«В этой несчастной лавре все рухнуло»

Митрополит Питирим (Окнов) считался ставленником Григория Распутина. Фото 1910-х годов

Основанный в Санкт-Петербурге по воле Петра I Александро-Невский монастырь (с 1797-го лавра) должен был стать образцом для монашества православной империи. Однако история обители, особенно предшествовавшая 1917 году, показала, насколько реальная жизнь далека от идеала.

В 1915 году в лавру пришел новый хозяин – митрополит Петроградский Питирим (Окнов). О митрополите было известно, что он протеже Григория Распутина.

В начале Февральской революции в покои настоятеля лавры ворвались пьяные солдаты. Объявили о необходимости обыска, чтобы убедиться, нет ли у митрополита оружия. Окнов был задержан и увезен в Государственную Думу, где находились задержанные сановники империи. 6 марта 1917 года его отправили «на покой», а спустя несколько лет он умер на Юге России, во время бегства от наступающих большевиков.

А в мае 1917 года по решению Временного правительства в лавре проходила ревизия (См.: РГИА. Ф. 1579. Оп.1. Д. 139), что свидетельствует о плохой репутации монастыря, по крайней мере в глазах новой власти. Ревизию провел судебный следователь, уделив главное внимание уже отставленному Окнову, чья частная жизнь стала «достоянием… широких масс народа».

Ревизия выявила компрометирующие иерарха и братию факты. В лаврскую резиденцию Окнова до революции «почти ежедневно в полуночные часы… подъезжали автомобили с сановниками, военными…  женщинами…» Бывали здесь и Распутин, и фрейлина императрицы Анна Вырубова. С Распутиным бесчинствовал и личный секретарь митрополита Зиновий Осипенко. Главные события происходили у настоятеля: здесь бывало очень шумно, раздавалось и светское пение. Такие вот пиры Валтасара!

Иерарх был полностью в руках Распутина. «Один мой щелчок, – говаривал последний, – и у него… слетит белый клобук». Получается, что независимо от того, был ли Распутин реальной политической величиной или фантомом, искусственно созданным для дискредитации царской семьи, он символизировал зловещую силу, тень которой падала и на Александро-Невскую лавру.

Что до ревизии, то проверка выявила еще и алчность митрополита, незаконно взявшего из средств лавры 70 тыс. руб. При «полной бесхозяйственности», царившей в обители, при «отсутствии фактического надзора за ведением хозяйства» такие махинации стали возможными, как и расхищение монастырского добра. А хозяйство было огромным. В 1917 году одной лишь земли лавра имела 13 тыс. десятин.

Ревизор заявил и о «преступной деятельности» в лавре – вымогательстве и взяточничестве. Эконом брал по-крупному: 10% стоимости всех подрядов шли в его карман.

Между тем оставались считаные месяцы до победы большевиков, которые прервали церковную историю лавры. Монахов изгнали из монастыря. Но не было ли в этом вины самих черноризцев?

Гора родила мышь

До создания Синода Александро-Невский монастырь был церковно-административным центром. Здесь рассматривали самые разные дела, часто далекие от монашества. Например, дело «попа» Василия Афанасьева, задержанного с гусем в 1714 году. «Поп» нес гуся за город, закрывая своей рясой, и был задержан солдатом по подозрению в воровстве (ОААНЛ. Т. I. Стб. 253–254). Такому способу прятать гуся позавидовал бы сам Паниковский из «Золотого теленка».

Серьезнее другой казус – избиение в 1715 году монаха Прохора из Иверского монастыря, приписанного к Александро-Невскому. Бил «отца-пустынника» бывший служитель Невского – и «кулаками, и топтунками». Подключился крестьянин. Били дубиной, «драли» монаха за бороду (ОААНЛ. Т. I. Стб. 457). При этом служитель кричал: «Если бы мне попался, растакая мать, сам… наместник, я бы де… на шпаге кишки [ему] вымотал». Шпагу он действительно обнажил, но монаху удалось скрыться.

