Михаил Болтунов
Фронтовые бомбардировщики Су-24 стали одними из первых советских самолётов получивших встроенные средства радиоэлектронной борьбы. Фото Владимира Карнозова
Как показал конфликт на Украине, в условиях современной войны огромную роль играет радиоэлектронная борьба. Ценность мобильных средств РЭБ осознавалась и раньше, но никогда прежде не было их столь мощного развития и быстрого совершенствования.
Большинство экспертов признают превосходство России в этом виде вооружения. Нашим мобильным системам РЭБ нет равных в мире. Но так было не всегда. В начале 1960-х советским ученым, стоявшим у истоков создания системы РЭБ, пришлось преодолеть немало препятствий.
НЕГРОМКАЯ ОТРАСЛЬ
Этими проблемами занимался Центральный научно-исследовательский радиотехнический институт имени академика Берга (ЦНИИ-108). Долгое время этот институт возглавлял крупный ученый, изобретатель, лауреат Ленинской и Государственных премий генерал-майор Юрий Мажоров.
Как-то Юрий Николаевич признался, что институт работал эффективно, но знали о нем немногие военные руководители и оборонщики. Тематика института была сравнительно новой. Системы, над разработкой которых трудились сотрудники, держались в большой тайне. К тому же их электронная техника не умела громко заявить о себе – «гремя огнем, сверкая блеском стали», как в марше советских танкистов. О ней знали в основном специалисты.
Но сама жизнь выдвигала тематику, которой занимался «108-й» на ведущее место. В те годы развитие управляемого ракетного оружия поставило авиацию на грань выживания. В прямом смысле. Американский зенитный ракетный комплекс (ЗРК) «Хок» эффективно сбивал как средневысотные, так и маловысотные цели – от 15 м до 16–18 км. Самолеты, летящие со сверхзвуковой скоростью, уничтожались так же успешно, как и дозвуковые. Вероятность поражения ракетой – около 0,9. Если на пути самолета стояло два ЗРК «Хок», вероятность уцелеть была практически равна нулю.
Появились данные разведслужб, что создается система управляемого оружия, способного уничтожить стратегические межконтинентальные ракеты.
Между тем в «108-м» научились противостоять этим системам. Сотрудники института провели исследования по созданию станций помех – приборов на основе электромагнитных излучений. Эта техника могла защитить самолеты, предотвратить поражение головной части ракет, повысить живучесть кораблей, уменьшить потери личного состава наземных частей. Но об этом знали немногие – и в Министерстве обороны, и в ВПК, и создатели самолетов, ракет, кораблей.
И тогда руководство института было решило ознакомить главных конструкторов и руководителей Минобороны с возможностями электронной техники, ее способностью эффективно защищать военные объекты и боевые средства от уничтожения их противником. В институте изготовили показательные образцы систем, макеты, создали наглядную агитацию, подготовили доклады и выступления. Через Военно-промышленную комиссию удалось «пробить» идею проведения большого сбора всех заинтересованных специалистов.
«САМОЛЕТ ЖЕ НЕ РЕЗИНОВЫЙ»
На это представительное совещание удалось собрать практически всех генеральных конструкторов самолетов. В первых рядах расположились Андрей Туполев, Александр Яковлев, Павел Сухой, Владимир Мясищев. Отсутствовал Артем Микоян, но был его первый заместитель.
Министерство обороны как главного заказчика представлял генерал Борис Девяткин. Присутствовал и ракетчик Александр Березняк. Впрочем, с конструкторами ракет у института отношения складывались более чем благоприятные. В первую очередь потому, что начальником Главного управления ракетного вооружения (ГУРВО) Минобороны был старый друг Юрия Мажорова, с кем еще капитанами они запускали немецкие ракеты, – Николай Смирницкий.
Дело, конечно, не только в дружбе. Просто Смирницкий, будучи радиоинженером, живо интересовался проблемами защиты баллистических ракет. Встречаясь, они часто обсуждали подобные вопросы. Николай знал, сколь успешно работают в этом направлении Мажоров и его подчиненные.
