой книги, испуганном «безумной фантазией» Кэрролла.

Очень важная часть и книги, и фотосерии – сцена «безумного чаепития»: «У самого дома под деревом стоял стол, и Мартовский Заяц и Шляпник пили за ним чай. Соня сидел между ними, крепко уснув, а эти двое использовали его как подушку, опираясь на него локтями и переговариваясь через его голову». Эта сцена именно с такой долей сумасшествия изображена и в книге, и в работах художника. Причем Алиса в ней вдруг напоминает куклу – неподвижная и замершая, она сродни другим героям книги, на мгновение застывшим перед вспышкой света, чтобы навсегда оказаться запечатленными на дагеротипах мастера. Льюиса Кэрролла, конечно.