Громкая драма разыгралась в 1716 году: военные разорили монастырское Адмиралтейское подворье. В немалом числе, с обнаженными шпагами, они подошли к подворью «приступом». Бросали во двор камни, разбивали оконницы в кельях, «разломали… тын и, войдя во двор, монастырских служителей… били… дубьем, и поленьем, и каменьем, фузеями, и шпажными эфесами и, бив, пограбили… означенных лиц… и… погнали в Адмиралтейство, наделяя ударами» (ОААНЛ. Т. I. Стб. 983).

И народ не очень-то жаловал братию. Хотя он и был царским детищем, Александро-Невский монастырь не слишком почитался, как и его глава петровских времен архимандрит Феодосий (Яновский), который, пользуясь особенным доверием императора, позволял себе слишком многое. В текст верноподданической присяги он включил и свое имя – «чтобы и ему присягали наравне с царем», по свидетельству дореволюционного историка Николая Соловьева. Не мания ли это величия?

Яновского характеризовал дипломат-очевидец Жак де Кампредон: его «одинаково ненавидит и духовенство, и народ; первое – за его чрезмерное честолюбие, второе – за истребление икон… Приговор против него… вызвал всеобщее удовольствие в народе» (Яновский был противником иконопочитания).

Петр I лично утверждал монастырский устав. Однако почти сразу он начал нарушаться.

Случались пьяные драки. Характерный эпизод – конфликт иеромонахов Иулиана и Левкия в 1817 году. Уйдя из лавры «неизвестно куда» и вернувшись обратно пьяным в двенадцатом часу ночи, Левкий попросил у Иулиана 100 руб., но услышал в ответ: «Тебе, что ли, дам я, дураку и свинье?» Левкий вспылил: «Хохол безмозглый!» – и ударил Иулиана по щеке, но получил в ответ «поленцем» по голове. Очутившийся рядом иеродьякон отобрал орудие. Но разъяренный Левкий не угомонился: драл Иулиана за волосы, пинал ногами, повалив на пол… Обоих чернецов сослали в разные монастыри (РГИА. Ф. 815. Оп. 7. 1817 г. Д. 46).

Водку в обители пили без меры, завозя до 500 ведер за раз. Иные упивались до смерти. В праздники же, которых у церковников много, могли выпить и «заморских» вин: венгерского, рейнского, бургундского, малаги, лиссабонского, марго, го-сотерна, мадеры и т. д. Запах винного перегара и блевотины, бывало, задерживался в монастыре: примеры приводило само лаврское руководство (см., напр.: РГИА. Ф. 815. Оп. 7. 1816 г. Д. 20. Л. 11 об.)

Добавим к этому частые кражи в среде братии, побеги из монастыря, клевету и ложные доносы, развратные действия.

Характерным типом стал монах-сибарит. Хорошие бытовые условия, отличное питание, беззаботная праздная жизнь – все это можно сказать об Александро-Невской лавре. При немногочисленной братии годовая закупка лишь осетрины могла составить свыше 1,6 тонны. Получали уйму прочих деликатесов.

Еще один феномен – чернец-собственник. Годовой доход рядового иеромонаха в начале XX века, как утверждал протопресвитер Георгий Шавельский, превышал 2 тыс. руб. «при готовом столе и квартире» – как у высокопоставленных чиновников империи, плативших, однако, за «стол и квартиру».

С другой стороны, нельзя не обратить внимание на светлые стороны обители. Прежде всего это замечательный архитектурный комплекс самого монастыря, красивое пение в лаврских храмах, которым восторгались многие. Монастырь занимался благотворительностью. Уже в XVIII веке при обители открыли две небольшие богадельни. В Первую мировую войну устроили два лазарета для раненых воинов. Монахи содействовали развитию духовного образования. Создали музей – Древлехранилище. Но благие дела совершались чаще все же по указке сверху.

