Валерий Вяткин
Невский монастырь имел особое значение для государственной церкви.
Фото из книги «Александро-Невская лавра в Санкт-Петербурге. Фотоальбом». 1874
«Сколько раз во время пышных служб в Александро-Невской лавре, – писал посол Франции в России Морис Палеолог, – я вспоминал слова Наполеона I: «Архиепископ – это полицейский префект». Посол целил в столичного митрополита, которого титуловали священноархимандритом лавры. Но в истории сотрудничества знаменитого монастыря с полицией как в капле воды отражается вся полная противоречий и взаимной зависимости история развития Российской православной церкви под сенью правоохранительных органов империи.
Русский политический деятель и юрист XIX века Кастор Лебедев описал этот феномен следующим образом: «Греческая церковь (православная. – «НГР») со времен Константина была и остается учреждением государственным, почти полицейским… Она жила и двигалась вне своей сферы, связанная светской властью, и выродилась в обрядность» (Из записок сенатора К.Н. Лебедева. 1869-й год // Русский архив /РА/. 1911. № 11. С. 343). О Российской православной церкви сенатор отзывался как об «охраняемой, вместо архангелов, квартальными и жандармами» (РА. 1911. № 9. С. 68).
Здесь видится некоторое преувеличение, ведь многие сельские приходы и бедные монастыри на постоянную помощь полиции не рассчитывали. Но в целом подобные суждения подтверждаются десятками примеров из архивов, свидетельств того, какие сложные взаимосвязи были у церковников с полицией и жандармерией. Вслед за Морисом Палеологом можно рассмотреть феномен монастырской полицейщины на примере Александро-Невской лавры, возрождение величия которой происходит на наших глазах.
Архивы рассказывают, что в 1843 году лаврский эконом поднял вопрос о ежегодном выделении денег «на принятие и угощение полиции за их полезную для лавры службу» (РГИА. Ф. 815. Оп. 8. 1843 г. Д. 59). К Рождеству 1896 года полицейским чинам из участков, прилегающих к лавре, раздали сто рублей в качестве наградных (Там же. Оп. 13. Д. 730. Л. 9). Для сравнения: аналогичные выплаты певчим архиерейского хора составили 75 руб. Певчие превосходили числом премированных полицейских: стало быть, на одного стража порядка приходилась гораздо бóльшая сумма. Практика выдачи наградных устоялась. Давали все щедрее и щедрее, причем три раза в год: на Пасху, день Александра Невского и Рождество. Общая сумма достигала тысячи рублей, подчас ее превышая.
Сверх того полицейских поили водкой, угощали закусками. Очевидец вспоминал: «В келье, куда нас привел полицейский чин, уже сидело вдоль стены еще три чина. На столе стоял графин с водкой и несколько рюмок. На тарелках лежали грибы и тешка, глядевшая очень заманчиво…» (Чехов Александр П. Записки репортера // Исторический вестник /ИВ/. 1907. Октябрь. С. 48).
В 1743 году Сенат назначил расследование, выясняя, на каком основании «установлен сбор с купеческих барок на Неве в пользу» лавры. Оказалось, что распоряжением Главной полицмейстерской канцелярии было «велено им (купцам. – «НГР») становиться с хлебными барками только под Невским монастырем…» (Описание документов и дел, хранящихся в архиве… Синода. Т. XXIII… Стб. 401). И здесь монахи настаивали на уплате денег. У тех же, кто не соглашался платить, «барки отгоняли и чинили весьма явные обиды и разорения» (Там же. Стб. 402).
В 1791 году митрополит Гавриил (Петров) просил столичного обер-полицмейстера запретить продажу картин, изображающих монахов с «девками и в непристойном виде» (Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете /ЧОИДР/. 1902. Кн. 1. Отд. II. С. 27). А торговля картинами шла бойко. Затеяли ее критики лавры, умножение которых наместник Ювеналий (Половцев) объяснил «общим направлением духа времени, восстающего против монашества» (РГИА. Ф. 796. Оп. 205. Д. 639. Л. 8 об.).
Но все было не так просто. Министр внутренних дел Виктор Кочубей в 1803 году, вскоре после учреждения министерства, предписал монахам сообщать обо всех «чрезвычайных происшествиях» в лавре. Монахи в ответ послали министру два ломбардных билета на общую сумму в 20 700 руб., средства весьма и весьма существенные. «Для употребления на государственные нужды» (РГИА. Ф. 815. Оп. 7. 1807 г. Д. 4), – объяснили они. Похоже, Кочубей не соблазнился подношением. Неприятные директивы продолжали идти в лавру. В ту же реформаторскую эпоху императора Александра I столичный обер-полицмейстер потребовал «уничтожения и исправления» части принадлежащих лавре пивоварен (РГИА. Ф. 815. Оп. 7. 1817 г. Д. 66).
