Тайны советской артиллерии

Нашу артиллерию лихорадило из-за некомпетентности начальников вплоть до замнаркома по вооружению Тухачевского. Фото © РИА Новости

Увы, на самом деле артиллерию буквально трясло от некомпетентности начальников от главных конструкторов артсистем до замнаркома по вооружению Тухачевского. Но поскольку почти все эти деятели были посмертно реабилитированы в 1956–1962 годах, либеральным историкам стало не с руки разоблачать их проделки.

Начну с набившего оскомину утверждения: 76‑мм пушка Грабина ЗИС‑3 была лучшей в мире дивизионной пушкой. Формально все верно, но в вермахте вообще не было дивизионных пушек, если не считать трофейных советских и французских.

По опыту Первой мировой войны германские генералы считали, что все полевые орудия должны вести навесную стрельбу. Посему в производство в 1930–1940 годах были запущены исключительно пехотные орудия калибра 7,5 см и 15 см с углом возвышения 75 градусов и 10,5‑см и 15‑см полевые гаубицы.

В какой‑то мере аналогом 7,5‑см пехотного орудия можно считать 76‑мм полковую пушку образца 1927 года. Эта пушка являлась модернизацией 76‑мм горной пушки образца 1909 года. Причем ни горная, ни полевая пушки не могли вести навесной огонь: угол возвышения их был ограничен 25 градусами. Тут дело не в ошибках конструкторов, а в идеале царских и красных стратегов, желающих воевать «на большом чистом поле, как при Бонапарте».

До сих пор титулованные авторы военно‑технических изданий ерничают над технической отсталостью 7,5‑см пехотных и японских батальонных орудий, у которых было устаревшее раздельно‑гильзовое заряжание. А вот у нашей 76‑мм полковушки было передовое унитарное заряжание. Да, действительно, унитарное заряжание увеличивает скорострельность в первые 2–3 минуты боя, далее же все решает живучесть противооткатных устройств.

Зато раздельно‑гильзовое заряжание позволяло вести огонь переменными зарядами, допуская любую траекторию полета снарядов. Так, 7,5‑см германское пехотное орудие, находясь на дистанции 20 м от пятиэтажного дома, при стрельбе зарядом № 1 могло поразить цель, находившуюся у противоположной стены дома. Надо ли объяснять, насколько эффективна такая стрельба не только в городе, но и в горах, в лесу, при стрельбе из глубокого окопа и т.д.?

Знали ли об этом наши артиллеристы? Разумеется, знали.

Вот, к примеру, рассмотрим орудия, включенные в систему артиллерийского вооружения на 1929–1932 годы, которая была утверждена постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 15 июля 1920 года и имела силу закона. В этой системе в разделе «Батальонная артиллерия» состояли 76‑мм мортиры с углом возвышения 70 градусов. В разделе «Полковая артиллерия» – 122‑мм мортиры с углом возвышения 75 градусов. В разделе «Дивизионная артиллерия» – 152‑мм мортиры с углом 80 градусов. В разделе «Корпусная артиллерия» – 203‑мм мортиры с углом 80 градусов.

Как видим, упрекать наших артиллеристов в недооценке навесного огня просто несерьезно. Но увы, ни один из пунктов программы выполнен не был.

А вот система артиллерийского вооружения на 1933–1937 годы. Среди прочего там:

– 76‑мм пушка‑мортира для вооружения стрелковых батальонов;

– 152‑мм мортира для вооружения стрелкового полка;

– 203‑мм мортира для корпусной артиллерии (угол возвышения 80 градусов).

Результат? Опять все три пункта не были выполнены.

Таким образом, если по остальным образцам артиллерийского вооружения обе предвоенные программы были выполнены, то ни одна мортира на вооружение не поступила. Что это – случайность? Или, может, наши конструкторы сплоховали и кривые мортиры делали?

В 1928–1930 годах было изготовлено не менее дюжины 76‑мм батальонных мортир. В их проектировании принимали участие лучшие конструкторы страны. Все эти системы прошли испытания и показали в целом неплохие результаты. Но в начале 1930‑х годов работы над ними прекратили.

В декабре 1937 года Артуправление решило вернуться к вопросу о 76‑мм мортирах. Военный инженер 3 ранга НТО Артуправления Синолицын написал в заключении, что печальный конец истории с 76‑мм батальонными мортирами «...является прямым актом вредительства... Считаю, что работы по легким мортирам надо немедленно возобновить, а все ранее изготовленные мортиры, разбросанные по заводам и полигонам, разыскать».