При внешнем блеске царила духовная пустота. «В этой несчастной лавре все рухнуло», – скорбел обер-прокурор Святейшего синода Константин Победоносцев (РА. 1906. № 8. С. 508).

«К высокой степени безумства»

Любопытна история, происшедшая в Рязанском «девичьем» монастыре в 1857 году. Находясь в келье игуменьи вместе с бомондом, архиепископ Рязанский Гавриил (Городков) «сел на софу для отдыха и завтрака», и в этот момент появился иеродьякон-отпускник Варлаам из Александро-Невской лавры. Подойдя к престарелому архиерею, он поклонился ему в ноги, а затем, когда Городков встал для благословения, ударил того по щеке так крепко, что старик упал на пол (РГИА. Ф. 1409. Оп. 3. Д. 7405. Л. 1 об.). Преступника подвергли осмотру врачом и поместили в психиатрическую больницу. На происшествие отозвался митрополит Московский Филарет (Дроздов): «Вероятным изъяснением оного представляется безумие Варлаама».

События того же рода наблюдались в самой Александро-Невской лавре. Так, один из помощников благочинного, говорили чернецы, «держал себя совершенно сумасшедшим» (РГИА. Ф. 815. Оп. 14. Д. 44. Л. 2).

Александро-Невская лавра в последней четверти XIX века. Фото из альбома «Александро-Невская лавра в Санкт-Петербурге». 1874

Что до иеромонаха Константина (Леонтовича), сведшего счеты с жизнью, то его признало сумасшедшим само лаврское руководство. Он нес «послушание» законоучителя в Морском кадетском корпусе. Однажды «по случаю… пожара» Леонтович «почувствовал в себе ипохондрическую болезнь и с согласия корпусного начальства… приехал в лавру». Спустя два дня, «быв в беспамятстве», он «возложил на себя руки бритвою и бесцельно помер…» (РГИА. Ф. 815. Оп. 7. 1816 г. Д. 17. Л. 2). О факте самоубийства сообщили полиции. На другой день самоубийцу похоронили «по чиноположению» на лаврском кладбище.

Стало быть, в «грехе» самоубийства Леонтовича не обвинили: все списали на сумасшествие. Но возникает вопрос: когда же оно началось, ведь обычный человек не сходит с ума из-за пожара, если не стали его жертвой он сам или близкие? А Леонтовичу пожар не принес вреда. Логичнее предположить, что он страдал психическим заболеванием задолго до происшествия, возможно, и до пострига в монашество. Подобен Леонтовичу другой «черный поп» из лавры, что «пырнул себя ножом в живот» (РА. 1906. № 8. С. 509).

Был ли в своем уме иеромонах Мефодий, который в 1818 году насиловал вдову, приведя ее к себе в келью (РГИА. Ф. 815. Оп. 7. 1818 г. Д. 62. Л. 2)? Столичный митрополит запретил ему «священнослужение» и ношение наперсного креста.

О «крайностях» чернецов знали в церковных верхах. «Казначей там (в Невской лавре. – «НГР») из ума выжил», – заявил без обиняков обер-прокурор Победоносцев.

Не все в порядке было порой и с жившими в лавре митрополитами. Современники замечали, как один из них, Серафим (Глаголевский), «под бременем годов» «выживал почти из ума» (РА. 1901. № 11. С. 416). О другом – Палладии (Раеве) сообщил Победоносцев: «Он разрушается и телесно, и умственно…» (РА. 1916. № 1–3. С. 167).

И вот парадокс. Именно в Александро-Невский монастырь везли некогда сумасшедших для исцеления. Посланный туда в качестве «бесноватого», уверенный в психиатрических талантах чернецов, капитан Василий Гагин сам просил «заклинательных молитв».

Не умаляя достоинств Сергия Радонежского, Серафима Саровского, Амвросия Оптинского и других адептов аскезы и духовной сосредоточенности, следует заключить, что Александро-Невская лавра, плод «государственной церковности» - иное дело.

