Валерий Вяткин  |
| Владимира Львова направила в Синод Февральская революция. |
С победой Февральской революции, 100-летие которой отмечается в эти дни, и учреждением Временного правительства синодальным обер-прокурором стал Владимир Николаевич Львов (1872–1934). Он занимал этот пост лишь четыре месяца. Но время было трагическим и переломным: каждый день творилась история.
Выпускник юридического и историко-филологического факультетов Московского университета, некогда вольнослушатель Московской духовной академии, он слыл образованным человеком. Состоя немалый срок в думской Комиссии по церковным делам, Львов считался компетентным и в проблемах Церкви. У нового обер-прокурора были хорошие шансы на успех – хотя бы потому, что он опирался на дельных чиновников. Один из них – Александр Осецкий, директор Хозяйственного управления Святейшего синода, в будущем автор значимой книги о Поместном соборе Российской православной церкви 1917–1918 годов, восстановившем патриаршество. Другой – Степан Рункевич, служивший в синодальной канцелярии, обладатель степени доктора церковной истории. Сотрудники Львова были по-своему талантливы. Однако при отсутствии императора, отрекшегося от престола 2 марта (15-го по новому стилю) 1917 года, сохранение обер-прокурорской должности казалось явной несообразностью и даже парадоксом, ведь «око государево» осталось без государя. Да и сам Синод представал анахронизмом.
Уместны два объяснения. Во-первых, правительство не спешило ломать сложившиеся институты церковного управления, надеясь, что предстоящий Поместный собор расставит все точки над i. А во-вторых, предполагая в Церкви сторону, оппозиционную революционным изменениям, новая власть не хотела терять над ней контроля.
Цели Временного правительства раскрывала политика Владимира Львова – единственного революционера среди обер-прокуроров. Но нерешительное правительство раздиралось противоречиями. С одной стороны, будучи властью либеральной, оно обязывалось к послаблениям, включая церковную сферу, с другой – не желало уступать, позиционируя себя одновременно сильной властью, что в условиях войны было жизненно необходимо.
Предстоял последний раунд в борьбе за «преобладание» в Синоде, за право первого голоса в Церкви. Синодальные порядки умирали, но мучительно.
Мартовский кадровый переворот
События развивались стремительно. 4 (17) марта из зала заседаний Синода, где собрались все синодалы, Львов вынес царское кресло – символ «пленения» Церкви государством. Львову помогал первенствующий член Синода митрополит Владимир (Богоявленский). Глядя на эту картину буквально физического соучастия в преобразованиях, можно было подумать, что обер-прокурор выступает за освобождение Церкви, а иерархи рады уходу царя.
Но уже 14 (27) апреля Львов распустил Синод. Новый его состав назначило Временное правительство (читай: обер-прокурор). Поводом для разгона стал отказ собрания епископов передать синодальную газету «Церковно-общественный вестник» либеральной профессуре Петроградской духовной академии. Истинная причина тоже ясна – сформировать новое синодальное присутствие, беспрекословно подчиненное правительству.
Из прежнего состава Львов оставил лишь архиепископа Сергия (Страгородского), показавшего большую покладистость, чем изгнанные иерархи. Кроме того, Страгородский обладал авторитетом среди церковников. Архиепископ Антоний (Храповицкий) считал его «лучшим из русских архиереев», «незаменимым», «на голову выше всей иерархии» (РГИА. Ф. 1569. Оп. 1. Д. 34. Л. 4-4 об., 6).
О позиции Львова синодалы узнали 25 апреля (8 мая), когда тот обратился к ним с речью: «Обер-прокурорская власть всеми силами стремится к свободе Церкви… но в настоящий момент переустройства… церковной жизни на… началах свободного самоопределения, он (Львов. – «НГР»)… не может не вмешиваться в жизнь Церкви… К этому вынуждают… многие нестроения в… Церкви, многие царившие в ней дотоле соблазны. Епископат… потерял почти всякий кредит, а между тем он до сих пор не хочет отказаться от мысли, что свобода церковной жизни должна выражаться в полном самовластии… одного епископата, не хочет признать, что свободная жизнь Церкви должна слагаться из взаимодействия всех ее членов: епископов, клира и верующего народа… Современное состояние Церкви можно уподобить новому ее рождению, которое обязательно сопровождается муками. Но окрепнет новорожденное дитя, станет твердо на ноги, то есть соберется Собор, который… установит правильное отношение между епископатом, клиром и мирянами, и тогда обер-прокурорская власть и всякая светская власть вообще отойдет в сторону и сложит все свои права и обязанности к ногам… Собора» (Цит. по: Любимов Н., протопресв. Дневник о заседаниях вновь сформированного Синода /12 апреля – 12 июня 1917 г. / // Российская церковь в годы революции. М., 1995. С. 16–17).
