Егор Ларичев ПОСТРОИТЬ музей - это для любого архитектора не обыкновенный заказ, а мероприятие статусное. Это все равно что для обычного человека дерево посадить. В то же время всякий университетский городок считает делом чести возвести хоть маленький, но музей современного искусства. В результате музеев понатыкали, как палок.
Жанр этот для мировой архитектурной практики сравнительно новый: пинакотеки когда еще строили, а вот чтоб инсталляцию разместить - эта задача не так уж давно встала. Но, честно говоря, связь между архитектурой и актуальным процессом исчезла сразу после дадаистов, устраивавших входы на свои выставки через сортиры. Нежно полюбив авангард, западное общество его стерилизовало, пустив процесс музеефикации в обратку - превратив в музеефикцию.
Если разобраться, то западный музей современного искусства образца середины века, да и частная лофт-галерея девяностых выглядят одинаково - как сумасшедший дом. Пустое и ограниченное пространство для одаренных или бездарных психов. Белая неокультуренная зона, фиксирующая ВСЕ следы художественных отправлений, как бы скудны они ни были. Архитектуры - никакой, дизайна - тоже, пространство - условно-ждущее.
Кое-кто, конечно, и раньше добивался успехов. Как, например, Фрэнк Ллойд Райт, который использовал для структурирования пространства музея схему гаражного пандуса. Так ведь и ругали Нью-Йоркский Гуггенхайм лет двадцать после этого стиральной машинкой. Оскар Нимейер в 1989 году сделал свой музей в виде летающей тарелочки и тут же получил Притцкеровскую премию. Но оба музея были ориентированы все-таки на живопись, что сейчас не так актуально.
Прорыв осуществил в 1996 году Фрэнк Гери со своим сараем-скульптурой в Бильбао (тоже музей Гуггенхайма). Тут, конечно, и форма замечательна, и титан - инновационный материал, но внутри - тот же ангар, только кривой. В гериевские кожухи даже большие произведения вкладываются как матрешки, не работая вместе.
Далее последовала лондонская галерея Тейт - типичный "музей вдогонку" (коллекция уже существовала), но с большими экспозиционными возможностями. Основная коллекция живет в маленьких белых комнатках, а обалденный, чудно освещенный машинный зал используется для размещения масштабных проектов и временных экспозиций.
Венская зенитная Башня Питера Нойвера, куда предлагается вселиться работам современных художников, изначально энергетически доминирует над искусством. Здесь осуществляется агрессивный симбиоз искусства и архитектуры, как пожирающих друг друга крайностей. В результате реди-мейд башни превращается в монолит, залитый искусством, как бетоном, навечно, как консервная банка.
Итог в этом непростом диалоге архитектуры и искусства подводит двумя своими лас-вегасскими залами Гуггенхайма Рэм Коолхаас. Внешней репрезентативности или скульптурности там никакой (а ведь делал же он Кунстхалле в Роттердаме в виде супрематического натюрморта!). Внутри, кажется, голая функция, машина. Но - один музей классический (там шедевры - картины), другой - гедонистический, мультимедийный; один - экранированный от внешнего мира железом стен, другой - ему открытый и его слушающий. Архитектура Коолхааса провоцирует ситуацию битвы культур, причем в качестве бонуса европейской классике голландец предоставляет танк или бронежилет из кортена "Эрмитаж - Гуггенхайм", а из "Большой коробки" веет сквознячком глобализации и скачут железные кони-мотоциклы.
Можно бы праздновать победу - конец музеефикции, а значит, новый синтез искусств не за горами. Но Россия пока не может похвастаться даже новыми музеями, не говоря уж о тонких подходах к современному искусству. Есть Музей Маяковского Андрея Бокова, есть ресторан "Улица О.Г.И." Александра Бродского, по совместительству являющийся художественной галереей, но оба явления не более чем локальные. Единственное утешение в том, что галерея "Эрмитаж - Гуггенхайм" в Лас-Вегасе наполовину наша (холдинг "Интеррос" вложил со стороны Эрмитажа около миллиона долларов). Однако, при всем желании, извлечь ее из этой клоаки игорного бизнеса и разврата даже механически не представляется возможным. Что же до картин, то большей части населения страны придется ездить в Питер, когда выставки из Вегаса будут перемещаться туда. Но это все, как, впрочем, и Гуггенхайм в здании петербургского Главного штаба (архитекторы - Коолхаас и Гери), промоушном которого открытие Галереи в Лас-Вегасе является, - история будущая, а значит, пока фиктивная.
