Иван Сафранчук СОВРЕМЕННАЯ российская военная журналистика: опыт, проблемы, перспективы. - М., Гендальф, 2002, 251 с.
ЭТА КНИГА - об опыте, современном состоянии и перспективах развития российской военной журналистики - итог совместного проекта Российского представительства международного Центра оборонной информации и Центра журналистики войны и мира. Причем авторы коллективной монографии - известные читателям "НВО" журналисты, эксперты, ученые, отставные и действующие военные (поскольку именно в еженедельнике не раз обсуждались проблемы военных СМИ) - пишут о более широких проблемах: военно-гражданских отношениях, свободе слова, гражданском обществе, медиабизнесе.
НЕПОПУЛЯРНАЯ АРМИЯ
Развитие военной журналистики в период после 1992 г. вобрало в себя все противоречия становления гражданского общества и независимых СМИ в России. В 1990-е гг., особенно в начале десятилетия, политическое руководство страны с подозрением смотрело на военных, большинство из которых присягало Советскому Союзу. Многие офицеры остались верны не столько даже СССР, сколько привычной системе морально-политических ценностей (необязательно публично это показывая). Их власти опасались. Одновременно не вполне доверяли и тем, кто быстро перешел на сторону российских реформаторов.
Такая основа военно-гражданских отношений не оставляла шансов на успешное реформирование Вооруженных сил. Впрочем, на практике оно оказалось никому, за исключением небольшого круга военных профессионалов, не нужным. С одной стороны, политическое руководство покупало лояльность высших армейских чинов. Им давали звания и награды (число генералов неуклонно росло), не пресекались сомнительные финансовые и экономические решения, что быстро привело к масштабной коррумпированности. С другой - к Вооруженным силам привлекалось внимание общественности и прессы. Армия со всеми ее бедами оказалась под валом критики и нападок. Ее не реформировали, но и не защищали. Наоборот, риторикой, по большей части демагогической, о военной реформе политики как бы снимали с себя ответственность за беды военных, переводя всю остроту критики опять же на самих людей в погонах.
Делалось ли это спонтанно - интуитивно - или намеренно, по плану? Однозначный ответ дать сложно. Скорее всего присутствовали элементы и того и другого с превалированием интуитивных решений. Руководство страны поверило, что лучшее средство от военного переворота - непопулярная армия. С точки зрения краткосрочных политических соображений, может, это было и верно. Но с точки зрения долгосрочных интересов страны и национальной безопасности - трагическая ошибка.
Очевидно, впредь необходимо приложить максимум усилий для того, чтобы российская политика больше не попала в тиски подобной дилеммы. Только тогда заинтересованность в профессиональной и современной (не только по оснащенности и подготовке, но и по духу) армии преодолеет рубеж теоретических рассуждений. Нынешнее внимание политического руководства страны к армейским проблемам с одновременной готовностью проводить нужные, пусть и непопулярные в Вооруженных силах реформы вселяет умеренный оптимизм.
МИНОБОРОНОВСКИЙ ПИАР
"Умеренный" - потому что обозначается опасность впасть в другою крайность. Российские силовики демонстрируют серьезную заинтересованность в информационно-пропагандистской работе, на современном языке - пиар-кампаниях. Отчасти - это "хорошо забытое старое", реанимация советской пропаганды. Отчасти - желание выгодно использовать современные общественные настроения, прежде всего новый российский патриотизм. Но главным образом (и здесь предыдущие два фактора тоже присутствуют) силовики не могут не видеть успехов различного рода пиар-акций в политической, экономической и социальной областях. Если таким образом можно избрать президента, поделить финансовые и природные ресурсы, то неужели престиж армии в обществе нельзя поднять? Примерно такова логика рассуждений.
По всей видимости, решающую роль в формировании отношения военных к пиару и пропаганде сыграла вторая чеченская кампания. На начальном ее этапе информационно-пропагандистское обеспечение боевых действий силами профессиональных гражданских политтехнологов оказалось настолько успешным (во всех отношениях, в том числе и в виде некоторого роста престижа армии), что военные решили включить это новое для них информационно-пропагандистское оружие в свой арсенал.
Разумеется, в том, что силовые ведомства должны подкреплять свою работу соответствующим информационно-пропагандистским обеспечением, сомнений нет. Как вспомогательное средство повышения эффективности проведения реальной военной реформы пиар нужен и полезен. Но переоценивать силу пропаганды не стоит. В конечном счете если жизнь расходится с красивыми словами о ней, то за пределами краткосрочной перспективы суровые реалии возьмут свое. Попытки подменить военную реформу пропагандой бесперспективны. Однако очевидно и то, что соблазн использовать силу пиара не для реформирования, а для "продажи" себя обществу "такими как есть" велик, и не поддаться такому соблазну силовики смогут только при условии пристального, но корректного внимания руководства страны, политиков и СМИ к военным делам, состоянию и направлениям развития Вооруженных сил.
По мере того как силовые ведомства все более профессионально будут использовать современные пиар-технологии, они будут сталкиваться когда с необходимостью, а когда и с соблазном манипулировать прессой и военными журналистами. В самом этом явлении нет ничего страшного, если оно существует в ограниченных масштабах и в рамках принципиальной установки на свободу СМИ. Важно только, чтобы в результате не исчезла профессиональная и независимая военная журналистика.