В приведенном отрывке звучит многое: здесь и понимание необходимости церковной свободы, и демагогия, свойственная политикам, и желание больших перемен. Но самое важное – реалистичное отношение к обер-прокурорской власти, по крайней мере продекларированное. Итак, главная цель, провозглашенная Львовым, – скорейший созыв Поместного собора; а до него, как и прежде, над Церковью требовался государственный контроль. Стало быть, Церкви пока что лишь обещали свободу, но не предоставили ее немедленно.
Есть объяснение, почему правительство ратовало за церковную соборность: оно надеялось, что грядущий Собор отсеет от Церкви всех потенциальных противников новой власти. Курс на созыв Собора стал одним из революционных веяний в церковной политике Временного правительства. Созвать Собор при императорах так и не удалось.
В своей апрельской речи Львов предстал и решительным противником самовластия епископата, считая панацеей введение принципа выборности, подтвердив и здесь свою революционность. Факты епископского самовластия ему были известны уже по предреволюционным годам. Говоря о самовластии «владык», Львов тем самым как бы опровергал мысль о всеохватывающем «пленении» Церкви государством в синодальную эпоху.
Можно судить и о некоторой ангажированности чиновника. По мнению историка Церкви и преемника Львова на посту обер-прокурора, Антона Карташева, Львов «не имел достаточного политического воображения и политического радикализма, чтобы расстаться с вожделенным титулом обер-прокурора и его подавляющею властью над архиереями». Нерешительность Временного правительства сказалась и в деятельности Львова.
Атака на епископат
 |
| Православный священник приводит военнослужащих к присяге Временному правительству. Фото 1917 года |
Совсем не случайно «антиархиерейская» позиция Львова обозначилась сразу по вступлении в должность. Кого-то из архиереев он изгнал из Синода, кого-то лишил кафедры. Подобные рокировки были ему, безусловно, на руку.
Многое объясняет смещение митрополита Московского Макария (Невского). Об отставке Невского пред Львовым ходатайствовала депутация москвичей, «присылке которой обер-прокурор сам же способствовал». И Львов не замедлил с решением вопроса: «В сопровождении военной охраны явился он к нему (митрополиту. – «НГР»)… и насильно принудил подписать бумагу об уходе на покой» (Арсений (Жадановский), еп. Воспоминания. М., 1995. С. 202).
2 (15) апреля Невский отметил в заявлении, адресованном Синоду, что Львов присвоил «себе права в Церкви, доселе никогда не принадлежавшие обер-прокурорам»: «Не предъявивши каких-либо полномочий от Временного правительства… сделал распоряжение через викарного епископа… созвать собрание московского духовенства и мирян для обсуждения вопроса о выборе для Москвы нового митрополита… В бытность свою в Москве он держал речи на собраниях старост, духовенства и мирян, произнося по моему адресу обидные и несправедливые обвинения… В результате этих собраний… снаряжена была депутация… с поручением убедить меня оставить Московскую кафедру… Вынуждая меня подать прошение об увольнении… он прибегал к угрозам, включительно до заключения меня в Петропавловскую крепость… обер-прокурор спешит провести в жизнь важные вопросы… по своему плану и усмотрению…» (Цит. по: Арсений (Жадановский). еп. Воспоминания. М., 1995. С. 204).
Однако синодалы не рассмотрели заявление митрополита, и здесь еще одно подтверждение тому, что Львов был полным хозяином в Синоде. Алогизмом сохранения синодальной прокуратуры после свержения монархии как раз и объясняются подобные аномалии: в отсутствие монарха обер-прокурор считал себя никем не ограниченным, к тому же Временному правительству, испытывающему один кризис за другим, часто бывало не до религиозной проблематики. В архиерейских отставках помогали епархиальные съезды, проведенные в апреле по инициативе Львова. Сценарий работы съездов был часто вольным. 24 апреля (7 мая) архиепископ Тверской Серафим (Чичагов) сообщил Львову, что при появлении 100 крестьянских депутатов сверх полагавшихся съезд в Твери превратился в своего рода учредительное собрание (РГИА. Ф. 796. Оп. 204. Д. 154). Депутаты соответственно потребовали ухода Чичагова.
Современный исследователь Татьяна Фруменкова подсчитала, что Львовым было уволено около 20 епархиальных архиереев. По мнению епископа Андроника (Никольского), эта пертурбация грозила «полным порабощением Синода вневероисповедным государством…» (Священномученик Андроник (Никольский). Пишу от избытка скорбящего сердца: сб. писем. М., 2007. С. 271).
Львов получал всё новые основания для архиерейских отставок. К нему шли телеграммы из епархий с требованием об удалении епископов. Но они отчасти провоцировались самим обер-прокурором. Архиереев обычно обвиняли в неспособности и реакционности, угрожающей общественной безопасности. В военную пору такие обвинения были весьма серьезны. Так, летом 1917 года Львов получил телеграмму о том, что оренбуржцы желают лишить кафедры бездарного епископа Мефодия (Герасимова). Подобные телеграммы слали не только рядовые граждане.