Тем не менее работы по этим мортирам возобновлены не были, а четыре опытные 76‑мм мортиры были отправлены в Артиллерийский музей.

Выражение «пушка‑мортира» не прижилось, и такие системы стали называть батальонными гаубицами. Было спроектировано и испытано две такие гаубицы – 35К завода № 8 и Ф‑23 завода № 92.

Гаубица 35К была спроектирована и изготовлена на заводе № 8 под руководством В. Сидоренко. Она предназначалась для горных и воздушно‑десантных частей, а также в качестве батальонного орудия для непосредственной поддержки пехоты.

Проектирование гаубицы 35К началось в 1935 году. 9 мая 1936 года первый опытный образец был сдан военпреду.

Орудие разбиралось на 9 частей весом от 35 до 38 кг. Таким образом, в разобранном виде оно могло транспортироваться не только на конских, но и на людских вьюках.

Гаубица 35К испытывалась на НИАПе пять раз.

Первое испытание произошло в мае‑июне 1936 года. После 164 выстрелов и 300 км пробега гаубица вышла из строя и была снята с испытаний.

Второе испытание – сентябрь 1936 года. При стрельбе лопнула лобовая связь, так как отсутствовали болты, скреплявшие кронштейн щита с лобовой частью. Кто‑то, видимо, вынул или забыл поставить эти болты.

Третье испытание – февраль 1937 года. Опять кто‑то не залил жидкость в цилиндр компрессора. В результате при стрельбе из‑за сильного удара ствола была деформирована лобовая часть станка.

В начале 1937 года все работы по гаубице 35К были перенесены с завода № 8 на завод № 7, которому был дан заказ на изготовление 100 гаубиц 35К в 1937 году. Но и завод № 7 ничего не хотел делась с чужой системой.

Возмущенный Сидоренко 7 апреля 1938 года написал письмо в Артиллерийское управление: «Завод № 7 не заинтересован в доделке 35К – это грозит ему валовым произволом... У вас [в Артуправлении] 35К ведает отдел, который является убежденным сторонником минометов и, следовательно, противником мортир». Далее Сидоренко прямо писал, что на испытаниях 35К на НИАПе было элементарное вредительство.

На заводе в Перми (тогда г. Молотов) в 1932 году был изготовлен и испытан опытный образец 122‑мм полковой мортиры М‑5, а в следующем году – 122‑мм полковой мортиры «Лом». Обе мортиры имели достаточно высокие тактико‑технические данные, но на вооружение их не приняли. Причем заметим, если, к примеру, 76‑мм дивизионную пушку Ф‑22 можно было принять или не принять, благо в последнем случае на вооружении дивизий и в производстве все равно остались бы 76‑мм пушки образца  1902/1930 годов, то никакой альтернативы 122‑мм мортирам М‑5 и «Лом» в полках не было.

В 1930 году КБ завода «Красный путиловец» разработало проект 152‑мм дивизионной мортиры. Но шансов выжить у нее не было. Согласно заключенному 28 августа 1930 года договору с фирмой «Бютаст» (подставной конторой фирмы «Рейнметалл»), немцы должны были поставить восемь 15,2‑см мортир фирмы «Рейнметалл» и помочь организовать их производство в СССР.

В СССР мортира была принята на вооружение под наименованием «152‑мм мортира «Н» образца 1931 года».

152‑мм мортира «Н» была запущена в серийное производство на Пермском заводе. Однако удалось изготовить только 129 мортир. Куда там фирме «Рейнметалл» против нашего минометного лобби!

28 августа 1938 года маршал Кулик написал наркому Ворошилову: «Прошу Вашего распоряжения о прекращении опытных работ по этой мортире». Работы по 152‑мм дивизионным мортирам были прекращены окончательно.

Советскими конструкторами был успешно выполнен и пункт обеих артиллерийских программ по 203‑мм корпусной мортире.

Было создано и испытано несколько образцов 203‑мм корпусных мортир (в 1929 году – мортира «Ж»; в 1934 году – мортира «ОЗ» и т.д.). Результат тот же: ни одна корпусная мортира на вооружение не поступила.

