Валерий Вяткин  |
| Александр Тургенев возглавил Департамент духовных дел в «двойном» министерстве. Михаил Теребенев. Портрет Александра Тургенева. 1830-е годы. Всероссийский музей А.С. Пушкина |
В октябре 1817 года, при императоре Александре I, в России учредили Министерство духовных дел и народного просвещения («двойное» министерство), что стало одним из важнейших событий в истории отношений Российского государства и Церкви. Можно даже сказать, что тогда состоялась своеобразная «октябрьская революция» в истории этих отношений.
Святейший правительствующий Синод сохранялся, но был поставлен в подведомственное министерству положение. Он тоже считался государственным органом, но, будучи собранием духовных лиц, хоть и подчиненных обер-прокурору, принципиально отличался от министерства.
Вот только новшество было обречено: увидев в этом ущемление своих интересов, против него ополчилась православная иерархия. Уже в 1824 году ведомство было закрыто. Но прецедент имел последствия: в 1917 году Временное правительство учредило Министерство исповеданий. Эксперимент, правда, длился недолго: его прервали большевики.
Таким образом нынче исполняется 200 лет «двойному» министерству Александра I и 100 лет Министерству исповеданий Временного правительства.
Всесильный министр
Огосударствление Церкви, осуществлявшееся в синодальную эпоху и увенчавшееся созданием «двойного» министерства, особо сказалось в деятельности Александра Голицына (1773–1844), занимавшего различные высокие посты в царствование Александра I.
Голицын сделал головокружительную карьеру. И не случайно. В известной мере он обладал «охранной грамотой», гарантирующей служебный успех. Дружеские отношения с монархом служат здесь разгадкой. Голицыну помогало и то, что был он «настоящим придворным», имея талант воздействовать на монарха, отличаясь инициативностью и энергичностью. Но временами приходилось кривить душой.
В 1803 году его назначили синодальным обер-прокурором. Дела Синода он забрал в свои руки, являясь полным и неограниченным хозяином в нем, ключевой фигурой во всей Церкви, знаменитым на всю страну функционером.
В Эрфурте обер-прокурором Голицыным, сопровождавшим Александра I, заинтересовался Наполеон Бонапарт, с которым здесь встречался российский император. Познакомившись с русским сановником, Наполеон одобрительно отозвался о Голицыне, согласившись с мнением последнего, что духовенство нужно держать в узде, к чему негласно были призваны своей должностью обер-прокуроры.
При Голицыне ярко обозначались контуры синодальной системы. Рост централизации власти, характерный для всего государства тех лет, распространялся и на церковную жизнь.
Став обер-прокурором, Голицын и сам постепенно погружался в религиозные искания. Живший в то же время государственный деятель Филипп Вигель утверждал: «В беспрестанных сношениях с архиереями и монахами… начал он помаленьку вдаваться в набожность…»
В своем петербургском особняке Голицын устроил пышную домовую церковь. Мрачный, как отмечали очевидцы, храм освещался через круглое окно с витражом, изображающим «Всевидящее Око». Каждому фрагменту храма был придан таинственный характер, как того пожелал хозяин. Пурпурные лампады в виде кровоточащих сердец теплились у икон. Рядом находилась личная молельня Голицына, куда не проникал ни один луч света. Подсвеченный неугасимым огнем, в храме горел светильник из красного стекла в виде сердца.
В 1810 году Голицыну подчинили Главное управление духовных дел иностранных исповеданий, введя сановника также в состав Госсовета. Затем он стал министром народного просвещения. Так постепенно, принимая новые полномочия, соответствующие направлению будущего «двойного» министерства, Голицын приближался к вершине своей власти.
Он все больше и больше значил для Российской православной церкви и ее иерархов. В свое время говорили, что митрополит Михаил (Десницкий) умер от огорчений, принесенных ему Голицыным, из-за их личных конфликтов. Согласно другому митрополиту, Филарету (Дроздову), Голицын «отвращал от Церкви такие распоряжения правительства, которые могли быть… для нее весьма вредны» (Горский А, прот. дневники. СПб., 1999. С.108).