ГУРВО выдавало технические задания на строительство ракет. В этих заданиях и появилось требование по защите ракет от средств противоракетной обороны. Это сильно облегчило взаимодействие ученых «108-го» с главными «ракетными» конструкторами.
С ВВС все обстояло иначе. Пока начальник института Петр Плешаков читал свой доклад, главный инженер Юрий Мажоров пристально следил за создателями самолетов. Генеральные слушали внимательно и весьма напряженно. То и дело перешептывались, покачивали головами. Судя по всему, многое в докладе им не нравилось. Еще бы – Мажоров их понимал. «108-й» со своей защитой добавлял немало хлопот. Зал недовольно гудел.
– А теперь на ваши вопросы ответит главный инженер института Мажоров, – объявил заместитель председателя комиссии Совета министров СССР по военно-промышленным вопросам академик Щукин.
Не успел Мажоров еще обогнуть стол президиума и стать за трибуну, как из зала прилетел первый вопрос.
– Питаться ваша станция помех откуда будет?
– Как откуда? – среагировал Юрий Николаевич. – От бортовой сети самолета.
Зал зашумел еще больше.
– Вес станции напомните, – спросил кто-то из задних рядов.
– Скажем, до сотни килограмм.
Тут уже не выдержал Андрей Николаевич Туполев. Он привстал со своего места и, обращаясь к президиуму, в сердцах сказал:
– Я что себе – в задницу все это воткну? Самолет же не резиновый. Он забит оружием, и лишнего места нет!
Раздались одобрительные реплики. Академик Щукин пытался успокоить зал. Когда страсти улеглись, он кивнул Мажорову: продолжайте. А что, собственно, на это скажешь? Выходит, что конструкторы плохо представляют себе, как уязвимы их машины. Без аппаратуры «108-го» самолеты ждет неминуемая гибель в первом же бою.
Однако на вопрос Туполева, хоть и риторический, пришлось отвечать. К счастью, Мажоров подготовился к такому повороту дела. У него, как говорится, был свой рояль в кустах. Сначала он дипломатично согласился с мнением Андрея Николаевича, чтобы успокоить разгоряченных конструкторов. А потом выкатил и свой рояль.
– Чтобы уменьшить энергетические и весовые затраты, в конструкции самолетов можно использовать малоотражающие материалы.
В первых рядах заулыбались: мол, «создатели помех» учат мэтров авиации, как строить самолеты. Но Мажорова это не смутило. Он продолжил: для начала надо сделать малоотражающими кромки плоскостей, оснастив их материалом, поглощающим радиоволны. И тут же в подтверждение своих слов продемонстрировал макет такой плоскости.
– Можно подумать об изменении конструкции самой кабины пилота, сделать ее из другого материала.
Это было уже слишком. Подобное заявление конструкторы восприняли как покушение на их свободу, как вмешательство в их внутренние дела.
На этом, собственно, и закончилось первое совещание с главными конструкторами. Каждый остался при своем мнении.
«ЭТУ СТАНЦИЮ РАЗМЕЩАТЬ НЕ БУДЕМ»
Тем не менее совещание сыграло свою роль. Разъехавшись по родным пенатам, главные конструкторы задумались. Ведь как ни крути – правы были эти ребята из «108-го». Зачем создавать новые самолеты, если без защиты они погибнут на первом вылете. Не враги же они себе и своей Родине.
Через некоторое время пришло известие из КБ Туполева. Андрей Николаевич давал добро на установку средства групповой защиты на своем новом самолете Ту-22. На другой машине Ту-16 он согласился разместить станцию индивидуальной защиты «Резеда».
Вскоре его примеру последовал Сухой. Павел Осипович сам приехал в институт, и предложил поставить на самолете Су-7 защиту. Решено было установить на борту «Сушки» станцию «Сирень».
Пошел навстречу ученым и Микоян. А вот с Яковлевым договориться не удалось. Дважды ездил к нему Мажоров – и все безрезультатно.
Постепенно ученым института удалось убедить всех авиаконструкторов в пользе применения их защиты. Оставался один Яковлев, который не желал сдаваться. Однако и его вскоре сумел «убедить» Мажоров. И случилось это в сентябре 1964 года.