Моя полиция меня бережет

Французский дипломат Морис Палеолог, служивший в Петербурге в последние годы Российской империи, писал: «Сколько раз во время пышных служб в… Невской лавре… я вспоминал… Наполеона I: «Архиепископ – это полицейский префект». Посол метил в жившего в лавре столичного митрополита.

Все начиналось с денег. К Рождеству 1896 года полицейским чинам из участков, прилегающих к лавре, раздали 100 руб. в качестве наградных (РГИА. Ф. 815. Оп. 13. Д. 730. Л. 9). Для сравнения укажем, что наградные для певчих, которых было больше, чем премированных полицейских, составили лишь 75 руб. Можно сделать предположение о циничном подкупе полиции, не сомневаясь, что та, благодарная, закрывала глаза на деяния лаврских насельников. И полиция всемерно защищала лавру.

Иногда это было просто необходимо для реноме монастыря. В 1743 году Сенат назначил расследование в отношении Невского, выясняя, в силу чего «установлен сбор с купеческих барок на Неве в пользу» монастыря. Оказалось, что полицией было «велено им (купцам. – «НГР») становиться с… барками только под Невским монастырем…» И здесь монахи настаивали на уплате денег. У тех же, кто не соглашался платить, «барки отгоняли и чинили весьма явные обиды и разорения» (ОДДС. Т. XXIII. Стб. 401). Можно, пожалуй, говорить о малоизвестном феномене – монашеском пиратстве.

Есть и другие примеры сотрудничества чернецов с охранителями. Когда в 1749 году монастырь нанимал каменщиков, то объявление о том пошло «через полицию». А в 1791 году митрополит Гавриил (Петров) просил обер-полицмейстера запретить продажу картин, изображающих монахов с «девками» (ЧОИДР. 1902. Кн. 1. Отд. II. С. 27). Торговля, кстати, была бойкой. Затеяли ее критики лавры.

Наводились мосты и с полицейскими низшего ранга. Тот же Петров велел лаврскому наместнику: «Палисаду не трогайте без ведома квартального и делайте так, как велят». Без государственной подпорки, без консультаций с чиновниками Церковь не обходилась.

Но дело не в конкретном митрополите и не в отдельном монастыре. Член Сената Кастор Лебедев (XIX век) заметил: вся «Греческая церковь (то есть восточно-христианская, православная. – «НГР») со времен Константина (римского императора, издавшего эдикт о веротерпимости и принявшего христианство. – «НГР») была и остается учреждением государственным, почти полицейским… Она жила и двигалась вне своей сферы, связанная светской властью, и выродилась в обрядность» (РА. 1911. № 11. С. 343).

В полиции нуждались даже при похоронах на своих кладбищах. Рассказывает академик Михаил Погодин, прибывший в лавру в 1864 году на похороны графа Дмитрия Блудова: «Я поспешил прямо в Невский… У дверей полицейский чиновник не позволяет войти, объяснений… и слушать не хочет… Пропустивши всю мундирную знать, я хотел пройти к кладбищу. Прочь! раздалось… перед калиткой… Взять его, кричит невежа. Я заикнулся отвечать… Взять его, кричит он еще громче своим сателлитам, и… они уже подбегают… Стиснув зубы, я отошел…» (РА. 1883. № 1. С. 143—144). Похороны были поставлены на поток, и, боясь сбоев в процессе, несущих убытки, монахи нанимали полицию.

Дошло до того, что в одном документе упомянули «полицию того (Невского. – «НГР») монастыря» (СИРИО. Т. XVII. С. 493). Вероятно, не случайно поставили знак равенства между духовенством и городовыми.

Сегодня в городе на Неве восстанавливают православные храмы и монастыри, многие известные соборы передают Церкви. Учитывается ли при этом их история, которая помнит и славные, и постыдные дела? «Восстановления не ожидаю», – писал о монастырях епископ Игнатий (Брянчанинов) задолго до церковной трагедии, которая развернулась после октября 1917 года.