Но было и такое, что мешало Голицыну усилить свое влияние: малая его осведомленность в церковной жизни, присущая ему при восхождении в обер-прокуроры, а также недостаточная образованность. По мнению статс-секретаря Модеста Корфа, Голицын отличался незнанием дел даже на закате своей жизни, следствием чего было либо «действие по внушениям», приводимое порой к пристрастию, либо «совершенное равнодушие» (Дневники. М., 2010. С. 263). Но оценок, характеризующих Голицына как деятельного и энергичного человека, все-таки больше.
В 1817 году Голицын писал Михаилу Сперанскому: «Истинно странно, что наши духовные мало занимаются переводом древних отцов» (ОР РНБ. Ф. 731. Ед. хр. 2049. Л. 4 об.). Но увлеченный «правоверием», он впадал в явные крайности, провозгласив однажды, что все науки надо заменить чтением Библии. Он утверждал: «Мудрость земная, все человеческие познания ничто, если они заимствованы не от единого света истины вечной…» (Цит. по Никитенко А.В. Дневник Т. 1. Л., 1955), под которой понимал лишь откровения «свыше». И действительно, университеты, подведомственные министру Голицыну, испытывали ограничение в свободном научном поиске.
 |
| В этом здании на нынешней площади Ломоносова располагалось Министерство духовных дел и народного просвещения. Фото автора |
Великий почин
С созданием «двойного» министерства, сменившего Министерство народного просвещения, две отрасли государственного управления оказались в одной связке. Новый орган подчеркивал неразрывную связь религии с формированием народного сознания. Причину нововведения объяснил Александр I: «Дабы христианское благочестие было всегда основанием истинного просвещения» (ПСЗ. № 27 106.1817). Иными словами, для роста эффективности духовного образования не нашли лучшего стимула, чем государственный ресурс.
Да и времена изменились: в ходе борьбы с Наполеоном окреп религиозный фактор во внутренней и внешней политике, а сам Александр I придерживался теории «евангельского государства», модной в то время. Монарху казалось, что интеграция религии в рамках одной администрации сможет приблизить империю к «евангельскому государству».
Нельзя упустить из внимания и дату: в октябре 1817 года праздновалось 300-летие Реформации, и идея объединения протестантских Церквей, декларируемая тогда в Европе, не могла не влиять на российского монарха.
С другой стороны, министерства как административные институты возникли именно при Александре I. Реформаторы распространили новую властную форму на все сферы, в том числе и на духовную. Но создать министерство только духовных дел (если бы, конечно, того захотели) не представлялось возможным: после войны с Наполеоном казна была скудна. Открытие новых учреждений могло ее попросту разорить.
Министерство состояло из двух департаментов, Главного правления училищ и двух комитетов, ученого и хозяйственного. Директором Департамента духовных дел стал историк и писатель Александр Тургенев, чья интеллигентность, изрядная образованность и порядочность были широко известны. По линии его департамента проходило разное вероисповедание, включая православие. Некоторые сочли, что тем самым государственное исповедание приравняли к иному, сочтя это оскорблением православия. Но интеграция управления разными вероисповедными структурами в рамках одного департамента соответствовала взглядам Александра I, который вообще не был склонен догматизировать вероисповедные различия. Кроме того, департамент под управлением Тургенева состоял из четырех отделений, и первое из них курировало одно лишь православие.
Министерство обладало огромной административной мощью. Но сомнение в его перспективах могло возникнуть уже с самого начала, ведь оно создавалось под Голицына, человека ограниченного и противоречивого.
Так или иначе, власть Голицына впечатляет. Синодальных архиереев назначал и увольнял именно он, курируя общие церковные дела, о чем ему докладывал синодальный обер-прокурор. Голицын представлял в Госсовете и Комитете министров интересы всех религий империи. Такими полномочиями ни до него, ни после не обладал ни один чиновник страны.
Не следует думать, что он не размышлял о целесообразности симбиоза двух отраслей государственного управления, всего лишь слепо подчиняясь царской воле. Более того, проект слияния ведомств в «двойное» министерство разрабатывался именно им по поручению монарха. Став главой министерства, Голицын продолжал размышлять о той же целесообразности. В 1818 году он писал Сперанскому: «В рассуждении мнения Вашего о соединении в одно министерство духовных дел и просвещения я совершенно с Вами согласен… Но признаюсь… ежели бы надеялся на собственные силы, никогда бы не осмелился принять звания, на меня возложенного» (ОР РНБ.Ф. 731. Ед. хр. 2049. Л. 10.10 об.)
