Почувствуйте разницу...

В качестве специального корреспондента агентств ИТАР-ТАСС и АРМС-ТАСС мне пришлось с 1991 года и по настоящее время побывать фактически на всех крупнейших аэрокосмических салонах мира. Поэтому специфику каждого из них знаю, как говорится, «на своей шкуре». Несмотря на сложность работы по информационному освещению любой подобной выставки в любом регионе планеты, всегда собираешься в дальний путь как на праздник. Но как только слышу – «МАКС», сразу же портится настроение. Потому что нигде не сталкиваешься с таким количеством проблем и сложностей, как в Жуковском.

ПЕЧАЛЬНЫЙ РЕКОРД

Наши авиационные чиновники да и некоторые руководители более высокого ранга довольно часто позволяют себе сравнивать МАКС с аэрокосмическим салоном, который по тем же годам проводится в пригороде французской столицы Ле Бурже. Полагаю, что такое сравнение некорректно.

Парижская выставка по праву занимает первое место в мировом рейтинге аэрокосмических смотров, поэтому неудивительно, что именно она поднимает планку качества организации на запредельную высоту, превзойти которую спят и видят устроители МАКСа. Однако от желания до реальной действительности дистанция огромного размера.

Прежде всего Ле Бурже – это действительно салон мирового уровня, предназначенный прежде всего для ведения бизнеса (четыре дня из шести) и только потом для демонстрации мировых достижений в области авиации и космонавтики всем желающим. Причем для того чтобы увидеть воздушное шоу, даже необязательно находиться на территории аэродрома Ле Бурже. Можно припарковать свою машину рядом и в течение нескольких часов наблюдать за программой демонстрационных полетов, что, собственно, и делает подавляющая часть французов.

В первый день работы салон официально открывает президент Франции. Лишь в этом году новый глава Пятой республики Николя Саркози изменил многолетней традиции и появился на выставке в публичный день, направив на открытие премьер-министра Франсуа Фийона. Однако независимо от того, кто дает отмашку началу работы Парижского салона, рядовые экспоненты совершенно не чувствуют этого на себе. Находясь на территории Ле Бурже, вы можете даже и не знать, что сюда прибыло первое лицо государства. Все сделано так, что ваши пути совершенно не пересекаются, и вы можете спокойно выполнять свою программу, ради которой, собственно, и приехали в Ле Бурже. Заплатив, кстати, как и для приезда в Жуковский, немалые деньги.

Никто не перекрывает дороги, ведущие к аэродрому, не устраивает многокилометровых пробок, не образует специальных зон оцепления на территории самого салона, куда не пускают даже с VIP-пропусками, не устраивает специальной «президентской линейки» самолетов, которые должен осмотреть лидер страны, не препятствует проезду на территорию салона автомобилей, имеющих соответствующие пропуска. В день открытия даже проще доехать до Ле Бурже на общественном транспорте (20 минут из центра Парижа на скоростном поезде) и еще пройтись пешком (15–25 минут) до ближайшей проходной. Можно, конечно, воспользоваться специальным автобусом от станции Ле Бурже, но пешком удобнее.

Чувствуете разницу? Чтобы добраться до Ле Бурже из центра Парижа, как говориться, своим ходом, надо потратить менее часа. А в первый день работы МАКС-2007, например, делегации некоторых крупнейших иностранных фирм, отъехавших от отеля «Метрополь» в 6.30 утра, оказались у своих стендов лишь в 12.30. Шесть (!) часов на дорогу – лишь один из печальных «рекордов» МАКСа, о которых его организаторы стараются умалчивать.

ЧТО ПРЕВЫШЕ ВСЕГО?

Нельзя не отметить: доводить ситуацию с безопасностью в день начала работы МАКСа до вселенской истерии – многолетняя традиция. Когда в 1997 году салон решил открыть президент Ельцин, вход на аэродром вообще перекрыли, оставив на три часа под палящим солнцем всех, кто к тому времени не успел просочиться на территорию выставки – VIP-персон, дипломатов, участников и пр. Не пощадили даже детей, которых взяли с собой некоторые взрослые. Сам Борис Николаевич шествовал по территории салона в окружении сотни вооруженных до зубов охранников в черной униформе и со снайперскими винтовками, автоматами и прочим легким стрелковым оружием наперевес.

С тех пор прошло уже 10 лет, однако мало что изменилось.

В 2005 году, например, я ждал выхода Владимира Путина из одного из павильонов, чтобы сделать фотографию для обложки журнала. Видя намерение автора этих строк занять удобную для съемки позицию, его блокировал ретивый подполковник милиции со словами: «Стой, сука, а не то размажем по стенке!» Если такое обращение к журналисту, выполняющему свою профессиональную работу и имеющему не только аккредитацию «Пресса», но и VIP-аккредитацию, позволяет офицер в звании подполковника, то что говорить об отношении к простым посетителям с обычными входными или пригласительными билетами.