Для беспрепятственной отставки того или иного епископа Львов мог, получив телеграмму, пригласить в столицу депутатов от духовенства и мирян. Так поступил он по делу епископа Мефодия (Красноперова). Для воздействия на архиерейство Львов прибегал и к судебной власти. Известна его попытка преследовать через суд епископа Макария (Гневушева), которого обер-прокурор обвинил в нарушении финансовой дисциплины. При такой настойчивости оппоненты Львова теряли всё новые «фигуры».
Между тем становились притчей во языцех и «антиархиерейские» эскапады Львова. Появилось мнение, что с марта 1917 года самодержавная опека Церкви сменилась революционным диктатом. Как утверждал епископ (будущий патриарх Московский и всея Руси) Алексий (Симанский), новой властью была «принесена не свобода Церкви, а совершено или готовится совершиться разбойное нападение на Церковь, разгон Церкви» (Письма патриарха Алексия своему духовнику. М., 2000. С. 26). Строгую оценку Львову дал и современный автор: методы революционного обер-прокурора оказались гораздо более резкими, чем у его предшественников, а вмешательство в дела Церкви – «более грубым и бесцеремонным» (Гайда Ф.А. Русская Церковь и политическая ситуация после Февральской революции 1917 г. // Из истории российской иерархии. М., 2002. С. 65).
Да, мы видим, что церковникам Львов ненавистен. Но резонен вопрос: не вызвала ли его политику вся история Российской церкви, факты морального разложения епископов, их самодурства и беззакония, чему «в истории мы тьму примеров сыщем»? Учитывал Львов и предательство большинства иерархов, быстро отвернувшихся от монарха, когда тот отрекся от престола. А ведь еще недавно они казались ярыми монархистами! Что до Львова, то в стремлении навести порядок в церковных делах он был по-своему прав. А вот практика воплощения преобразований, конечно, могла бы быть и другой.
Архиереи
сопротивляются
Авторитарные наклонности Львова несомненны. Андроник (Никольский) так писал в марте 1917 года одному из собратьев по архиерейству: «Вполне уверен, что ваше высокопреосвященство… не допустите безапелляционного хозяйствования г. обер-прокурора в делах церковных с унижением для архиерейства… на радость восстающих на Церковь» (Государственный архив Пермского края. Ф. 664. Оп. 1. Д. 34).
Справедливости ради заметим, что синодалы слегка фрондировали: 13 (26) марта они постановили составить записку Временному правительству с протестом против действий Львова. Выступление синодалов вызвало восторг у некоторых иерархов на местах. Алексий (Симанский) воскликнул: «Честь и слава самоотверженному выступлению членов Святейшего синода в защиту свободы и независимости Церкви» (Письма патриарха… С. 25). Андроник (Никольский) заявил: «Если правильно писали газеты о конфликте в Синоде с обером, то только радоваться надо за дерзновение… Вот бы синодалам и объединиться на дело, никто бы их не посмел ослушаться» (Священномученик… С. 253). По мнению Никольского, «надо, чтобы архиереи научились первому делу – стоять перед Господом, не перед временщиками…» (Священномученик… С. 274, 275).
У синодалов были и другие поводы возмущаться: государственное финансирование Церкви резко сокращалось.
Попытки сопротивления обер-прокурору изредка наблюдались и на местах, чем отметился, в частности, ректор Московской духовной академии епископ Феодор (Поздеевский). На вопрос, подчиняется ли он обер-прокурору, Поздеевский ответил, что подчиняется только Синоду (Богословский М.М. Дневники. / Запись от 13 марта 1917 г. М., 2011. С. 327).
При Львове следовало одно ограничение для Церкви за другим. Церковноприходские школы передали в ведение Министерства народного просвещения. Церковь потеряла 37 тыс. школ. Но важно заметить, что вопрос о передаче школ Львов отдал на рассмотрение делегатам съезда духовенства и мирян, начавшего свою работу 2 (15) июня. Почему-то не принял решение самолично, как это делал в других случаях.
В июле наступил эндшпиль. Устояв при нескольких кризисах Временного правительства, Львов все же потерял обер-прокурорскую должность. Отказываясь постепенно от царского прошлого, правительство шло к учреждению Министерства исповеданий. Преемник Львова Антон Карташев занимал обер-прокурорский пост менее двух недель. Затем он сам попросил об отставке, заявив о «невозможности работать вследствие засилья социалистов» в политике (Цит. по: Богословский М.М. Дневники. Запись от 12 сентября 1917 г. С. 421).
Действительно, до прихода к власти левых оставались считаные дни. Жесткий, но результативный курс Львова удобрял для них почву, показывая большевикам: беспощадная борьба с духовенством будет не слишком сложной. Но борьба неминуема, предвещал синодальный буревестник. Церковная политика Временного правительства стала прелюдией большевистских демаршей.
