Олег Клинг Лев Тимофеев, Геннадий Поспелов. Устные мемуары / Сост. и предисл. Н.Панькова, подготовка текстов Д.Радзишевского, М.Радзишевской, В.Тейдер, примечания Л.Новиковой, Н.Панькова, В.Тейдер, Л.Чернец. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 2003, 244 с.
Ушедший XX век, особенно его советский отрезок, был отчаянным спорщиком. Спорили меньшевики с большевиками, большевики с эсерами, а потом со всеми, кто был не с ними. До этого все вместе они противостояли "кадетам", "октябристам", тому, что называется сегодня партия власти, - будь то царское время или эпоха Временного правительства. А уж после Октября спор пошел против всех и вся. Эта лихорадка тут же перекинулась не только на литературу, но и на науку о ней. В бой пошли деятели пролетарской культуры, трансформировавшиеся позже в "рапповцев", "напостовцев" (от названия охранительного журнала - "На посту"). Первыми врагами стали так называемые "попутчики". А это огромный список самых талантливых писателей, сплошь гениев, начиная от Андрея Белого, А.Блока и В.Брюсова до О.Мандельштама, С.Есенина и В.Маяковского. "Напостовцы" рьяно искореняли "воронщину": имелась в виду позиция критика-большевика А.Воронского, который искренне считал, что всем литературным группировкам хватит места под солнцем. Главный враг пролеткультовцев - "внутренние" эмигранты (больше всего доставалось А.Ахматовой) и "внешние" (И.Бунин, Д.Мережковский, Б.Зайцев, др.) Сегодня уже без подсказки комментаторов не очень-то разберешь, в чем суть этих споров. Ну, кто знает, что такое спор "вопрекистов" и "благодаристов"? Не кафкианство ли это? Да, абсурдизм, но не вымышленный - реальный.
О споре "вопрекистов" и "благодаристов" поведал в беседе с В.Д. Дувакиным (1909-1982) Г.Н. Поспелов (1899-1992). Информация, что называется, из первых уст. Речь идет, конечно, о реализме, который сам по себе не плох и не хорош и от которого, как ни крути, никуда не денешься, но который волею судьбы стал большевистским оселком в искусстве. Не прошел через него - пеняй на себя. Но послушаем участника и очевидца тех событий Поспелова: "Так вот, почему писатель может стать реалистом? В одном случае он мог стать благодаря своему мировоззрению, как думал Нусинов, как думали многие другие, а в другом случае он мог быть вопреки своему мировоззрению. Так вот начиная с Михаила Сергиевского и потом Лифшица и Лукача они все утверждали, что писатель может стать реалистом и народным писателем вопреки своим предрассудкам, идеологическим предрассудкам". Первые и стали "благодаристами", вторые - "вопрекистами".
Казалось бы, ну и что из того? Стоит ли об этом вспоминать? Стоит. Потому что за этим и другими подобными спорами стоял вопрос о жизни и смерти, быть или не быть писателю не только в литературе, но и на этом свете. Термины приобретали кровавый цвет. "Благодаристы" - это были еретики в тридцать пятом - тридцать шестом году, а "вопрекисты" - это были ортодоксы┘ А потом постепенно и Лифшица, "вопрекиста", тоже, так сказать, прибрали к рукам..." - продолжает свой рассказ Г.Поспелов.
Да, именно рассказ. Перед читателями - необычная книга. Это расшифровка беседы, которую вел и записывал на магнитофон В.Д. Дувакин. Его разговор с Поспеловым составляет вторую часть рецензируемой книги, с Л.И. Тимофеевым (1904-1984) - первую. Жаль, что имя самого Дувакина не вынесено на обложку: он по праву является третьим и, может быть, самым важным участником диалогов. Когда было "дело" Синявского-Даниэля (их арестовали в 1965 г.), преподаватель филологического факультета МГУ им. Ломоносова не подписал коллективное письмо против диссидентов (не подписал тогда его и Г.Н. Поспелов). Дувакина изгнали с факультета, но тогдашний ректор университета И.Петровский нашел для опального ученого тихую заводь - фонологическую лабораторию. Великими собеседниками Дувакина ("Пимена с магнитофоном", читаем в предисловии к книге) были многие, к примеру, Михаил Бахтин. Это целый шкаф с пленками в Научной библиотеке МГУ, который еще ждет своих публикаторов.
Разговор с Л.И. Тимофеевым состоялся 23 апреля 1971 года. Одна из главных тем - В.Брюсов, учеником которого был Тимофеев, и Брюсовский институт. Другие - Маяковский, Г.Шенгели, Есенин. Наконец, В.Переверзев, один из основателей марксистского литературоведения, который сам с конца тридцатых годов прошел через лагеря, ссылку в Красноярский край. Но особый сюжет связан с М.Цветаевой. Существовала легенда, что именно Тимофеев "зарезал" цветаевский сборник стихов в Гослите: "...по-моему, все-таки главная заслуга в этом деле принадлежит Зелинскому, а не мне (смеется)". Знаменательная реплика - как в классической пьесе, но с элементом абсурдизма. Не будем только судьями. Сколько писательских судеб ломается и сегодня - в эпоху вегетарианскую!
Устные мемуары Поспелова перекликаются с тимофеевскими - например, о Брюсове. В университете, где учился Поспелов, курс стиховедения читал Брюсов. Какой предельно зримый словесный портрет "мага", каким бывший символист остался и после Октября, дал Поспелов: "Его изумительное лицо с миндалевидными глазами, с очень густыми бровями, скуластым, немножко монгольским лицом, такой довольно густой шевелюрой - производило очень сильное впечатление, и впечатление такой гордой недоступности".
Подобная выразительность, экспрессивность возможны только в спонтанном, разговорном слове. В этом сила "Устных мемуаров", к тому же снабженных богатейшим научным аппаратом. Все вместе - весомый вклад в "энциклопедию эпохи".