Польза от министерства была немалой. В нем учитывались чаяния не одной лишь официальной религии. Потребности государства уважались неукоснительно. Во избежание конфликтов министерство улаживало отношения православных верующих и протестантов, отнюдь не во вред интересам первых. Возникали даже перспективы утверждения в российском обществе некого представления о веротерпимости.
В отличие от Синода, министерство по определению нацеливалось на развитие правовой базы государственно-церковных отношений. С его появлением Синод стал подконтрольным не только обер-прокурору, но и министру, что укрепляло правопорядок в Церкви.
Кроме того, министерство рассматривало хозяйственные проблемы духовных школ, нужды которых были велики, пеклось об их библиотеках, учебных кабинетах. В ведомстве не забывали и о знаменитых бурсах – общежитиях при духовных семинариях. Контроль над преподаванием совмещали с заботой о преподавателях. Поощрять духовенство за хорошую службу тоже не забывали.
В результате контактов с турецкими властями были урегулированы вопросы паломничества в Иерусалим.
Сверх всего министр Голицын отслеживал конфликты светской и церковной администрации. Каждый такой конфликт он внимательно изучал, чтобы добиться обуздания неправых.
При участии «двойного» министерства в России ввели библейские общества. Но заметных перемен в народном сознании они не принесли.
Работа «двойного» министерства была многопланова, но не все в ней заслуживает одобрения. Ученый комитет, открытый при ведомстве, проводил реакционную политику в области просвещения, так что упомянут в «Горе от ума» Грибоедова как одиозная инстанция.
Церковная
контрреволюция
Невзирая на значимый позитив, привносимый министерством, ортодоксы видели в нем только зло, замечая, как в России распространялся и креп мистицизм, распространялись идеи едва ли не отрицания обрядов, что могло бы обернуться для Церкви резким снижением доходов. И это связывали с ненавистным для духовенства учреждением. Служители государственного исповедания были раздосадованы. Ведь приверженцы прочего исповедания получили относительную свободу, гораздо легче стало староверам. Но самое, пожалуй, главное: в создании министерства церковники увидели усиление государственной власти над собой.
При всей помощи Голицына православию некоторые клерикалы действовали против сановника. Один из них, митрополит Санкт-Петербургский Серафим (Глаголевский) добился в 1824 году смещения Голицына с министерского поста, учинив полное его падение на религиозно-административном поприще. Утверждается, что, получив тайную аудиенцию у Александра I, митрополит, пав на колени, поверг к ногам монарха свой белый клобук и не взял его обратно, пока не услышал обещания о смене министра.
Помня о роли православия как государственной религии и о влиянии Церкви, монарх не желал сложностей в отношениях с ее лидерами, и потому министерству не суждено было сохраниться.
Есть и другая версия. Она состоит в том, что ключевую роль в низвержении Голицына сыграл эксцентричный фанатик архимандрит Фотий (Спасский), которому помог влиятельный Алексей Аракчеев, соперник Голицына, а также другие враги министра. Архимандрит и сам проявлял инициативу – выслеживал, подкупал, доносил...
Выражая отношение фанатично настроенной части духовенства, и Спасский и Глаголевский ненавидели министерство, считая его не только причиной, но и символом неугодных им перемен, и потому сражались с ним не на жизнь, а на смерть.
Дело дошло до расформирования министерства. Свершилось грубое вмешательство церковников в государственные дела. В религиозной своей политике «властитель слабый и лукавый» потерпел поражение.
В условиях, когда отношения Церкви и государства были не вполне отлажены, не подчинялись в полной мере закону, духовенство выступало угрозой для государства, его устойчивости и прочности. Возможность благих перемен давало «двойное» министерство. Но ему был отмерен короткий срок. Свой потенциал оно далеко не раскрыло. Требовалось продолжить эксперимент, продолжить практику, оправдавшую себя во многом, что попытались восполнить при Временном правительстве, учредив Министерство исповеданий, но его ожидала еще более краткая история.
В условиях же реальной демократии нечто подобное Министерству исповеданий принесло бы еще больше пользы, чем «двойное» министерство. Существуя на проработанной законодательной базе, оно минимизировало бы непредсказуемость в государственно-церковных отношениях, обеспечивая их стабильность, уважая интересы и гражданского общества и религиозных организаций, стало бы преградой росту клерикализма и агрессивным выпадам религиозных максималистов.
