Недавно одному из авторов этой статьи попали в руки, скажем так, любопытные документы под общим названием "Операции по поддержанию мира". Любопытны они с нескольких точек зрения. Во-первых, рождены эти документы в недрах Министерства обороны Великобритании и для посторонних глаз не предназначались. Во-вторых, они многое объясняют в "феномене Косово", когда "все прогрессивное человечество" недоумевало и возмущалось, с какой стати страны НАТО наносят бомбовые и ракетные удары по территории независимого государства?
УДИВИЛИ. А ДАЛЬШЕ?
Как явствует из упомянутых документов, военные операции, подобные косовской, должны проводиться натовцами в соответствии с Доктриной миротворчества НАТО и согласованной с ней Национальной доктриной миротворчества Великобритании. То есть являются одним из методов государственной политики стран НАТО по отношению к внутренним конфликтам в тех или иных государствах. А в косовском варианте НАТО пошла еще дальше, и для начала военной операции даже не испросила санкции ООН, хотя Доктрина альянса и предусматривает получение санкции ООН или
ОБСЕ. Нас в очередной раз поставили перед фактом существенных изменений во взглядах и подходах к целому пласту военной дипломатии, которые являются фактическим пересмотром положений международного права о невмешательстве во внутренние дела суверенных государств.
А как же отреагировала на это Россия?
В связи с Косово всем нам памятен эпизод с "захватом" нашими десантниками аэродрома в Приштине, изумивший не только натовцев (аэродром располагался в их "зоне ответственности"), но и остальной мир, включая россиян. Правда, вскоре выяснилось, что бросок на аэродром, пробудивший у нас давно забытые чувства из разряда "Знай наших!", был сделан по российской традиции в расчете на "авось". И что делать с аэродромом дальше, мы не знали. Почему? Попробуем ответить на этот вопрос.
Миротворческой деятельности ООН насчитывается уже более полувека. Россия же (тогда в составе СССР) начала участвовать в миротворческих операциях ООН с 1973 г. - тогда на Ближний Восток была направлена первая группа советских военных наблюдателей ООН. И лишь в апреле 1992 г., на основании резолюции # 743 Совета Безопасности ООН, в миротворческих операциях ООН впервые приняли участие подразделения Вооруженных сил РФ.
Естественно, что, опоздав как минимум на 25 лет, Россия существенно отстала не только по опыту практической миротворческой деятельности, но и в теории миротворчества. На сегодняшний день это отставание настолько ощутимо, что российским миротворцам трудно даже разговаривать с иностранными коллегами на тему миротворчества: в русском языке нет "миротворческих" терминов и понятийного аппарата, адекватных английским. Это не удивительно, ведь даже в Военной доктрине России миротворчество упоминается лишь мельком, а государственной доктрины миротворчества вообще не существует. То есть у нас нет основополагающих документов государственного уровня, определяющих, "что такое хорошо, и что такое плохо" в миротворчестве. А, к примеру, в той же Великобритании уже в 1994 г. был выпущен том 5, часть 2 Полевого устава сухопутных войск под названием "Расширенное понимание миротворчества" ("Wider Peacekeeping"), в котором были определены различные аспекты миротворчества. В настоящее время там же вышла в свет публикация под общим названием "Операции по поддержанию мира" (Peace Support Operations, Joint Warfare Publication 3-50), заменившая "Расширенное понимание...".
УПРОЩЕНИЕ ДЕЗОРИЕНТИРУЕТ
Мы не собираемся здесь отвечать на первый из двух извечных российских вопросов: кто виноват в отсутствии российской доктрины миротворчества? Перейдем сразу ко второму: что делать?
Прежде, в период холодной войны и противостояния двух систем "на всех фронтах", участие СССР в миротворческих операциях хотя и было частью соревнования с Западом, однако миротворчество считалось нашей страной далеко не главным средством подтверждения своего авторитета в мире.
Сегодня же, когда Запад, по сути, соглашается с участием России в миротворческих операциях, скорее отдавая дань ее былой роли в мире и все еще опасаясь ее пусть и порастраченного военного могущества, участие нашей страны в процессе миротворчества оказывается для нас едва ли не единственным средством напомнить о своем существовании. А если повезет, то и попытаться увеличить свое влияние в мировом сообществе. Именно поэтому России необходимо участие в миротворческой деятельности под эгидой ООН, ибо это лучший способ демонстрации своих национальных интересов и потенциальных возможностей.
Однако, на наш взгляд, нынешней степени российского участия в миротворчестве явно недостаточно для достижения тех целей, которые Россия ставит перед собой в области внешней политики. К числу таких целей относится и весьма актуальная - восстановление и укрепление международного авторитета страны. Только вот достичь ее марш-бросками, наподобие приштинского, вряд ли удастся (хотя, признаться, в тот момент он был весьма кстати). Нужны действия, опирающиеся на государственное видение ситуации в том или ином регионе, а главное, совершаемые в рамках законов, принятых в России.