Министерство обороны устроило для Никиты Хрущева и других руководителей партии и государства показ новой боевой техники. Мероприятие проходило в Кубинке, под Москвой. На аэродроме были развернуты различные образцы – самолеты, зенитные системы, радиолокаторы, бронетехника, радиооборудование. Среди этого многообразия технических средств впервые решили продемонстрировать аппаратуру радиоэлектронной борьбы.
Центральному научно-исследовательскому радиотехническому институту приказали изготовить специальные стенды, выставить образцы своей аппаратуры. Представлять технику высоким гостям поручили Юрию Мажорову.
На летном поле для делегации руководителей развернули три армейские палатки. Члены правительства могли там обогреться и перекусить. Для остальных доступ в эти палатки был закрыт.
«ДОЛОЖИШЬ, КОГДА РАЗМЕСТИШЬ»
Тот сентябрьский день выдался ветреным и прохладным. Утром министр радиопромышленности СССР Валерий Калмыков взял с собой в служебную машину «Чайку» и Юрия Мажорова.
По пути следования, уже за Москвой их догнал автомобиль Устинова, который возглавлял Военно-промышленную комиссию. Дмитрий Федорович предложил Калмыкову и Мажорову пересесть в его машину.
Пересели. Двинулись дальше. Дорога была отвратительная: обильно политая дождями и заляпанная грязью от сельскохозяйственной техники. Но водитель не обращал внимания на грязь и непогоду, гнал автомобиль на приличной скорости.
Ехали по Минскому шоссе. Перед поворотом на Кубинку Устинов обратил внимание спутников на заросли кукурузы вдоль дороги.
– Это для поднятия настроения Никите Сергеевичу, – сказал он. – Специально оставили, не скосили.
Кукуруза и впрямь была хороша: высокая, на толстых стеблях, с початками.
Стенд института находился примерно в середине летного поля, неподалеку от одной из палаток руководства.
Около 11 утра на аэродром заехала кавалькада автомобилей – правительственные «ЗИЛы», «Чайки», машины охраны растянулись на сотни метров. С Хрущевым приехали Алексей Косыгин, Михаил Суслов, Андрей Гречко, Анастас Микоян. Начался осмотр техники. Дошла очередь и до стенда 108-го института.
Первым подошел Никита Хрущев. Он был в серой шляпе, на плечах – армейская накидка. Мажоров представился. Никита Сергеевич протянул руку, поздоровался.
Юрий Николаевич доложил о назначении выставленных напоказ средств, подчеркнул, что применение их в бою снижает потери авиации от трех до десяти раз. Хрущев заинтересовался, спросил:
– А на каких самолетах размещено оборудование?
– Да практически на всех, кроме самолетов Яковлева.
– Это почему же? – удивился Хрущев.
– Не хочет. Считает нецелесообразным из-за некоторого сокращения дальности полета.
– А ну-ка, позови сюда Яковлева, – дал команду Хрущев кому-то из сопровождающих.
Самолет Яковлева был размещен метрах в двухстах от стенда 108-го института. Вскоре Александр Сергеевич уже трусцой семенил в сторону собравшихся. Когда он, запыхавшись, подбежал, Хрущев его в упор спросил:
– Почему не ставишь защиту на самолет?
Тот пожал плечами:
– Тяжелая она, много места занимает.
– Много места, говоришь? – Хрущев обернулся к Мажорову. – А ну-ка, покажи станцию.
Юрий Николаевич подошел к станции, показал.
– Как тебе не стыдно, Яковлев, – сказал с укором Никита Сергеевич. – Чем пустяками заниматься да книжки писать, лучше бы серьезным делом занялся.
Оказывается, в ту пору Яковлев писал мемуары и Хрущеву стало известно об этом. Видимо, ему не понравилась затея, и он не преминул уколоть главного конструктора.
– Доложишь мне, когда разместишь, – приказал Хрущев.
– Слушаюсь, – ответил Яковлев. И бросил в сторону Мажорова взгляд, полный ненависти.
Было, конечно, неприятно. Но важно, что дело от этого здорово выиграло. Уже к концу года станция «Сирень-Ф» стояла на самолете Як-28.