Конструкторы‑авантюристы и безграмотные члены Арткома ГАУ устраивали кампанию за кампанией по созданию небоеспособных артсистем. В 1931–1936 годах недоучившийся (два курса) студент Леонид Курчевский, пользуясь покровительством Тухачевского, Павлуновского и Орджоникидзе, попытался заменить все орудия РККА и ВМФ на динамореактивные. Он создал тупиковое направление развития безоткатных орудий по схеме «нагруженный ствол». С 1931 по 1936 год промышленность изготовила около 5 тыс. безоткатных орудий системы Курчевского калибром от 37 до 305 мм. Большая часть этих орудий вообще не прошла военную приемку, а несколько сот орудий состояли по несколько месяцев (до трех лет) на вооружении, а затем были сняты.

К 22 июня 1941 года в РККА не состояло на вооружении ни одной артсистемы Курчевского. Любопытно, что несколько десятков тысяч снарядов типа «К» для 76‑мм безоткатных пушек Курчевского в ходе Битвы под Москвой было подано к 76‑мм полковым пушкам образца 1927 года, и для этих снарядов составили специальные таблицы стрельбы.

В начале 1930‑х годов замнаркома по вооружению маршала Тухачевского осенила гениальная идея сделать 76‑мм дивизионную пушку одновременно и корпусной, и зенитной.

До 1917 года русские 76‑мм полевые пушки стреляли на дальность до 6 км, и считалось, что этого вполне достаточно.

А как увеличить дальность стрельбы, не изменяя калибра и гильзы? Ну, гильза рассчитана с запасом, и можно всунуть больший заряд, не 0,9 кг, а 1,08 кг, больше никак не поместится. Далее можно улучшить аэродинамическую форму снаряда, и это сделали. Можно увеличить угол возвышения орудия. Так, граната весом 6,5 кг при начальной скорости 588 м/с летела на 6200 м при угле +16 градусов, а при угле +30 градусов – на 8540 м. Но при дальнейшем увеличении угла возвышения дальность почти не увеличивалась, так, при угле +40 градусов дальность составляла 8760 м, то есть увеличивалась всего на 220 м, при этом резко увеличивалось среднее отклонение снаряда (по дальности и боковое). Наконец, последним средством было увеличение длины ствола с 30 клб до 40 и даже до 50 клб. Дальность возрастала незначительно, зато увеличивался вес пушки, а главное, резко ухудшалась маневренность и проходимость.

Использовав все упомянутые средства, смогли добиться при стрельбе гранатой «дальнобойной формы» под углом 45 градусов из ствола в 50 клб дальности 14 км. А что проку? Наблюдение разрывов 76‑мм слабых гранат на такой дистанции наземному наблюдателю невозможно. Даже с самолета с высоты 3–4 км разрывов 76‑мм гранат не видно, а спускаться ниже разведчику считалось опасным из‑за зенитного огня. И конечно, огромное рассеивание, да еще маломощных снарядов.

Еще в 1927 году Тухачевский попробовал совместить полковую пушку с зенитной. Сам он никогда не видел, но слышал, что в Первую мировую войну дивизионные пушки как‑то стреляли по самолетам. Артиллеристы все подробно разъяснили бравому командарму, тогда он и потребовал совместить дивизионную 76‑мм пушку с зенитной.

В результате было создано несколько десятков типов кустарных или полукустарных установок, на которые накатывали 76‑мм полевые пушки и вели огонь по самолетам под углом возвышения до 50–60 градусов.

Данные о результатах огня импровизированных установок отсутствуют, и если уж им удалось кого-то сбить, то эти самолеты можно сосчитать по пальцам.

С 1917 по 1933 год боевые самолеты всех стран непрерывно совершенствовались. Скорость полета возросла в несколько раз. Существенно улучшилась маневренность и живучесть машин. Палить по самолетам 1930‑х годов из трехдюймовки можно было лишь для поднятия морального духа комсостава.

Тут даже не стоит говорить, что основным врагом полевых войск стал не высотный бомбардировщик, который при бомбежке вражеских окопов за счет рассеивания сбросит около 30% на свои окопы, а низколетящий штурмовик или пикирующий бомбардировщик. Для ПВО на поле боя идеальным средством являлась зенитная автоматическая пушка калибра 20–37 мм на двухколесном ходу типа немецких 2‑см Flak или 3,7‑см Flak и наших послевоенных ЗУ‑23.