Лавра контактировала с полицейскими и низшего ранга. Митрополит Гавриил (Петров) поручал лаврскому наместнику: «Палисаду не трогайте без ведома квартального и делайте так, как велят» (ЧОИДР. 1902. Кн. 1. Отд. II. С. 16). В обязанности полиции в то время входило благоустройство территорий. Типичный пример дает 1868 год: полицейский пристав снесся с лаврой по поводу уборки нечистот с мостовых на ее территории. Мог настоять и на перестилке мостовой, напомнить о ремонте панели возле лаврских домов, о своевременной уборке снега или покраске забора.
Были священнослужители с послужным списком из полицейского ведомства, и наоборот. В 1876 году полицейский пристав из Волынской губернии попросил «зачислить» в свой стаж срок предыдущей его, дьяконской, службы (РГИА. Ф. 797. Оп. 46. Отд. III. Стол 4. Д. 15). Известно, что наместник лавры Израиль (Звягинцев) в мирской период своей жизни служил именно в полиции (Из записок преосвященного Леонида, архиепископа Ярославского. М., 1907. Запись от 26 ноября 1858 г. С. 250).
В одном из документов упомянули «полицию того (Невского. – «НГР») монастыря» (Сборник Императорского русского исторического общества. Т. CXVII. 1904. С. 493). И в самом деле стражи порядка работали на монахов, защищая монастырскую недвижимость. Неисправных арендаторов прогоняли с помощью городовых, вручавших под расписку требования лавры: освободить земельные участки, дома и т.п.
Лавра нуждалась в полиции даже в похоронном деле. Вспоминает академик Михаил Погодин, прибывший в 1864 году на прощание с графом Дмитрием Блудовым: «Мы приехали в Петербург поздно, так что я не успел к выносу и поспешил прямо в Невский монастырь. У дверей полицейский чиновник не позволяет войти, объяснений никаких и слушать не хочет… Проститься по православному обычаю, по окончании отпевания, нельзя было и думать. Гроб был заколочен через несколько минут. Оставалось только бросить горсть земли на могилу. Пропустивши всю мундирную знать, я хотел пройти к кладбищу. «Прочь!» – раздалось с середины улицы, перед калиткой на кладбище. Я хотел было объяснить, что приехал нарочно из Москвы… Взять его, кричит невежа. Я заикнулся отвечать… Взять его, кричит он еще громче своим сателлитам, и, я вижу, они уже подбегают… Невежа кричал, как укушенный бешеной собакой. Стиснув зубы, я отошел к стороне…» (РА. 1883. № 1. С. 143–144).
Если же хоронили столичного митрополита, то присутствие полиции считалось едва ли не обязательным. Когда останки иерарха находились в митрополичьих покоях, то у входа дежурили городовые, никого не пуская, «кроме избранных». По крайней мере так было при похоронах митрополита Палладия (Раева) (Чехов Александр П. Записки… С. 55).
Типичный пример предоставляет 1913 год, когда лавра запросила наряды городовых на некоторые монастырские богослужения (РГИА. Ф. 815. Оп. 11. 1913 г. Д. 63. Л. 15). Постоянное дежурство (за счет лавры) началось во время Первой российской революции (Там же. 1906 г. Д. 33. Л. 62). Поводы действительно были. В мае 1905 года столичный митрополит Антоний (Вадковский) писал синодальному обер-прокурору Константину Победоносцеву: «Вчера пугали целый день. Полиции анонимно сообщили, что Лавру взорвут… градоначальник выражал беспокойство и опасения» (РГИА. Ф. 1574. Оп. 2. Д. 133. Л. 8).
В 1906 году учредили два поста хорошо вооруженных городовых: у лаврских ворот и в саду митрополита (всего шесть человек). Целесообразность мер аргументировал епископ Серафим (Чичагов): «Народ окончательно восстает против пастырей» (РГИА. Ф. 1569. Оп.1. Д. 126. Л. 1 об.). Свидетельство другого иерарха – Антония (Храповицкого): «Озлобленное неудовольствие на духовную касту так и растет в народе» (РГИА.Ф. 796. Оп. 205. Д. 648. Л. 55 об.). Надежд не питали даже на семинаристов, певших за лаврской стеной революционные песни (РГИА. Ф. 815. Оп. 11. 1906 г. Д. 33. Л. 90). Но в июне 1914 года по приказу столичного градоначальника вооруженная полицейская охрана лавры была снята, невзирая на то что Духовный собор исправно платил за услугу.
Зато при Временном правительстве появляются «милиционеры лавры» в количестве тех же шести человек (РГИА. Ф. 815. Оп. 11. 1917 г. Д. 89. Л. 56). Вводится должность «староста лаврской милиции» (РГИА. Ф. 1579. Оп. 1. Д. 138. Л. 35). Новое правительство предоставило новые возможности, и лавра этим воспользовалась.
комментарии(0)