Маргарита Валентиновна МХАТ со времен Станиславского и Немировича всегда стремился показать глубину человеческого духа. Показать, чем человек живет, что его волнует, к чему стремится. Куда бы мы ни приезжали с «Тремя сестрами», нам говорили: «Мы не так играем, как вы. Вы на сцене проживаете жизнь своих героев. И мы с вами проживаем эту жизнь». Сейчас это, может, и есть в каких-нибудь маленьких театрах, где можно посмотреть актеру в глаза. Но мы-то играли на больших сценах.
Мы были первым выпуском Школы-студии. Какие у нас были педагоги, режиссеры! К нам было необыкновенное внимание со стороны всех актеров Художественного театра. Все стремились нам помочь.
Первую роль я сыграла в 49-м году в спектакле «Домби и сын». В нем были заняты народные артисты Анатолий Петрович Кторов, Александр Иванович Чебан. А я должна была играть главную роль Эдит. Как же мне было страшно выходить на сцену с такими корифеями! Но они мне так помогали! Особенно Анатолий Петрович Кторов и режиссер Виктор Яковлевич Станицын.
Станицын очень любил актеров, особенно молодежь. У меня далеко не все получалось. Мои товарищи мне говорили: «Плохо». А Станицын: «Хорошо! Только вот это надо подправить, это и это». И у меня получилось.
Есть русская пословица, смысл ее: надо чаще хвалить ребенка, тогда он будет стараться. Актеры ≈ дети. Их нужно хвалить. Тогда они расцветают.
Как у всех актеров третьего поколения, у меня было много вводов в старые спектакли. Мне передавала свои роли сама Алла Константиновна Тарасова. Она готовила со мной Анну Каренину и все успокаивала меня: «Не волнуйся, мы с тобой такие разные. Ты все равно будешь играть по-своему». Я до сих пор помню, как она играла. У нее были очень выразительные глаза. На репетициях она говорила: «Что ты опускаешь глаза, когда плачешь? Смотри на фонарь! Покажи, как ты плачешь». Она знала, как плакать.
Я очень любила поэзию. Особенно Блока. На экзамене, на первом курсе Качалов услышал, как я читаю стихотворение «Перед судом», пригласил меня к себе и попросил почитать. Я прочла «О подвигах, о доблестях, о славе я забывал на горестной Земле». «А теперь я прочту», ≈ сказал Качалов. И когда он прочел, у меня вдруг вырвалось: «Ой, Василий Иванович, как мы с вами одинаково читаем!»
Качалов отнесся ко мне очень серьезно: «Я тоже очень люблю поэзию. Давайте дружить. Старый да малый». И подарил мне свою фотографию с автографом: «Верю в Вас, милая, милая Рита». Я приняла это как благословение великого артиста.