Но по команде Тухачевского были срочно разработаны тактико‑технические требования на универсальную пушку с круговым обстрелом и полууниверсальную без кругового обстрела. Последняя предназначалась «для ведения заградительного огня».

Первой универсальной пушкой была пушка, спроектированная в КБ завода «Красный путиловец». Первый ее образец был испытан на заводском полигоне 29 февраля и 1 марта 1932 года.

Вес качающейся части пушки 950 кг, вес системы в боевом положении 3470 кг. То есть ее вес намного превосходил не только дивизионные, но и корпусные пушки. Так, например, вес в боевом положении 107‑мм пушки образца 1910 года был 2162 кг, а ее модернизации образца 1910/1930 годов – 2535 кг.

Кроме того, заводы «Красный путиловец» и № 8 изготовили опытные образцы универсальных и полууниверсальных пушек Л‑2, Л‑3, Л‑4, 25К, 31К, 32К. Завод № 92 (г. Горький) изготовил пушки А‑51 и А‑52. Все они были испытаны, но на вооружение не приняты.

Пошла в серию лишь пушка Ф‑22 (образца 1936 года) конструкции В. Грабина. Опытный экземпляр Ф‑22 с дульным тормозом (эффективностью до 30%) имел боевой вес 1474 кг. Все опытные экземпляры имели удлиненную камору под новый патрон. Но позже по требованию Тухачевского дульный тормоз был снят, и была принята камора от 76‑мм пушки образца 1902 года.

Чтобы Ф‑22 могла вести огонь по самолетам, в угоду Тухачевскому Грабину пришлось сделать невиданно большой для дивизионных пушек угол возвышения +75 градусов и ввести механизм отката с переменной длиной.

Доставка дивизионной пушки Ф-22. Ленинградский фронт. Фото © РИА Новости

В пушке была расточена камора, что позволило заменить гильзу. Благодаря этому метательный заряд был увеличен в 2,4 раза. Для уменьшения силы отдачи немцы установили дульный тормоз.

Немцы ограничили угол возвышения 18 градусами, вполне достаточными для противотанковой пушки. Кроме того, были несколько модернизированы противооткатные устройства, в частности был исключен механизм переменного отката.

Переделанная Ф‑22 с новым боекомплектом к началу 1942 года стала лучшей германской противотанковой пушкой, а в принципе ее можно считать и лучшей противотанковой пушкой в мире. Вот только один пример: 22 июля 1942 года в сражении у Эль‑Аламейна (Египет) расчет гренадера Г. Хальма из 104‑го гренадерского полка из Pak36(r) в течение нескольких минут уничтожил девять английских танков.

23 марта 1918 года в 7 часов 20 минут утра в центре Парижа на площади Республики раздался сильный взрыв. Парижане в испуге обратили взоры к небу, но там не было ни цеппелинов, ни аэропланов. Предположение, что Париж обстреливала вражеская артиллерия, поначалу никому не приходило в голову, ведь линия фронта находилась в 90 км западнее города. Но увы, таинственные взрывы продолжались. До 7 августа 1918 года немцы выпустили 367 снарядов, из которых две трети попали в центр города, а треть – в пригороды.

Снаряд весом 103–118 кг был (!) обычного типа с двумя ведущими поясками. Вес взрывчатого вещества в снаряде – 7 кг, вес порохового заряда – 250 кг. При начальной скорости 1578 м/с наибольшая дальность составляла 120 км. Стреляла пушка с бетонного основания. Общий вес установки достигал 750 т.

Наши артиллеристы пришли в восторг, и уже с 1919 (!) по 1939 год упорно создавали орудия сверхдальней стрельбы. Трудно сказать, почему никому не пришло в голову, что у советской артиллерии с 1919 по 1945 год не было и не могло быть таких площадных целей, как Париж. Да и обстрел его из 210‑мм пушек имел чисто политическое, а не военное значение.

Что только не делали наши конструкторы! То в 1923–1926 годах увеличили длину 6‑дюймовой пушки до 100 калибров. То перешли к использованию беспоясковых снарядов – полигональных, подкалиберных, нарезных и т.п. В полигональные были переделаны или сделаны вновь многие десятки орудий калибра 76, 152, 180 мм, вплоть до орудий линкоров. Так, в августе 1932 года было решено переделать 305/52‑мм пушку в полигональную 166/159‑мм (радиус описанной окружности/радиус вписанной окружности).