Для этого, как представляется, совершенно необходимо провозгласить миротворчество одной из важнейших сфер государственной политики России.
Конечно, такое провозглашение должно быть сделано не на пустом месте. Необходимо разработать и принять Российскую национальную доктрину миротворчества. В свою очередь, такая доктрина может быть разработана лишь на основе Национальной концепции миротворчества (названия доктрины и концепции условны). Здесь уместно сказать, что понятие "миротворческие операции" часто ошибочно трактуется лишь как "военные действия". Это не более чем распространенный предрассудок, привычное упрощение. В действительности такие операции включают в себя широчайший комплекс превентивных мер, от дипломатических до гуманитарных, направленных прежде всего на предотвращение ситуаций, при которых проведение военных миротворческих действий становится неизбежным, а миротворческая операция не заканчивается после прекращения военных действий. И при разработке Национальной концепции миротворчества подобную многовариантность видов миротворческих операций целесообразно отразить в полной мере.
Те или иные варианты подобной концепции наверняка существуют в ряде ведомств и институтов (есть она и у авторов), но, по всей видимости, остаются невостребованными. Проанализировать, обобщить эти варианты и способствовать созданию концепции и доктрины миротворчества могло бы нечто вроде Управления миротворческих операций, которое следовало бы создать в рамках администрации президента России. При этом желательно, чтобы среди сотрудников этого управления были и те, кто имеет практический опыт участия в миротворческих операциях под эгидой ООН.
УПУЩЕННЫЕ ВЫГОДЫ
При такой постановке проблемы неизбежно возникает вопрос: по карману ли нынешней России миротворчество? Ведь оно, по широко распространенному мнению, - вещь дорогая, требующая высоких затрат. Это так и есть. Но есть и такое понятие, как упущенная выгода от неучастия в миротворчестве. Ведь миротворческие акции в известной мере являются как бы рекламными и демонстрируют возможности страны-миротворца, ее "человеческий материал", способствуют утверждению ее авторитета в глазах мировой общественности и, если угодно, продвижению достижений страны в технической и гуманитарной областях на мировые рынки, в том числе и на рынок товаров и услуг, потребляемых ООН. Рынок этот, кстати, весьма емок - ООН тратит на нем около трех миллиардов долларов в год, - однако российский производитель представлен на нем всего несколькими именами. А если бы государство озаботилось и данной проблемой и приняло что-то вроде "Программы участия России в снабжении рынка товаров и услуг, потребляемых ООН", в том числе и на цели миротворчества, то стереотипное представление о нерентабельности последнего наверняка было бы разрушено.
Помимо упущенной материальной выгоды, Россия, принимая участие в миротворческих операциях в своем нынешнем качестве, может потерять нечто большее. Дело в том, что за рубежом завершается формирование единого подхода к проблеме регионального миротворчества. Подтверждение этому - принятое Европейским сообществом решение о создании к середине 2003 г. Объединенных миротворческих сил быстрого реагирования. И очень важно, чтобы Россия не осталась в стороне от этого процесса. Ее активное включение в новый миротворческий механизм должно укрепить международный авторитет страны, будет способствовать ее дальнейшей интеграции в Европейское сообщество. Но для этого надо разработать и принять российскую Национальную доктрину миротворчества и по возможности более тесно согласовать ее положения с соответствующими документами, существующими на Западе.
Кроме того, Россия вполне могла бы выступить с инициативой внесения в Устав ООН четких определений различных миротворческих операций и однозначной трактовки условий, при которых и кем они могут проводиться. Это поможет укреплению миротворческого механизма ООН/ОБСЕ, приблизит перспективу создания миротворческих сил ООН, составной частью которых стали бы Российские национальные миротворческие силы. Возникает вопрос, откуда эти силы возьмутся? Будет логично придать тем силам и средствам, которые применяются в миротворческих операциях, официальный статус Национальных миротворческих сил РФ (НМС). В состав же этих сил наряду с элитными частями ВДВ и представителями других родов войск, по нашему мнению, можно включить специально подготовленные и натренированные подразделения Национального гуманитарного миротворческого корпуса (НГМК). А формировался бы этот корпус преимущественно из резервистов и офицеров запаса, имеющих опыт участия в миротворческих операциях.
И последнее. Идеология миротворчества как нельзя лучше подходит для создания на ее базе учебной программы двух ступеней - для средней и высшей школ, которая помогала бы воспитанию у молодого поколения чувства патриотизма, миролюбия и, если угодно, интернационализма. Введение в учебные программы дисциплины "миротворчество" заполнило бы идеологический вакуум, образовавшийся после упразднения пионерской организации и комсомола. А молодые люди, окажись они где-то в качестве миротворцев, уж точно бы знали, что им делать с занятым аэродромом.