Для сравнения: с 1991 года мне пришлось 10 раз освещать работу салона в Ле Бурже. Начиная с 1995 года я шесть раз сопровождал по территории аэродрома президента Франции Жака Ширака, находясь в непосредственной близости от него и используя эту ситуацию, чтобы вести съемку. И ни разу ни один из офицеров службы безопасности французского президента не позволил по отношению ко мне как иностранному журналисту каких-либо действий, блокирующих мою профессиональную работу. Естественно, что телохранители, видя мою аккредитацию, оценив мои намерения, маршрут передвижения и профессиональные действия, старались не упускать меня (как и других таких же представителей прессы) из виду. И только если я невзначай пересекал невидимый, но реально существующий рубеж между мною и охраняемым лицом, ближайший офицер произносил вслух: «Аттансьон, месье!» («Внимание, господин!»). И не более того...

Ничего общего между Ле Бурже и МАКСом нет и в плане организации нормальной работы журналистов в пресс-центре и на пресс-конференциях. В этом году в металлическом сарае (павильон № 12), именуемом пресс-центром, а также других сараях аналогичного типа, носящих название конференц-залов, организаторы сделали все возможное, чтобы проверить сотрудников СМИ на выживаемость в экстремальных условиях. Температура в этих сооружениях порой достигала 40 градусов по Цельсию.

Неужели не нашлось средств, чтобы оснастить места работы журналистов кондиционерами, как это делается даже на салонах, имеющих весьма невысокий рейтинг в мировой табели о рангах?

НЕОБЪЯСНИМЫЕ ПАРАДОКСЫ

Одной из странностей нынешнего МАКСа было, например, требование к журналистам оформить так называемую «форму № 11» на право проноса на территорию салона профессиональной аппаратуры (портативного компьютера, фотоаппарата, диктофона и пр.). Ни в одной стране мира это делать не нужно. Если вам необходимо разрешение на съемку, как, например, на салоне «Дифендори» в Греции, то вы идете в оргкомитет и в течение нескольких минут получаете дополнительный бейдж – нагрудную карточку.

Самое интересное то, что оформленную форму № 11 за все дни работы на МАКСе у меня никто не спросил. Она просто никому не была нужна. Кстати, представители иностранных разведок, которые стадами перемещались по территории МАКСа в первые рабочие дни, тоже оформляли у дирекции салона право на пронос своей специальной аппаратуры? Или это требование касалось только российских журналистов?

Необъяснимых парадоксов в работе МАКСа много. Ну, например, если ваш автомобиль с VIP-пропуском и вас самого проверили, осмотрели, обнюхали с собаками на центральной проходной Летно-исследовательского института и разрешили продолжать движение, то зачем через один километр при въезде уже на территорию самого салона вас и вашу машину опять проверять, обнюхивать уже собаками другой породы? Складывается впечатление, что у МАКСа много организаторов и различных служб безопасности, которые слабо координируют свои действия.

На каждом салоне, например, милиция с гордостью сообщает журналистам, какое количество острых, колющих и режущих предметов удалось изъять у посетителей. В то же время в 800 метрах от входа на территорию МАКСа, где производится досмотр, открыты торговые палатки, в которых можно спокойно купить охотничий нож любого размера.

Впрочем, МАКС, даже несмотря на обилие авиационной техники, больше напоминает базар среднего пошиба, а не международный салон. Нигде в мире вы не увидите такого обилия пивных точек и шашлычных мангалов, за которыми орудуют гастарбайтеры. Грязные, голые, в каких-то немыслимых драных трусах, они приводят в ужас иностранных гостей, видавших опрятные территории Ле Бурже, Фарнборо и других авиасалонов.

Нигде в мире на территории авиасалонов не разрешается продавать продукцию, не имеющую отношения к авиации и космосу. И только в Жуковском торгуют чем попало, как на городской толкучке, – от кваса до лаптей.

Складывается впечатление, что организаторам МАКСа главное – получить деньги за торговые лицензии, а что будут предлагать их обладатели посетителям, вопрос несущественный. Все дни своей работы МАКС, как и в предыдущие годы, скорее напоминал шашлычно-пивной фестиваль, чем международный аэрокосмический салон.

Организаторы выставки в Жуковском довольно часто сетуют на нехватку денежных средств, забывая порой, что эти средства буквально валяются у них под ногами. Если после падения Берлинской стены эту стену удалось распродать буквально по кирпичикам, то что мешает организаторам салона продать с аукциона, например, сортиры, которыми посетители МАКСа вынуждены пользоваться с 1992 года? Думаю, что в мире найдется немало богатых иностранцев, желающих приобрести подобные раритеты...

...Каждый раз после окончания МАКСа чиновники самых разных рангов клятвенно обещают нам, что вот уж через два года все будет о’кей. Появится новая дорога, исчезнут очереди, будут новые туалеты и т.д. Можно, конечно, построить к МАКСу шикарную автостраду. Только где гарантия, что она не упрется в итоге в шлагбаум, у которого будет стоять милиционер с перекошенным от ненависти к своим соотечественникам лицом и словами: «Стой, сука, а не то размажем по стенке».