Ну а для стрельбы подкалиберными снарядами было переделано не менее двух 356/52‑мм пушек с недостроенных линейных крейсеров типа «Измаил».

Так, в начале 1935 года заводом «Большевик» были изготовлены новые 220/368‑мм подкалиберные снаряды чертежей 3217 и 3218 с поясковыми поддонами, стрельбы которыми производились в июне–августе 1935 года. Вес конструкции составлял 262 кг, а вес 220‑мм активного снаряда – 142 кг, заряд пороха – 255 кг. На испытаниях была получена скорость 1254–1265 м/с. При стрельбе 2 августа 1935 года получена средняя дальность 88 720 м при угле возвышения около 50 градусов. Боковое отклонение при стрельбах составило 100–150 м.

Замечу, что подкалиберные снаряды использовались только для увеличения дальности стрельбы, а о подкалиберных противотанковых снарядах до конца 1941 года никто у нас и не думал.

Надо ли говорить, что автор рассказал лишь о части опытов с подкалиберными и беспоясковыми снарядами, продолжавшихся в СССР с 1919 по 1938 год. Их было гораздо больше. Какие‑то бдительные товарищи в 1938 году составили большой отчет «Результаты испытаний нарезных и полигональных снарядов в 1932–1938 гг.», где наглядно показали, как подтасовывались результаты испытаний, как конструкторы этих снарядов фактически топтались на месте. Все ухищрения оказались напрасны, и результаты испытаний в принципе соответствовали тем, что были получены на Волковом поле в 1856–1870 годах при испытаниях пушек Витворта, Блэкли и др., стрелявших полигональными, подкалиберными, нарезными и иными снарядами.

Отчет был направлен в Артуправление РККА, где ситуацию знали и в лучшем случае смотрели на нее сквозь пальцы. А копия отчета пошла в НКВД, где ничего не знали и приняли решительные меры…

Либеральные историки уже 30 лет стенают о больших потерях Красной армии в Зимней войне 1939–1940 годов. При этом они замалчивают отсутствие в РККА тяжелых орудий, способных пробивать сталь и бетон финских дотов. Нашим героям‑артиллеристам приходилось подкатывать 17‑тонные 203‑мм гаубицы Б‑4 на дистанцию 100–150 м и в упор бить по финским дотам. Причем пробитие дота достигалось лишь в случае попадания в одно и то же место двух 203‑мм бетонобойных снарядов.

Между тем еще в 1931 году Артуправление выдало задание КБ‑2, где работали немецкие инженеры фирмы «Рейнметалл», на проектирование 305‑мм гаубицы на обычном лафете, а заводу «Большевик» – задание на триплекс: 400‑мм мортиры, 305‑мм гаубицы и 203‑мм пушки разборного типа, перевозимых на повозках на гусеничном ходу.

В 1932 году Артуправление рассмотрело все проекты, и на пленуме АУ было принято постановление «утвердить проект комбинированной системы 400/305/203‑мм системы завода «Большевик» для дальнейшей разработки и изготовления опытного образца».

Надо ли говорить, что если бы в 1931–1932 годах начались полномасштабные работы по проекту Артуправления, то уже к 1939 году РККА получила бы несколько дивизионных орудий особой мощности. Новые 305‑мм гаубицы и 400‑мм мортиры за неделю бы вдребезги разнесли финские доты-«миллионеры», и исход Зимней войны был бы совсем иным как в военном, так и в политическом отношении.

Однако Тухачевский и Ко вследствие своей некомпетентности, хотя не исключен и злой умысел, полностью сорвали все планы создания артиллерии особой мощности. Поначалу эти деятели потребовали, чтобы новые орудия особой мощности стреляли беспоясковыми снарядами, то есть полигональными, нарезными или подкалиберными.

Затем Тухачевский потребовал, чтобы все орудия особой мощности были… самоходными. По сему поводу начальник артиллерии комдив Роговский в рапорте на имя начальника вооружений РККА в 1936 году по этому вопросу писал: «Культивировать самоходные системы крупных калибров… считаю нецелесообразным, ибо никаких преимуществ они не дают, а, наоборот, снижают боевую ценность систем».