ГОРЕ ОТ... ПРОФЕССИОНАЛИЗМА
Объективно есть все предпосылки не только для существования военной журналистики в нынешнем виде, но и для ее развития - интерес к темам национальной безопасности и состояния Вооруженных сил, сама международная обстановка и проблемы борьбы с терроризмом. Сложилось сообщество военных журналистов, способных на высоком профессиональном уровне и корректно освещать эти вопросы.
И все же этого может оказаться недостаточно для выживания военной журналистики или для того, чтобы она не превратилась в инструмент сложных пиар-акций самих силовиков. Важно также, чтобы военная журналистика смогла найти свое место в медиабизнесе. Да и сам российский медиабизнес должен существенно окрепнуть. Силовым структурам, в свою очередь, необходимо научиться не только дезинформировать противника, но и адекватно информировать собственное население, работать в условиях открытого демократического общества.
Пока же власть недолюбливает военных журналистов скорее не за недостаток профессионализма и пытливости ума, не за упрощения в ущерб глубокому анализу, а наоборот - за излишний, с точки зрения военного ведомства и спецслужб, профессионализм, за желание вникнуть в суть проблем, не ограничиваясь поверхностными комментариями. Это неудивительно, если учесть, что почти все ведущие российские военные "перья" - сами выходцы из Министерства обороны и глубоко знают то, о чем рассказывают.
Работа над отдельными статьями и книгой в целом была в основном завершена в начале октября, поэтому развернувшаяся после захвата заложников 23 октября 2002 г. в Москве и операции по их освобождению дискуссия об ограничениях работы СМИ в чрезвычайных ситуациях не нашла в сборнике отражения именно в такой постановке. Эта монография все-таки в основном посвящена теме взаимодействия прессы и Министерства обороны (другие силовые ведомства также упоминаются, но преимущественно в связи с оборонной тематикой).
Впрочем, вопросы права журналистов на получение информации от силовых ведомств, цензуры и секретности рассматриваются в сборнике, но в более широком контексте, поскольку становятся в наше время практически основным фактором труда военных журналистов. Однако сама дилемма - эффективность спецслужб за счет ограничения свободы прессы, в частности зажима военной журналистики, - представляется некорректной. Свою непростую и важную для страны задачу спецслужбам, ответственным за сохранность государственных секретов, придется выполнять в условиях существования свободной прессы. А у военных журналистов свой профессиональный долг - информировать общество о наболевших оборонных проблемах, представлять различные точки зрения. Сохраняющаяся же в последние годы напряженность в отношениях между военными журналистами и спецслужбами в конечном счете никому не пойдет на пользу.
УДАВКИ - ЗАКОННЫЕ, ПОДЗАКОННЫЕ, НЕПИСАНЫЕ
То, что временные ограничения на работу журналистов в зоне конфликта или кризисной ситуации возможны, а иногда и нужны, вряд ли у кого вызывает сомнения. Но "временные" и "ограничения", а не полные запреты. При этом очень важно, в какой юридической и процедурной форме эти ограничения существуют. В российских условиях подзаконный акт всегда более жесток и недружественен к журналистам, чем сам закон. Таковы реалии. Чиновники, принимающие подзаконный акт, как правило, безразличны к общественному мнению: они от него мало зависят. Другое дело законодатели, народные избранники - им с прессой обязательно надо иметь дело, для них общественные настроения и отношение к ним лично СМИ вопрос отнюдь не второстепенный.
Казалось бы, выход очевиден - законодатели должны принимать как можно более четкие законы, оставляя минимум возможностей для их интерпретаций в ведомственных подзаконных актах. Но в том-то и дело, что в современных условиях, когда берет верх искаженное понимание консолидации общества как маргинализации любой оппозиции (не только в институциональном смысле слова, но и в идейном), законодатель начинает думать: для продолжения политической карьеры мне гораздо больше нужна поддержка исполнительной власти, и в первую очередь силовиков, а не общественности и избирателей. По большому счету - это не шаг к "управляемой демократии", как считают оптимисты, а прыжок к отказу от публичной политики как таковой.
В результате, о чем свидетельствует опыт прохождения в Федеральном собрании последних поправок к Закону о СМИ, нашим парламентариям выгодно принять аморфные и неконкретные законы. Фактически - отказаться от своей законодательной функции и легально передать свои полномочия тем или иным ведомствам. Тем самым депутаты и сенаторы снимают с себя ответственность перед общественностью за дальнейшие подзаконные акты - не парламент их принимает. А тем, кто их действительно принимает, общественное мнение минимально интересно. Круг, таким образом, замыкается.
Но еще большую тревогу должно вызывать появление не юридически оформленных (хотя бы даже и подзаконных) актов, регламентирующих работу журналистов, а правила неписаные - по сути дела, табу. Причем речь идет не о моральных и нравственных принципах работы, которые решает каждый ответственный журналист (редакция или сообщество) для себя сам, а о своего рода "кондициях", вводимых с расчетом: их примут, поскольку "лучше не связываться".
Российские журналисты и эксперты много подшучивали над американской политкорректностью, которая, изначально являясь производной от абсолютизации прав человека, обросла массой табу и неформальных запретов. Но в России сейчас появляется не менее затабуированная система политкорректности по отношению к власти и силовым ведомствам. Именно она в своем абсолютном развитии не оставит места независимой журналистике и экспертному сообществу.