Для самоходных монстров Тухачевского не было еще ни двигателя, ни шасси. Кстати, не только у нас, но и во всем мире. Ни о каком возимом боезапасе и речи идти не могло. Огонь такие САУ могли вести только с хорошо оборудованной в инженерном отношении огневой позиции. Время перехода их походного положения в боевое с учетом оборудования позиции превышало шесть часов. В этом отношении супер‑САУ не имели никаких преимуществ перед возимой системой, а лишь одни недостатки. Ну, к примеру, выйдет из строя тягач, везущий ствольную или лафетную повозку орудия особой мощности, его заменит новый. А выйдет из строя двигатель монстра (замечу, который так и не был сделан) – как его чинить, сколько впрягать тягачей?

Но Тухачевского остановить было невозможно. Он настоял на полном прекращении работ по созданию буксируемых артсистем особой мощности, а вместо них предложил изготавливать самоходные супермонстры «большого триплекса».

Согласно постановлениям Артуправления 1932 года, в состав триплекса должны были входить 400‑мм мортира, 305‑мм гаубица и 203‑мм пушка. Проектировали большой триплекс на конкурсных началах завод «Большевик» и опытный завод им. Кирова. Еще на стадии проектирования отказались от 400‑мм мортир, и система фактически превратилась в дуплекс.

В конце концов был принят совместный проект обоих заводов, который и получил название СУ‑7. Сию систему можно охарактеризовать либо как полнейший технический бред, либо как крупномасштабное вредительство.

Проектная длина САУ оказалась 12,34 м, а вес 106 т. Подавляющее большинство мостов в западной части СССР не могли выдержать такой махины. По местности она могла передвигаться с большим трудом, причем возникла необходимость создания специального тягача, чтобы вытаскивать застрявшую СУ‑7.

Что же было сделано почти за шесть лет? Налицо имелся деревянный макет СУ‑7, а разработчики оправдывались, что ходовую часть они сдадут к маю 1938 года. Проектируемый дизель ХПЗ в 800 л.с. отсутствовал даже в опытном образце. Не было в природе и опытных образцов 203‑мм пушки и 305‑мм гаубицы.

В связи с полным провалом создания отечественных систем особой мощности летом 1937 года комиссия в составе видных советских артиллеристов посетила завод «Шкода» в Чехословакии. Там ей представили проекты 210‑мм пушки и 305‑мм гаубицы. На взгляд автора, это были лучшие системы особой мощности.

Согласно договору Д/7782 от 6 апреля 1938 года, заключенному Наркомвнешторгом с фирмой «Шкода», последняя обязалась изготовить для СССР по одному опытному образцу 210‑мм пушки и 305‑мм гаубицы с комплектом боеприпасов и принадлежностью. Срок сдачи опытных образцов был установлен 1 декабря 1939 года. Кроме опытных образцов должны были быть переданы комплекты рабочих чертежей и другая документация на изготовление этих артсистем. Общая стоимость заказа составила 2 375 000 долл. (около 68 млн крон).

В связи с оккупацией Чехословакии немцами в марте 1939 года поставки завода «Шкода» в СССР прервались до июля, но затем фирма выполнила все обязательства.

Но и тут нашлись умники, потребовавшие заменить раздельно‑гильзовое заряжание на картузное. А там пошло‑поехало… Пришлось менять клиновые затворы на поршневые и всю конструкцию ствола. Доводка орудий затянулась на многие месяцы. В итоге единственные современные орудия ОМ – 210‑мм пушка Бр‑17 и 305‑мм гаубица Бр‑18 – так и не приняли участие в Великой Отечественной войне.

Замечу, что «картузники» этим не ограничились и в 1939–1940 годах потребовали перевести всю корпусную артиллерию с раздельно‑гильзового на картузное заряжание. В частности, были созданы опытные системы 152‑мм гаубицы М‑10 и 152‑мм гаубицы‑пушки МЛ‑20 со стволами, переделанными под картузное заряжание.

Испытания выявили снижение скорострельности и резкое увеличение разгара камор. Но главной целью «картузников» было дезорганизовать нашу корпусную артиллерию. Война положила конец их проискам.

Надо ли вспоминать о бедах нашей артиллерии спустя 70 лет? Да, надо. Тем более что это не только не умаляет, но еще больше возвеличивает подвиги наших солдат на фронте и мужчин, женщин и подростков, работавших в тылу.

Нашим историкам давно пора понять, что от ошибки в проекте не застрахован никто. А вот подделка результатов заводских, полигонных и войсковых испытаний или запуск орудия в массовое производство без проведения полигонных и войсковых испытаний является тяжким воинским преступлением.